Великая игра
Шрифт:
Я вышел летом, естественно, когда через наши ледяные пустоши пройти можно. Болота, мухи, все ровное, как тарелка. Пока добрел до холмов, чуть не сдох. «Упорный мальчик», — внутренне улыбнулся майя. — Я, — хмыкнул он, скривившись, — по Закону нашей земли не мог носить оружия. Я даже не умел им пользоваться. У меня был только охотничий нож. Я избегал людей, вообще всех избегал. Я мог умереть с голоду, утонуть в болоте, меня сотни раз могли сожрать звери, зарезать орки или разбойники. Когда я добрался до колоний, я был просто счастлив. Там куда как безопаснее, хотя такие, как я — никто и звать никак, да еще непонятно, откуда
— Почему ты принес мне эту вещь? Откуда ты знал?
Юноша пожал плечами.
— У нас мало кто не знает про хранителей Девяти Рун и эти Знаки. Другое дело, что никто не ведает, что с ними делать. Если они были так важны для Тано, то они наверняка важны и для тебя. Наверняка ты знаешь, в чем их настоящий смысл и ценность. Наурэ говорил, что ощущает не только присутствие остальных хранителей, а нечто необычное, словно сами Знаки пытаются пробудиться. Он был очень обеспокоен. Не понимал, что творится.
— И как к тебе попал браслет?
Юноша посмотрел прямо в глаза майя.
— Случилось так, что Наурэ умер. Я оказался рядом, когда он умирал. Я взял браслет и ушел из своей земли.
— Это все прекрасно, ты будешь вознагражден, но ты ведь хочешь за свой дар чего-то определенного.
Юноша медленно кивнул.
— Я очень хочу быть при тебе. Всегда рядом.
Майя усмехнулся.
— В каком качестве? Секретаря? Личного слуги? Шута? Или кого еще? Я не человек, мне этого не нужно.
— Ты не человек, — дерзко усмехнулся мальчишка, — но ведь подумал сейчас, как человек. Видишь, я смогу предугадывать твои желания. Я смогу пригодиться тебе.
Майя почувствовал одновременно раздражение и странное удовольствие и не мог сразу решить, к чему склониться. А юноша тем временем продолжал:
— Ты хочешь победить, и это принесет тебе удовольствие — человек тоже любит побеждать. Думаешь, я не понимаю, что такое человек? В каждом нашем благом порыве живет его же противоположность. Мы спасаем другого вроде бы из жалости к нему, а на самом деле просто не хотим, чтобы нам было неприятно оттого, что мы его не спасли. Человек, даже если думает, что делает все для других, на самом деле делает все для себя. И только так. И разве ты не так же думаешь? — Юноша потянулся через стол к руке майя, игравшей браслетом. — Ты же был с Тано, творцом людей. Разве не он постарался, чтобы мы стали такими, как есть, не стал нашим, так сказать, создателем? А творец в тварях своих выражает себя. Так что никто лучше меня тебя не поймет. Ты стремишься облагодетельствовать человечество — для себя. Но ведь можно сказать, что ты трудишься для себя, чтобы облагодетельствовать человечество, разве не так?
Майя молчал, впервые чувствуя себя не в своей тарелке — словно попал под какое-то могучее заклятие. Ему было сейчас… жаль себя.
— Я не полководец — на то у тебя есть Аргор. Я не могу отдать тебе под власть великий народ — на то у тебя есть Денна.
«Откуда он успел узнать имена? Или вправду умеет исподволь заставлять людей говорить?»
— Есть такая сказка — у одного короля на голове росли ослиные уши. И каждый раз, призывая
Майя ответил не сразу.
— Ступай, — негромким, сдавленным голосом сказал он. — Тебя накормят, вымоют, приведут в порядок. Жди, когда позову. Ты меня развлек.
— Вот ты пришел ко мне. Далеко шел, как я понимаю. А вдруг я оказался бы другим? И вдруг я поставил не на ту сторону?
— Но я ведь уже увидел.
— И что же? Ну, давай, возноси хвалу, ври, пытайся у меня что-то выгадать.
— Разве тебе это нужно? Таких у тебя много. Я боялся, когда шел сюда. Теперь я увидел, что могу тебе быть полезным и что могу служить тебе на пользу себе, и потому не боюсь.
— И какая же тебе польза?
Юноша покачал головой.
— Можно сказать очевидное — быть при великом вожде всегда выгодно. Но это не совсем то. Я не могу сказать словами, не получается или сам пока вижу не до конца, но это ощущение того, что я там, где мне надо быть, и могу делать то, что мне надо делать.
— Даже сам до конца не знаешь, — холодно усмехнулся майя.
— Но ведь ты до сих пор не приказал убить меня или отправить в каменоломни или куда там еще. Ты тоже что-то видишь во мне, нужное тебе, тебе лично.
Майя встал.
— А ты понимаешь, что я могу делать не то? Что я могу быть не прав?
Юноша пожал плечами.
— Что с того? Даже если так, то мне все равно нет иного пути — я из земли, созданной Тано, я и так ему принадлежу с рождения. Идти мне больше некуда, кроме как туда, где живет его сила. Если я дам клятву, то я сдержу ее, хотя бы потому, что клятвы надо держать.
Майя походил по комнате, порой с усмешкой поглядывая на юношу, спрятавшего руки между колен.
— Знаешь ли, ты забавляешь меня тем, что уж как-то слишком хорошо все понимаешь.
— Ты же знаешь, откуда я и где мое начало.
— Знаю. А ты знаешь, что всякий владыка не очень любит, когда кто-то читает его мысли? И что таких умных убивают, чтобы не слишком завладели владыкой?
— Или берегут, потому что владыке нужно дупло, чтобы туда выкричаться?
Майя криво усмехнулся, отвернулся от юноши.
— Ступай. Будешь пока работать в моей личной канцелярии.
…По коридору за спиной затопали торопливые шаги.
— Господин секретарь? Повелитель зовет, — задыхаясь, проговорил гвардеец.
Элвир повернулся так, чтобы не было видно длинного красного рубца на скуле и заплывающий глаз.
«Да если и увидит — что с того? Тано имеет право. Имеет право выкричаться, имеет право дать по морде. Для этого я здесь. А ведь мог бы, — с какой-то злой насмешкой подумал Элвир, — выместить гнев и на ком-то из них. Так что я, можно сказать, защищаю и их, и его. Надо же, я, оказывается, основа всего их Дела. И никто не знает об этой тайной власти…»
Элвир молча пошел за гвардейцем. Он так и думал — надо было переждать, и майя сам его позовет.