Великая игра
Шрифт:
Я ждал продолжения, но он не стал развивать эту тему.
— Словом, я стал странником. Мне было что искать, мне было куда идти и что дать Тано. Я рассчитал верно. — Он вдруг снова заулыбался. — Вы правы. И задницу мне надрали, и оркам чуть не скормили, но до Мордора я добрел. Большой мир быстро учит, а у меня была цель, до которой я намеревался дожить. И, как видите, дожил.
— А… что вы предложили Самому? — обмирая от собственной наглости, пробормотал я.
— Что? — Он рассеянно дернул плечом. — А, одну красивую вещь. Браслет. Браслет, выточенный, похоже, из цельного кристалла мориона. Внутри пульсирует красная точка. Вроде моего глаза, — усмехнулся он. — Над алым пятном светится в воздухе руна Эрат, руна Пламени, знак Движения и Творения.
Он снова стал обаятелен и плотоядно мягок. Откуда-то извлек бокалы черного хрусталя. Похоже было, что их не резали, а тянули из расплава, и они застывали на воздухе странными, текучими изгибами. Я уже знал, что это еще один его излюбленный фокус — извлечение из ниоткуда бокалов и вина, причем вино всегда было отменным.
— Что ты знаешь о нас, Бессмертных? Это все всего лишь то, что знаешь ты, то, как понимаешь ты. Так что пиши. В этом нет вреда, потому что нет правды, как нет и лжи.
А разливаемое по бокалом вино призывно журчало, бормотало, уговаривало. Такое коварное, такое ласковое. И я спросил:
— Пусть то, что написано мной, — не правда. Не вся правда.
— Точнее, не ложь, — как сытая ласка улыбнулся он. — Так что ты хотел сказать?
— Я хотел спросить, зачем вы Самому? Я понимаю пользу остальных. Вашей — не вижу.
— Понимаешь? — насмешливо поднял он брови. — Тогда ты чрезвычайно умен, — медово протянул он, и мне стало страшно. — Нет. Ты только думаешь, что понимаешь. Но тебе и не надо. Тем более знать, зачем я ему понадобился. Главное, что я нужен ему, и этого достаточно.
— Но чем?
Он с нехорошей усмешкой обернулся ко мне.
— Уж не ради, как вы, нуменорцы, говорите, харадского греха. Я довольно тебе сказал. Хочешь — думай, ищи, вычисляй. Я с удовольствием почитаю. И откомментирую. По пунктам.
Больше я ничего не знаю о нем. Он еще часто приходил ко мне, пока позволяла война. Кое-что рассказывал про других своих собратьев — порой с издевкой, порой чуть ли не с сочувствием.
…Прямо-таки роман в переписке. Мой господин затребовал из архивов разведки материалы по последнему гондорско-умбарскому конфликту. Господин Орхальдор, который к господину Аргору относится с подчеркнутым отчуждением, причем взаимным, документы выдал после долгой и нудной канцелярской волокиты. Наконец пухлый том лежал у меня на столе. Естественно, я не мог не заглянуть туда. Донесения нашей разведки с севера. Гондорских донесений почти не было — наместник Денетор противник опасный. Забавнее всего оказалось то, что и мы, и он копали в одном направлении. Все это я окрестил бы делом Торонгиля.
Любопытнее всего были последние, совсем свеженькие документы, с извращенной любезностью присланные лично господином Орхальдором. После прочтения оных мой господин долго буйствовал, по причине чего я предпочел на глаза ему не попадаться. Господину Сайте это стоило некоторого количества орков. Согласитесь, я такого не пережил бы. Мне влетело, да, куда ж денешься, зато жив остался. И, главное, имел удовольствие прочесть собственноручную резолюцию господина моего Аргора на последнем отчете, написанном рукой господина Орхальдора: «Просрали, козлы».
Всегдашний обмен любезностями.
Как бы то ни было, через некоторое время мой господин успокоился. И напугал меня. Он стал каким-то другим. Спокойным и торжественно-замкнутым. Отстраненным, словно готовился к чему-то великому. Окончательному.
— Скоро все будет кончено, — сказал он мне однажды. — Он последний. И я тоже. Останется один. Истинный король. — Он улыбнулся. Холодно и надменно. — Останется только один. И понятно, кто.
То, чего не было в записках Секретаря
…Майя положил на стол браслет. Пристально посмотрел на стоявшего перед ним оборванца. Жестом отпустил молчаливых гвардейцев — здешних нуменорцев. Те повиновались.
— Ты хотел меня видеть — ты меня видишь.
Оборванец глубоко вздохнул, чуть прикрыв глаза, и слабо улыбнулся.
— Значит, эта вещь тебе известна и что-то для тебя да значит, — почти прошептал он.
— Откуда она у тебя и что тебе от меня надо? Оборванец медленно кивнул — или поклонился — и сказал:
— Мне надо было увидеть тебя — я тебя увидел. Мне надо было увидеть, что ты именно тот, кому я хотел бы оказаться полезным, — я это тоже увидел. Я хочу остаться при тебе.
— И чем же ты хочешь мне быть полезным?
Оборванец сел, поблагодарив, словно бы ему предложили сесть. Майя внутренне усмехнулся — его забавлял этот человек.
— Тано, ты не будешь против, если я начну с самого начала?
Майя весело рассмеялся.
— Ну, говори. — Он подпер щеку рукой, изящно облокотившись на подлокотник высокого резного кресла черного дерева, доставленного в качестве очередного дара — или дани — из Ханатты. Надо же иногда и поразвлечь себя. Любопытный мальчик. Никакого страха, никакого восторга — он спокоен и напорист. Кто знает, может, и пригодится.
Юный бродяга коротко кивнул. Вздохнул, собираясь с духом, потом вдруг рассмеялся, замотав головой.
— Даже не знаю, с чего начать. Столько раз проговаривал — и вот растерялся. — Он снова помотал головой, затем поднял взгляд прозрачно-светлых глаз, и взгляд этот оказался неожиданно холодным и жестким. Любопытно. — Для начала, я тебе полезен хотя бы тем, что принес тебе это, — он показал подбородком на браслет. — Я знал, кого я ищу и почему. Тано Мелькор ушел из мира, ты остался. Я не знал, каким ты будешь. Предания — это одно, жизнь — другое. Я всего ничего живу на свете, я не могу знать, как все было на самом деле и что я встречу. Но больше было некуда. Не к кому. Я сразу понял это, когда вышел за пределы нашего Леса. — Он задумался на мгновение. — Наша земля не жила бы, если бы ее не поддерживало некое заклинание. Некая сила. Я только под ее защитой и жил. А когда вышел из ее круга — сразу ощутил, что мне худо в этом мире. Когда я добрел до здешних мест, я почувствовал себя снова как дома. Здесь та же сила…