Великая игра

Некрасова Наталья

Мальчик деловито кивнул.

Растолкать спящего, как ни странно, оказалось совсем не трудно. Он спал чутко. Хотя в комнатушке было темно, но мальчик, едва войдя, почувствовал, что человек на койке не спит. То есть не то чтобы он не спал еще до его прихода — он проснулся сейчас и лежит с открытыми глазами. А может, уже сидит и смотрит на темный силуэт вошедшего. Все бесшумно — и мальчик вошел тихо, и спящий так же тихо проснулся и ждет настороженно. Мальчик очень остро почувствовал это — может, по переменившемуся дыханию человека или ощутил взгляд из темноты.

— Господин? — полушепотом, внезапно осипшим голосом произнес мальчик.

— Да? —

из темноты.

— Для вас… велено передать лично в руки.

— От кого?

— Было сказано, что вы знаете.

— А… Подойди.

Мальчик пошел на голос. Почему никому в голову не пришла мысль зажечь свечу?.. Впрочем, об этом мальчик подумал только потом.

Он осторожно ступал, вытянув сверток вперед в обеих руках. Эта комнатушка казалась сейчас огромной, время растянулось до бесконечности. Затем ощутил уверенное пожатие мужской руки — жесткой и горячей. Быстро выпустил сверток и отступил назад.

— Спасибо. Ответ нужен?

— Нет.

— Тогда иди.

— А деньги?

Недолгий шорох. Затем его руку снопа сжали, и ладонь лег холодный кружок монеты.

— Теперь иди.

Свеча упорно не хотела зажигаться. Человек досадливо ругнулся себе под нос. Наконец упрямая свеча сдалась, и маленький язычок заплясал на кончике фитилька, постепенно вытягиваясь и становясь ярче. Так же постепенно расширялся круг света, выхватывая из темноты очертания убогой комнатенки, закрытого ставнями на ночь окна, узкой койки, стола и стула, на котором аккуратно была сложена одежда, поверх всего — черная общеармейская котта из плотной ткани с белым кантом младшего офицера. Очертания предметов зыбко дрожали, словно сон еще не выветрился из головы окончательно, тени извивались по деревянным стенам. Его тень тоже колдовала на стене, то становясь на мгновение четкой, то снова превращая его в полудемона. На краю сознания всплыло — «в человеке на равных живут и свет, и тьма». Тень — великий предатель… Усмехнулся. Глянул на разбегавшихся тараканов. Хорошо, что не клопы, хотя тоже вражьи твари, раз от света бегают. Говорят, за морем такая пакость водится чуть не на всех постоялых дворах. И величиной куда больше, чем эти. На Острове клопы, как ни странно, дохнут. А вот тараканы как-то приспособились…

Сверток на столе. Как же хочется скорее развернуть — и страшно. Помотал головой, решительно взял сверток и размотал тонкое полотно… Почти ничего — и так много. Веточка ойолайрэ и короткая записка: «Строй дом».

Человек сел на койку и тихо, счастливо рассмеялся.

Из «Истории царствования государя Тар-Анкалимона»

«Государь был весьма озабочен таким положением дел, ибо слишком многие могли согласно традиции считаться членами королевского рода. А королевский род священен. Мы, нуменорцы, всегда весьма внимательны к истории своего рода и родства. Но слишком многие считались королевскими родичами, и государь хотя по закону и не был обязан защитить их и отвечать за их деяния, но так полагалось по древней традиции. И деяния многих бросали тень на священный род Элроса.

Более всего печалил государя в то время высокородный Халантур, его брат в четвертом колене. Был бы то человек просто никчемный, это не так печалило бы государя. Но был то человек дурной, и трудно было сыскать иных таких. Много раз государь, как глава рода своего, отечески делал внушение высокородному Халантуру. И тот раскаивался, и рыдал и бил себя в грудь,

и первое время вел себя достойно, но потом все начиналось сызнова. Хуже того — глядя на оного, многие другие королевские родичи начинали ему подражать, что весьма государя печалило. Потому государь отослал господина Халантура в Умбар, где поставлен он был наместником, ибо иная должность невместна была бы столь близкому государеву родичу. Государь надеялся, что, будучи поставленным на столь важный пост, тот переменит свои привычки…»

Из «Тайной истории государей»

«Ибо в ту пору родичей короля развелось как мух в навозе, и все вплоть до четвертого колена родства носили титул принцев. Да, в начальные века Нуменора прозвание „королевский родич“, а уж тем паче „принц“ было предметом гордости, знаком чести и честности, но ныне все переменилось к худшему. Огромная армия многоюродных дядюшек, тетушек, племянников (к которым, сознаюсь, принадлежал и я) была сущим государством в государстве, со своими законами и привилегиями.

Таковых принцев было на Острове несколько сотен человек, и подвластны оные были только личному государеву суду. И каждый проступок злосчастный государь был вынужден разбирать, и каждого провинившегося неслась защищать толпа тетушек, многоюродных сестриц и прочих дам по причине женской своей жалостливости и дурости.

И, главное, таковые преступники не подлежали наказанию смертью. На Острове наказание смертью вообще было всегда делом редким и чрезвычайным. У наших предков худшей карой считалось изгнание, а изгонять с Острова есть куда…

Однако одно дело изгой простого происхождения, другое — королевского рода. Тому, кто стоит высоко, и отвечать следует строже… К тому же пройдет не так много времени, и везде будет закон Нуменора — и куда же тогда ссылать?

Времена меняются, и каждое последующее поколение дурнее прежнего. Что годилось прежде, не годится сейчас. Нынче нельзя быть снисходительным, чтобы зараза, оставшаяся с древних времен, не поразила и Остров…

Имя короля должно быть незапятнано. И потому государь искал лишь случай, который позволил бы ему переменить такое положение.

На месте государя я бы числил среди своих родичей только тех, у кого есть дар крови — то, что мы зовем королевским Даром. А таких очень немного, и это прежде всего князья Андунийские.

Но государь колебался. Он не любил резких перемен и суровых решений, он старался решать все тихо и незаметно. Так при отце его было в случае с принцем Эльдарионом, который, по счастью, сам погиб. Так что нужен был поистине вопиющий проступок, чтобы заставить государя действовать решительно…»

Из ответов Бреголаса

«Нас далеко разбросало по свету. Я оказался в Четвертом легионе „Дагнир“, мы держали Харондор, строили, по обыкновению, укрепления вдоль границы, дабы харадрим знали, что мы стали здесь твердой ногой и останемся здесь навсегда. Тут прежде были морэдайн, теперь тут будем мы. Мы строили крепости на месте их крепостей, порой даже не очень перестраивая их. Все же они от нашего корня, хотя и порченые. Жаль.

А он еще прежде меня уехал в Умбар. На него имели виды люди из Корпуса Стражи, но вроде бы он предпочел службу таможенника. Впрочем, Стражи не распространяются о своих делах, да и Орхальдор был не болтлив. Однако я не сомневаюсь — на любом месте он был бы лучшим и самым верным слугой отечества…