Великая игра
Шрифт:
Морэдайн получили в вечное владение земли, а именно княжество Уммар-ан-атта. Ныне там посажен князем некто Дулгухау, который вскоре станет мужем принцессы Аннахайри. Это плата за помощь в подавлении мятежей на юге. Денна много способствует этому браку.
Теперь Уммар будет самостоятельным княжеством, в вечном союзе с Харадом.
Способности принца невероятны. Он обладает странным даром заставлять себя слушать как отдельных людей, так и толпу. Очень мало кто способен противостоять его обаянию. Однако замечено, что на морэдайн по действует значительно слабее. Дулгухау, который весьма сблизился с принцем, похоже, неподвластен его дару.
Известно, что принц умеет излечивать болезни различного свойства. Люди не могут ему лгать. Он обладает огромным даром убеждения. Даже не столько его способности, сколько страх перед ним заставляет всех беспрекословно подчиняться слову короля…»
А еще говорят, что принц убивает взглядом, поджигает взглядом, вызывает духов мертвых… Много что говорят. Элентур посмотрел на Ингельда. Тот был подавлен.
— Повторяется история с Эльдарионом, дружище. Те же признаки.
— Да. И опять же — взял лучшего. Сам знаешь их обычаи — вырезать всех под корень, если что, а этот для варвара на редкость милосерден. Он больше похож на дядю, чем на отца. Человек ли он еще или уже нет?
— Хочешь проверить? Как тогда?
— Нет. Думаю, это сделают без нас его ревнивые старшие братцы. Нам стоит лишь подтолкнуть… Бедный парень.
Ингельд поморщился. Больной вопрос.
— А тебе не кажется, что мы как-то слишком уж хорошо думаем о врагах, а?
Элентур улыбнулся — как только что слопавший мышку кот.
— Смотря кого считать врагом. Свои нуменорцы порой похлеще будут. — Он вздохнул. — Трудно стать выше интересов своего народа. А придется. Иначе мы сыграем на руку… ЕМУ.
Ингельд кивнул.
— За Умбар все равно будет драка. Раньше или позже.
— Лучше позже. И кто знает — может, мы все же сумеем этой драки не допустить.
— Как? Что мы можем предложить Ханатте, чтобы король отступился от морэдайн?
— Лучше всего было бы договориться с самими морэдайн.
Оба замолчали. Оба понимали, что это невозможно. Государь был решительно настроен покончить с морэдайн. К тому же, если между морэдайн и Харадом, как говорят, будет вечный договор, если будут даны клятвы, то морэдайн, не станут договариваться с Нуменором. Они не нарушают клятв.
— ЕМУ это только на руку, — пробормотал Ингельд.
Оба понимали, о ком идет речь.
— Если придется выбирать между Нуменором и морэдайн, то я выберу Нуменор, — добавил он.
Аннахайри не плакала, просто смотрела на брата полными упрека глазами.
— Ты ведь обещал защитить меня, брат, — тихо говорила она. — Обещал защитить.
— От чего? — не оборачиваясь, спросил Денна. В саду шумел дождь, на веранде маленького павильона было холодно. И сестра пришла сюда по мокрой траве, по дождю, по грязи… Подол мокрый, туфельки в грязи. Пришла укорять. — Зачем ты трудилась? Подождала бы, я ведь не собираюсь ночевать здесь.
— Ты обещал защитить меня! — почти крикнула она.
— От чего и от кого? — повторил Денна, оборачиваясь к ней. — От достойного человека?
— Я хочу не мужа, а свободы.
— Нет. Ты просто хочешь спрятаться за меня. Если это для тебя свобода, то спрячься лучше за мужа. Не говори глупостей, сестра. Ты цепляешься за меня. А ведь я не вечен. Теперь я стал много значить, стало быть, и врагов у меня стало много. Убьют меня. И что тогда с тобой будет? Тогда тебя выдадут замуж за какого-нибудь восточного князька, который толком и не знает, как жить в каменном доме, а жену считает породистой кобылой. Выдадут, только чтобы он набегом на наши восточные границы не ходил… Этого хочешь?
Аннахайри молчала, стискивая кулаки. Денна не стал утешать ее.
— Этот человек хотя бы честен и отважен. Он не будет врать тебе и не обойдется с тобой плохо. Ему нужен этот брак — он будет беречь тебя и побоится обидеть. Ты даже сможешь, если будешь умной, повелевать им, сестра. В лучшие руки я не могу тебя передать.
— Ты говоришь обо мне как о вещи.
— Все мы имеем свою ценность. Я тоже. Иди, сестра. Думай и о нем как о вещи, бери его как вещь и используй как сможешь.
Аннахайри покачала головой, не веря своим ушам.
— Ты совсем другой. Почему ты так жесток ко мне?! — В голосе ее зазвенели слезы.
Денна резко обернулся.
— Я жесток? А ты? Вы все? Вцепились в меня как собаки, — он начал задыхаться, — как собаки! Ты можешь, ты должен, Денна, сделай то, сделай другое, это твой долг! Так почему, — он схватил сестру за плечи и хорошенько встряхнул, оскалившись, — почему я должен избавлять тебя от твоего долга? Я вижу, я знаю, что надо сделать, и я могу, так почему я должен кого-то слушаться и слушать? Почему? Долг, говорите? Ради Ханатты, — издевательски расхохотался он, и Аннахайри, которую начало уже тошнить от тряски, жалко пискнула. — Так вот — ради Ханатты, а не ради вас! И ты тоже пойдешь замуж за этого варвара ради Ханатты! Поняла?! Поняла?!
Он оттолкнул ее. Аннахайри бросилась бежать, рыдая в голос, не видя пути, не замечая мокрых веток и текущих по спине холодных струек дождя, пока вдруг не врезалась с разбегу в кого-то. Попыталась оттолкнуть.
— Хэтанни, — с жестким варварским акцентом сказал Дулгухау, — что с вами? Кто-то вас обидел?
Аннахайри оттолкнула его, огляделась по сторонам. Она стояла во внутреннем дворе малого дворца, на крытой террасе. Здесь ведь отвели покои для морэдайн…
— Держи-держи ее, — послышался сзади смешок. — А то удерет. Сестрица, ты ведь так избегала мужчин, а теперь бросаешься в объятия варвару?
Девушка вздрогнула и невольно прижалась к морадану. