«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны

Цимбаев Константин

Идеологи экспансионистской политики проповедовали идеалы Великой Германии, решительное, вплоть до военного, противостояние возможным противникам, отвергали бисмарковский тезис об «удовлетворенности» Германии своим положением. Они писали о неустраненных европейских противоречиях и враждебности «держав окружения», о желательности передела колониального мира и сфер влияния, о военных приготовлениях коварных соседей и необходимости «миролюбивой» Германии вооружиться ради собственной безопасности. Борьба за Великую Германию делала их популярными в народе, призывы к войне – часто косвенные, а порой и прямые – в военных и правительственных кругах. Их вклад в создание обстановки конфронтации и нетерпимости в предвоенной Европе, разжигание антагонизма между народами, формирование образа врага (Англии, России, Франции – в Германии; Германии как воплощения агрессивной милитаристской политики – за рубежом) очевиден. Их роль в развязывании войны – хотя и не решающая – несомненна.

Но ограничиваться этим нельзя. Это

было бы явным упрощением, которое, однако, имеет место в историографии [100] . Ибо ведущие идеологи экспансионизма не только умели ладить с политиками, угождать военным и приспосабливать свою пропаганду к уровню понимания бульварной публики – хотя именно эти качества и предопределили их личный успех как публицистов. Крупные ученые и оригинальные политические писатели, они не ограничивались призывами к территориальной или экономической экспансии, и тем более – к военной агрессии. В исторической перспективе наиболее важной частью концепции германского экспансионизма была попытка по-новому осветить и обосновать место Германии и германства в меняющемся мире, поставить перед страной и народом ясную и великую цель, пробудить в немцах дух великого народа. Призывы к «Великой Германии» никак не сводились у них к примитивной идее «бронированного кулака» пангерманистов. Напротив, главные выразители настроений германского экспансионизма активно боролись против пангерманской политической школы с ее проповедью раздела мира путем грубой силы. Пауль Рорбах утверждал: «Мир существует для того, чтобы быть полем экспансии не только кораблей и оружия, но и национальной идеи». При этом он подчеркивал: суть проблемы заключается в том, что «ни один немец» этого не знает [101] .

100

См., например: Vondung K. Das wilhelminische Bildungsb"urgertum: Zur Sozialgeschichte seiner Ideen. G"ottingen, 1976; Schwabe K. Ursprung und Verbreitung des alldeutschen Annexionismus in der deutschen Professoreschaft im Ersten Weltkrieg // Vierteljahrreshefte f"ur Zeitgeschichte. 14 (1966). S. 105–138; Wernecke K. Der Wille zur Weltgeltung. Aussenpolitik und "Offentlichkeit im Kaiserreich am Vorabend des Ersten Weltkrieges. D"usseldorf, 1970; D"ulffer J., Holl K. (Hg.) Bereit zum Krieg. Kriegsmentalit"at im Wilhelminischen Deutschland 1890–1914. G"ottingen, 1986.

101

Rohrbach P. Der deutsche Gedanke. S. 56.

Пропаганда «немецкой идеи» в мире – немецкого образа жизни, высокой немецкой культуры, укрепление немецкой церкви, системы образования, политических институтов – вот истинная конечная цель виднейших экспансионистов. При этом, говоря о путях развития мысли, о «немецкой идее», они имели в виду, по словам Рорбаха, «идеальное нравственное сохранение германства как созидательной силы современной и будущей мировой истории», силы, которая будет существовать «как совладычица мировой культуры» [102] .

102

Ibid. S. 6–7.

В субъективном плане эта – малоинтересная подавляющему большинству читателей и последователей – сторона германского экспансионизма была главной для его идеологов. Высокая вера в будущее оправдывала в их глазах неприглядные стороны экспансионистской пропаганды в настоящем и в определенной мере облегчала идеологам экспансионизма бремя личной ответственности.

Однако разрыв между политической реальностью и идеальным будущим был столь разителен, что это обстоятельство дает основание говорить о глубинной противоречивости и даже утопизме германского экспансионизма как направления общественной мысли. Читатели газет воспринимали экспансионистские идеи в их упрощенно политическом аспекте, мечты о мировой роли немецкой культуры казались им необязательным увлечением ученых авторов. Для самих идеологов экспансионизма в этом коренилась первопричина того, что, умея влиять на настроения немецкого народа, они никогда не умели повести его за собой. Они стояли не только над партиями, но и нередко над реальностью, особенно когда шла речь о внутреннем состоянии Германии. Раздвоенность и тщательно скрываемый утопизм воззрений были как бы родовыми чертами идеологов германского экспансионизма, обрекали их проповедь на конечную неудачу.

Анализ причин успехов и неудач германского экспансионизма, его внутренней противоречивости неизбежно приводит к необходимости изучения жизненного пути и мировоззрения его отдельных идеологов. Проанализированные в контексте эпохи, эти данные позволяют судить как о многообразии оттенков германского экспансионизма, так и о путях эволюции экспансионистских идей после Первой мировой войны.

