Великая игра
Шрифт:
— Ты же врешь… — чуть не всхлипнул Эрион.
— Я. Никогда. Не. Вру, — с нехорошей улыбкой повернулся к нему майя. И Эрион вдруг ощутил жуткое раздвоение в себе — какая-то его часть, малая, перепуганная до ужаса, понимала, что Саурон не просто врет, но еще и глумится, но вторая часть его была спокойна и, если можно так сказать уверенно кивала, слушая убеждения майя.
— Но душа-то моя тебе зачем? Зачем она, ты же мог просто моей жаждой знаний связать меня! — Эрион уже почти стих и сопротивлялся только по инерции. Малая, сомневающаяся часть Эриона была загнана в угол. Теперь ее тихо давили. Она еще некоторое время пищала, затем утихла.
— Душой как-то вернее получается, — усмехнулся майя. — А то возомнишь опять, что все знаешь и можешь, опять ошибок понаделаешь, вляпаешься… Все ради твоего же блага. Кончай ныть. Ты имеешь все, что только можешь пожелать — кстати, ты в своих желаниях поизобретательнее своих собратьев, вот что значит ум ученого… Лучше пойди и спокойно подумай, Эрион. Ну, отдам я тебе назад твою душу. Ну, расторгнем мы наш договор. И с чем ты останешься? Со своей свободой? И что? Без дома, без средств — нет, не к существованию, к работе твоей. Сколько тебе придется трудиться, чтобы получить то, что у тебя сейчас уже есть? И где ты найдешь место, где тебя будут так беречь и обихаживать ради твоего ума и таланта? Где ты найдешь жизнь без ограничений? Да и будет ли у тебя эта самая жизнь? Ведь ты никто. Ты мертв. Тебя нет уже много сотен лет, Эрион. Подумай — нужна ли тебе такая свобода и свобода ли это? — Он снова улыбнулся, и Эрион ощутил, что майя прав, что все хорошо, что все так как надо… — Я помогаю человеку подняться из дерьма, в которое его сунул с головой Мелькор. И если человек этого не понимает, будем тащить его за шкирку. Иди, трудись, Эрион, верши то, к чему тебя влечет. И успокаивай себя тем, что все будет к вящей славе Единого, Он Сам так сказал. А я, между прочим, при этом присутствовал. Ступай, я и так много времени тебе уделил, у меня есть задачи поважнее.
Эрион спускался вниз, к мостику в собственную башню-лабораторию. Постепенно новонайденная и новоосознанная его душа успокаивалась. Ведь Саурон говорил все правильно. А если так, то чего бояться? Во-первых, к вящей славе Единого, во-вторых, если что, майя виноват, он же его обманул, да и милостив Единый. К тому же разве он и правда не помогает человечеству выбраться из Морготовой власти? Вот настанет Дагор Дагорат, а человечество все будет уже спасено — им, Эрионом.
Он радостно усмехнулся, гордо поднял голову и зашагал к себе. Вот забавно будет обвести-таки майя вокруг пальца и остаться при этом бессмертным и всесильным. И душу сохранить! Возможно все, надо только обдумать подходы, детали…
«Думай, думай. Лучше об этом думай, но не смей сомневаться. Видимо, успокоение души проходит не так быстро и гладко, как мне думалось, и до полного спокойствия должно пройти больше времени. Хорошо только, что кольцо крепко его держит. С кольцом убеждать их куда легче, почти в чем угодно… Все же хорошо бы окончательно понять, остается ли у них там, внутри, хоть один уголок, которого я не могу достигнуть? Целиком ли они мои?.. Вот пусть Эрион этим вопросом и займется».
Продолжение записок Секретаря
«Господин Бессмертный Эрион начинал как лекарь. Пожалуй, сейчас он знает об устройстве живых существ больше, чем кто иной. Потому господин Седьмой Бессмертный Хонахт часто пользуется его знаниями, когда выводит очередное свое чудовище.
Знания об устройстве человека, и не только человека, весьма помогают при допросах, как и те механизмы кои он для этой цели изобретает. Господин Восьмой Бессмертный за это презирает его, но он у нас вообще чистеньким себя считает. Брезглив весьма. Вообще-то, и я тоже, наверное, чистоплюй. Не люблю я некоторые… механизмы работы господина Эриона. Впрочем, его военные машины и изобретения выше всяких похвал. Скоро опробуем… Ну, стало быть…
История шестая
Об этом Бессмертном я знаю очень мало. Он почти никогда не появляется на людях, почти никогда не выходит из своих покоев. Его лица я тоже не вижу совсем, и мне кажется, что он слишком далеко зашел за грань мира живых и мира Призраков.
