Великая игра
Шрифт:
Губы Повелителя на миг дрогнули, и лицо на какое-то мгновение стало чужим и неприятным.
— Я многое могу, но мне предстоит великий труд, — тихо и печально проговорил он. — И порой приходится слишком много времени и сил посвящать одному делу, тогда я теряю власть над другим. Ты поможешь мне.
Моро кивнул.
— Я не могу вернуть тебе утраченного бессмертия своим словом. — Он смотрел в глаза Ономори. — Но вот это кольцо, — он раскрыл ладонь, которая только что была пуста. — Даст тебе бессмертие. Это тяжкий груз, Ономори, но я прошу твоей помощи. Прошу жертвы от тебя.
Моро изумленно смотрел на него. Как же милостив этот Повелитель, если просит того, кому имеет право приказывать! И как же он, Ономори, ему нужен!
Он протянул руку и взял кольцо.
— Я — твой, — со слезами умиления и счастья на глазах сказал он.
Когда молчаливый страж проводил Моро из комнаты, майя положил подбородок на переплетенные пальцы и довольно вздохнул. Все прошло, как он и рассчитывал. Люди понятны и прозрачны. Все действительно предопределено, что ли? Он усмехнулся. Потом помрачнел. Если бы так, если бы так! Тогда он точно знал бы все, что должно случиться, и действовал бы без опаски. Майя встал, сцепил руки за спиной. Хмуро посмотрел в окно, где над горами в разрывах чающего тумана проглядывало синее небо.
— Ты — знаешь, — сказал он. — Я — рассчитываю. Предугадываю. Теперь этот человечек тоже позволит мне знать. Пределов уже не будет! Не будет!! И я все же разгадаю Тебя! И я не буду ползать перед Тобой, мне не нужно будет Твое прошение! Я уйду из Твоей воли, уйду! Понял? Не стану я принимать Твою руку. Я сам буду знать, как надо. Я сам… Я смогу. И тогда, — он стиснул зубы, опустив глаза, — тогда я останусь быть, когда все перестанет быть. Ведь так? Так, говорю Тебе? — Голос его вдруг жалко сорвался.
Ответа не было.
Если бы он не был майя, то вряд ли услышал бы приближение Моро. Вернее, он и сейчас его не услышал, а почувствовал, как чувствовал любое движение в Призрачном мире. Моро же теперь принадлежал больше Призрачному миру, чем миру живых, хотя, в отличие от других Бессмертных, ни разу еще не умирал и не возвращался.
Он и прежде редко покидал свою башню. Он и так с самого начала был несколько в стороне от остальных Бессмертных, ибо его меньше всех интересовали мирские дела. Пожалуй, только Ульбар более-менее понимал его, потому как оба блуждали не в мире живых. Только это их и роднило, но не сближало. Можно было бы счесть это надменностью, хотя на самом деле Моро действительно нечего было искать в общении с остальными. У него было общее дело только с Повелителем. А Повелитель хотел знать будущее. И Моро смотрел, потому что это стало для него смыслом существования. Он не задумывался о том, зачем ему это надо и надо ли вообще, он просто уже не мог без этого, как курильщик — без своего черного дыма. Повелитель говорил — он смотрел. А лучше всего это получалось на грани смерти. И Моро с болезненной радостью каждый раз погружался все глубже и глубже в вязкое море древней, Предначальной тьмы. Теперь этот переход уже не нужно было делать. Он постоянно находился на границе.
Давно уже он появлялся только в плаще с глубоко надвинутым на голову капюшоном. Холод и безмолвие, исходящие от него, заставляли в страхе сторониться привычных ко многому здешних обитателей. А ему было все равно. Он отстраненно плыл мимо бытия, не вникая ни во что, несомый каким-то собственным временем. А тот, кто мог преодолеть страх и какое-то непонятное отвращение, как перед начинающим разлагаться трупом, видел в тени капюшона почти прозрачное бледное пятно, похожее на сгусток тающего тумана, и лишь боковым зрением на миг мог уловить красивые бесстрастные черты, похожие на полусъеденную сыростью фреску подземного храма. Фреску, в глаза которой кто-то вставил два светящихся злых рубина.
— Входи, — не оборачиваясь, сказал майя. Он ждал Моро. Ждал с затаенным страхом в душе. Он попал в какую-то неприятную зависимость от своего инструмента. Но утешало то, что инструмент им самим и создан для достижения его великой цели. Инструмент не ощущает чувств своего Повелителя. Он не думает. Он выполняет. Очень удачный инструмент. В отличие от других, вокруг него ходить не пришлось. И еще — он сам ни разу еще не ошибся в своих расчетах, а этот инструмент лишь подтверждает своим провидением его правоту. Он, майя Ортхэннэр, Саурон, — прав. Он прав! Он не может ошибаться.
И все же лучше знать наверняка. Так легче работать.
— И каков ответ? — спросил он, не поворачиваясь, чтобы скрыть улыбку предвкушения торжества.
Моро молчал.
— Ну? — Майя повернулся к нему.
Моро стоял, опустив голову.
— Мне тяжело это говорить…
Это было что-то новое.
— Говори.
Моро несколько мгновений сопротивлялся, но взгляд майя оказался сильнее остатков давно разрушенной воли.
— Ты должен пойти к ним в плен, Повелитель, — почти прошептал он и так бесплотным голосом. — Тогда Нуменор падет.
Майя лишь улыбнулся. Внутри все ликовало — расчет подтвердился полностью.
— Ты погибнешь.
— Как погибну, так и вернусь, — дернул плечом майя. — Уж тебе ли не знать.
Моро молчал — этого он не видел. Приказа смотреть не было. Но раз Повелитель говорит так, то так и есть. Он низко поклонился и молча ушел, успокоенный.
Продолжение записок Секретаря
Как же хорошо, что я только человек. Я не Бессмертный — то есть не Неживой. И никто мысли такой мелкой сошки, как я, читать не будет. Так что могу думать, что хочу, — по крайней мере, пока рядом никого нету. Хорошо, что Бессмертные существуют сразу в двух мирах, а не только в Незримом — так их хоть видно, потому как чутье у меня уже притупилось — тут такое творится, что чуять начинаешь все и всеми местами. То есть толком ничего понять невозможно.
Хорошо, что у бесплотных голосов не бывает. Не то, думаю, ор Самого был бы таким, что Барад-Дур развалился бы. Впрочем, легче от этого не становится — чувствуется ор незримый. Страшный гнев дрожит в воздухе. От него раскалывается голова и кровь идет носом, а орки просто безумеют и готовы броситься на кого угодно. Мы еле сдерживаем их. Они и так друг друга не особо ценят, а вчера я видел, как они разорвали на части одного из своих и сожрали сырьем. Если их вскоре на кого-нибудь не выпустить, нам придется их попросту перерезать, иначе они сами на нас набросятся…
И гнев в воздухе, звенит, зудит в ушах, спать невозможно. Хочется кого-нибудь убить…
Еще бы не гневаться, я бы тоже озверел, если бы это было мое Кольцо…
Они упустили его. И больше всего досталось Провидцу. Яне знаю, что там было, — я всего лишь секретарь Первого Бессмертного, а ему сейчас не до меня, да еще и ему самому влетело. Но слухи-то ходят. Провидец так и не смог увидеть Кольцо. Почему — никто не знает. Искали все Девятеро, напрямую, без всяких там видений. И — провал.