Выбрать несколько

имен из практически бесконечного списка германских экспансионистов – задача нелегкая. Главная трудность – не в опасении пропустить то или иное известное имя, но в правильных критериях отбора. В рамках нашей темы такими критериями стали общественная известность, политическое влияние, многосторонность интересов и, как следствие, тематическое разнообразие их публицистики, а также, и это, пожалуй, главное – умение видеть, формулировать и отстаивать глубинные цели германского экспансионизма, даже выполняя рутинные обязанности газетного обозревателя. Научный авторитет, организаторские способности, партийные пристрастия, прозорливость и литературный талант представляются характеристиками важными, но не решающими. Именно поэтому на периферии исследования остались такие видные деятели германского экспансионизма, как военный историк и теоретик Ганс Дельбрюк, медиевист Иоганнес Халлер, журналист и издатель Эрнст Йек.

По нашему мнению, с наибольшей ясностью и полнотой история германского экспансионизма может быть прослежена при обращении к именам Теодора Шимана, Адольфа Штёкера, Фридриха Наумана, Эрнста Ревентлова, Пауля Рорбаха и Отто Хётча. Каждый из них внес крупный вклад в развитие идей германского экспансионизма, каждый был заметной фигурой в политических, общественных, научных кругах, в газетно-журнальном мире. В совокупности их публицистическое наследие дает достаточно цельное представление об идеологии германского экспансионизма, а практическая деятельность – о роли и месте экспансионистов в жизни Германии начала XX в. Правда, обращаясь к изучению жизненного пути виднейших выразителей экспансионистских воззрений, полезно помнить, что их деятельность вовсе не сводилась к служению целям германского экспансионизма, а взгляды претерпевали эволюцию, далеко не всегда совпадавшую с эволюцией экспансионистских идей. Последнее особенно заметно на примере тех, кому довелось жить в межвоенный период и после Второй мировой войны.

Речь идет прежде всего о Пауле Рорбахе и Эрнсте Ревентлове, чьи судьбы наиболее тесным образом сплелись с судьбой германского экспансионизма. Ровесники Германской империи, они пережили расцвет и крушение связанных с нею надежд. Надежд, которые они разделяли, а иногда – вызывали к жизни. Рорбах и Ревентлов – из первого поколения тех немцев, для кого Германия – не поэтическое понятие в духе Шиллера и Гёте, а реальность, восприятие которой обострено новизной и восторженностью. В отличие от более старшего поколения, чьи мечты в основном воплотились в церемонию 18 января 1871 г., они не могли не думать о будущем, о дальнейшем развитии Германии. Проблема «величия» Германии, как они ее понимали, – тема настоящего исследования. Для Рорбаха, Ревентлова и их единомышленников, людей очень разных, не схожих ни средой, их воспитавшей, ни социальным опытом, эти размышления стали судьбой.

2

Пауль Карл Альберт Рорбах родился 17 (29) июня 1869 г. в Иргене Курляндской губернии и рос в типичной мелкобуржуазной среде. Его род не был ни знатным, ни древним и не принадлежал к первым немецким колонистам. Его предки впервые упоминаются в 1764 г., когда они вместе с волной переселенцев покинули родной Гессен-Дармштадт. Никому из них не удалось подняться по социальной лестнице. Рорбахи неизменно принадлежали к низам немецкого населения остзейских провинций России, к «среднему сельскому сословию». Правда, Альберт Рорбах, отец Пауля, поступив на гражданскую службу, достиг 14-го класса, получив тем самым наследственное почетное гражданство.

С 1877 г. Рорбах посещал гимназию в Митаве. Через нее прошла едва ли не вся остзейская интеллектуальная элита, в том числе десятью годами раньше – Т. Шиман. Она занимала особое положение в городе и во всей Курляндии, так как там стремились поддерживать традиции классического гимназического образования в духе европейского Просвещения. Позднейшая высокая оценка роли подобного образования для «становления человеческого духа вообще» проистекала у Рорбаха именно из воспоминаний о годах гуманитарного и гуманистического воспитания в Митаве.

Закончив гимназию, Рорбах решил продолжить образование и посвятить себя изучению истории. Поступив в августе 1887 г. в университет Юрьева (Дерпта), Пауль остался ему верен, хотя сначала и планировал со временем перевестись в Москву. После семестра в Юрьеве, бесед с немецкими преподавателями, особенно с медиевистом профессором Ричардом Хаусманом, Рорбах окончательно сделал выбор в пользу немецкой формы обучения и всего немецкого вообще. Эти беседы «сделали много для того, чтобы отчетливо прояснить для меня всю разницу между немецкой и русской наукой, особенно в области истории, и немецкий образ действий достаточно мне нравился, чтобы я надолго захотел остаться в его лоне» [103] . Давалось ему обучение, однако, не очень легко. Тем не менее успехи его были очевидны. Достаточно сказать, что еще в 1970-е годы написанная им в семинаре Хаусмана работа «Ледовое побоище» считалась в Западной Германии одним из важных исторических трудов по этой теме.

103

Rohrbach P. Wie alles anders kam! S. 23.