«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны
Шрифт:
Именно Х. Боог является автором единственной работы, посвященной Э. Ревентлову. Защищенная как диссертация в 1965 г. в Гейдельберге, она была задумана как «начало большого духовно- и социально-исторического исследования о графе Эрнсте цу Ревентлове» [53] . Боог представил даже план этого «большого исследования», которое, по всей видимости, осталось ненаписанным (по крайней мере, неизданным). Та часть работы, что была напечатана и доступна читателю, содержит краткий очерк рода цу Ревентлова и изложение начальной стадии его жизненного пути, доведенное до «вступления Ревентлова в политическую жизнь» [54] . Основное внимание уделяется духовному развитию Ревентлова, его ранним религиозно-философским взглядам и становлению, как считает Боог, его «культурно-пессимистического антиинтеллектуализма» [55] . Вопросы, собственно представляющие интерес для настоящего исследования, остались за хронологическими и тематическими рамками книги Боога.
53
Ibid. S. 3.
54
Ibid. S. 82.
55
Ibid. S. 163.
Определенное
56
Faber R. Franziska zu Reventlow und die Schwabinger Gegenkultur. K"oln, 1993; Idem. M"annerrunde mit Gr"afin: die «Kosmiker» Derleth, George, Klages, Schuler, Wolfskehl und Franziska zu Reventlow. Frankfurt / M., 1994; Kubitschek B. Franziska Gr"afin zu Reventlow: 1871–1918; ein Frauenleben im Umbruch; Studien zu einer Biographie. Prien, 1994.
Деятельность Пауля Рорбаха почти не привлекла внимания исследователей. Можно назвать лишь три работы, посвященные ему. Брошюра «Памяти Пауля Рорбаха» [57] , изданная вскоре после его смерти, являет собой большее, нежели просто некролог. Напечатанная Немецко-украинским гердеровским обществом на волне первых послевоенных попыток переосмысления истории, она содержит ряд статей, объединенных темой германско-украинских отношений. Русофобские, украинофильские и антиверсальские взгляды авторов, среди которых выделяется Фр. Рорбах, племянник П. Рорбаха, в сочетании с отрицанием итогов Второй мировой войны продолжают многолетнюю традицию самого Рорбаха. Показательно при этом, что П. Рорбах неизменно вызывает у пишущих восхищение верностью своей балтийской родине, христианско-просветительской деятельностью, свободомыслием и свободолюбием. Рорбах изображается как «типично немецкий исследователь и мыслитель» с твердыми демократическими убеждениями, несравненными знаниями и кругозором, его главная заслуга – помощь в борьбе за украинскую идею и украинскую государственность. Тенденциозное изображение «отца украинцев», достойного стоять в ряду с Гердером и Гумбольдтом, исторически неплодотворно.
57
Dem Andenken Paul Rohrbachs. Ein Beitrag zur osteurop"aischen Problematik / Hg. von Deutsch-Ukrainischer Herder-Gesellschaft. M"unchen, 1959.
Две фундаментальные научные работы о Рорбахе вышли в 1972 г. и принадлежат В. Могку и Х. Биберу [58] . Суть книги В. Могка передает ее подзаголовок «Этический империализм вильгельмовской эпохи. Исследование по истории культурного протестантизма». Могк рассматривает и прибалтийские корни Рорбаха, и его географическо-колониальную и публицистическую деятельность, но основное внимание уделяет его религиозным взглядам, созданной им специфической концепции социально-либерального протестантизма. Добротное исследование Могка, к сожалению, немного дает для понимания общественной и политической позиции Рорбаха, хотя автор постоянно подчеркивает воспитательное значение публикаций своего героя для граждан «Великой Германии». Предложенное Могком определение «этический империализм» не получило развития в трудах других авторов.