Он еще ни разу не ошибался. Стало быть, раз наше начальство так уверенно говорит о победе, то он — видел, и мы действительно победим.
То, чего не было в записках Секретаря
Игра шестая. ИГРА ПРОРОКА
Вечером сняли со станка шелковый церемониальный кайн 11 , который девять девушек ткали девять месяцев — ровно столько, сколько проводит в утробе матери младенец. Потому что завтра юный господин будет дважды рожденным, как полагается каждому благородному, и первый и единственный раз в жизни обернет бедра кайном.
Кайн сняли со станка вечером когда уже зашло солнце, и госпожа Дайя-нэ-Мори не могла как следует рассмотреть вытканные письмена и узоры. Но так было положено, потому госпожа не спала всю ночь и на рассвете покинула супружеское ложе, чтобы как подобает посмотреть на кайн. Она не видела его ни разу, хотя представляла до мелочей. Его и не полагалось видеть — ведь мать не видит ребенка, пока он не родится, хотя уже сердцем знает его и говорит с ним.
11
Кайн — мужская одежда в виде длинного куска ткани, которую носят на бедрах
Кайн был черным. Серебряный узор, похожий на вязь непонятного письма, шел по краю. Госпожа Дайя-нэ-Мори знала, что когда-то и правда этот узор что-то значил. Кто-то, наверное, мог бы его прочесть, но сейчас уже не было тех, кто помнил эти письмена. Этот узор каждая госпожа дома Мори заучивала наизусть и рисовала, шепча также заученные наизусть слова, похожие на заклинания. Ведь заклинания, как говорят, всегда странно звучат и не имеют смысла, но тем не менее действуют. Так и эти странные узоры-письмена и эти непонятные обрядовые слова-заклинания тоже действовали, вызывая странные сны. Даже у нее, всего лишь дальней родни по крови дому Мори, всего лишь приведенной в дом жены — пусть и единственной, ибо таков закон рода Мори. А что же они должны пробуждать в тех, в ком кровь дома Мори течет сильной струей?
Что они скажут ее сыну, эти письмена? Что он увидит во сне в ночь совершеннолетия? В ночь второго рождения?
Серебряная вязь шла по краю черного длинного шелкового прямоугольника, а в середине были умело вытканы из поколения в поколение передававшиеся символы, смысл которых тоже был уже утрачен. Один был ей знаком — этот знак был на талисмане, что носил ее супруг, Тарни-ан-Мори. И он будет передан сыну в день совершеннолетия, в день второго рождения.
В семье говорили, что талисман способен пробудить в хозяине странные силы — но не в каждом, увы. Однако в течение долгих веков в каждом девятом поколении рождался человек, способный вызывать отклик у талисмана. Семейные предания говорили об открывающихся у такого человека неожиданных способностях, каждый раз разных, иногда более сильных, иногда почти незаметных. А еще говорилось о том, что утрачен тайный смысл письмен — хотя это и так было понятно, без всяких древних преданий, и это было печально, но, увы, непоправимо. И утрачен тайный смысл знака, и никто уже не знает, как правильно воспользоваться им, и никто не знает смысла слов, произносящихся вдень второго рождения и испытания талисманом.
Госпожа Дайя-нэ-Мори считала, что это все пора забыть. Все равно никто уже не сможет раскрыть смысл былого, да и зачем? Не умея управлять конем, не садись в колесницу. Так говорят. А эту колесницу тянет, пожалуй, сам Туманный Дракон, которого никто никогда не видел, но всякий боится.
Но такова традиция. Таков обычай дома Мори.
Госпожа Дайя-нэ-Мори провела рукой по гладкой поверхности ткани. Девять знаков. И еще девятилучевая звезда над ними вверху. И талисман семьи Мори — тоже девятилучевая звезда, тяжелая, черного металла, с серебряным непонятным значком посередине. Госпожа вздохнула. Зачем мальчику драконья колесница, когда он сам с собой не в силах справиться? Девятый раз девятое поколение. Мудрый Хаэ-сат, который гадает по числам, говорит, что это великое сочетание. Великая судьба.