58
Mogk W. Paul Rohrbach und das «Gr"ossere Deutschland». Ethischer Imperialismus im Wilhelminischen Zeitalter. M"unchen, 1972; Bieber H. Paul Rohrbach – Ein konservativer Publizist und Kritiker der Weimarer Republik. Berlin, 1972. Книга В. Могка полностью перекрывает по своим материалам и выводам раннюю диссертацию В. Майбаума (Maibaum W. Das publizistische Schaffen Paul Rohrbach vor Ausbruch des Ersten Weltkriegs. Diss. phil. Marburg, 1955).
Книга Х. Бибера представляет Рорбаха как консервативного публициста и критика Веймарской республики. Ранний этап его жизни автор фактически не рассматривает, проблему экспансионизма раскрывает бегло, в связи с пребыванием Рорбаха в бывших немецких колониях. Несомненный интерес представляет основной тезис Бибера о склонности Рорбаха к безответственной пропаганде, но иллюстрируется это положение на материале 1920-1930-х годов.
В статье П. Боровски «Пауль Рорбах и Украина» [59] Рорбах представлен как создатель и последовательный выразитель той концепции восточноевропейской политики, которая определяла внешнюю политику Германии по отношению к России начиная с Первой мировой войны и – через Вторую – вплоть до «холодной войны»: «…расчленение России на отдельные государства – из которых важнейшее Украина, которые, как поставщики сырья и рынки промышленного сбыта… должны стать базой для укрепления Германии в качестве мировой державы» [60] . Пронесенная Рорбахом через всю его жизнь позиция украинофила и русофоба [61] в сочетании с «теорией разложения» предстает в интерпретации автора, явно несогласного со своим героем, едва ли не утопичной, а влияние Рорбаха на практическую политику и долговременные теоретические постулаты недооцениваются.
59
Borowsky P. Paul Rohbach und die Ukraine. Ein Beitrag zum Kontinuit"atsproblem // Geiss I., Wendt J. (Hg.). Deutschland in der Weltpolitik des 19. und 20. Jahrhunderts. Festschrift f"ur Fritz Fischer zum 65. Geburtstag. D"usseldorf, 1973. S. 437–462.
60
Ibid. S. 437. Отголоски этих идей явно видны и в сегодняшней политике.
61
См.: Rochrbach P. Warum ich Ukrainophiler wurde // Ukraine in Vergangenheit und Gegenwart. 1. Heft 2 (April – Juni 1952).
Собственно идеологии германского экспансионизма начала XX в. посвящена книга Клауса Майера о Теодоре Шимане, изданная в 1956 г. (единственная монография о Шимане). Охватывая все стороны жизни и творчества историка и публициста, автор делает основной упор на «политико-публицистической» стороне его трудов, исследует «не только их содержание, но и их воздействие как на формирование внутригерманского общественного мнения, так и на ход “большой политики” немецкого имперского правительства» [62] . Для автора Шиман – прежде всего консервативный публицист, чье влияние стало реальным фактом «большой политики». Непосредственно взгляды Шимана, система его воззрений изложены менее глубоко и подробно, чем те «практические советы», что он давал Вильгельму II. Особенно наглядны в этом смысле страницы, посвященные «русификации Прибалтики», проблеме, столь сильно волновавшей Шимана, как, впрочем, и Рорбаха. Автор склонен излишне доверять Шиману, не подвергая его утверждения критической проверке [63] .
62
Meyer K. Theodor Schiemann als politischer Publizist. Frankfurt/M.; Hamburg, 1956. S. 12.
63
Такую проверку с неблагоприятным для Шимана итогом на конкретном примере государственных и национальных отношений в период русской революции 1905–1907 гг. см., например: Крупников П.Я. Полвека истории Латвии глазами немцев (конец XIX века – 1945 год). Рига, 1989. С. 101–120.
Тем не менее книга К. Мейера может быть названа полезной и ценной как по полноте собранного материала, так и по его классификации и оценке. Именно К. Мейер аргументированно показал, что «боевой» и «бескомпромиссный» Шиман не сумел преодолеть своей прибалтийской провинциальности, что его обличения «русской опасности» были преувеличенными и тенденциозными, а видение мира – упрощенно-консервативным, далеким от «великих социальных переворотов эпохи» [64] . Умение упрощать было, по Мейеру, сильнейшей стороной знаменитого публициста-историка, оно и определяло благосклонное восприятие «шиманизма» и экспансионистской пропаганды как Вильгельмом II, так и его верными подданными – прусским юнкерством, офицерским корпусом, чиновничеством. Важно подчеркнуть, что К. Мейер как бы снимает вопрос об ответственности – политической или исторической – публициста и тем самым смягчает впечатление от удручающих итогов германского экспансионизма, в формировании которого деятельно участвовал Теодор Шиман. Причины неудачи экспансионизма автором не рассматриваются.
64
Meyer K. Op. cit. S. 267.
Книга К. Мейера не вызвала исследовательского интереса к проблеме идейной подготовки Первой мировой войны (так, собственно говоря, не формулировал вопрос и сам К. Мейер), она как бы закрыла тему «Шиман-публицист» [65] , а мейеровские суждения об агрессивной сути «шиманизма» кажутся даже излишне суровыми в свете более поздних историографических оценок, что содержатся у Х. Боога или В. Могка. Разумеется, в наиболее общем виде объяснение тому – в пересмотре вопроса о «немецкой вине» и «немецкой ответственности», что постепенно происходит в общественном сознании и историографии ФРГ.
65
Позднее в Германии была лишь защищена диссертация о Шимане-ученом, основоположнике современного изучения России и Восточной Европы: Zeisler K. Theodor Schiemann als Begr"under der deutschen imperialistischen Ostforschung. Diss. phil. Halle, 1963.
Личность Фридриха Наумана, теолога, политика, мыслителя и публициста, неоднократно становилась предметом специальных исследований [66] . Однако важная сторона его деятельности как зачинателя и пропагандиста «мировой роли» Германии, создателя идеи «Срединной Европы» традиционно остается за рамками внимания исследователей. Одна из немногих посвященных этому статей В. Конце издана еще в 1950 г. Подходя очень критически к идеям Наумана и его способности воплощать их в реальность и говоря о его «политической легкомысленности и безответственности в словах, которым не соответствовали дела», В. Конце рисует его как зеркало эпохи Вильгельма II, как типичного «политика чувства».
66
Conze W. Friedrich Naumann. Grundlagen und Ansatz seiner Politik in der national-sozialen Zeit (1895–1903) // Schicksalswege deutscher Vergangenheit. Festschrift f"ur S.A. K"ahler. D"usseldorf, 1950. S. 355–386; Heuss T. Friedrich Naumann und sein Verm"achtnis an unsere Zeit // Nuber A.H. Katalog der Ged"achtnisausstellung in Heilbbronn anl"asslich seines 100. Geburtstages am 25. M"arz 1960. Heilbronn, 1962; G"oggelmann W. Christliche Weltverantwortung zwischen sozialer Frage und Nationalstaat. Zur Entwicklung Friedrich Naumanns 1860–1903. Baden-Baden, 1987.
Принципиальную важность имеет вывод В. Конце о том, что Науман – не оторванный от жизни публицист, несмотря на неудачу своих политических начинаний, а представитель и выразитель определенного общественного настроения, тенденции «политизации немецкого народа», особенно его образованных слоев, при которой национализм сочетался с оптимизмом по отношению к будущему и стремлением к политической и экономической экспансии [67] . Эту мысль развивает и Э. Довифат, отводя публицистике Наумана роль «созидательную и прокладывающую новые пути» германской экспансии. Однако в полемике с В. Конце автор проводит тезис (в согласии с Т. Хойссом) о том, что публицистические успехи Наумана влекли за собой политические [68] . В целом критическое осмысление В. Конце оказалось несвойственно немецкой историографии, следовавшей в основном за умеренно-консервативными оценками Т. Хойсса, книга которого о Наумане доброжелательна, добротна и подробна, но лишена четких оценок [69] .
67
Conze W. Op. cit. S. 363, 386.
68
Dovifat E. Op. cit.
69
Heuss T. Friedrich Naumann. Der Mann, das Werk, die Zeit. Berlin, 1937; 3. Aufl. Stuttgart, 1968.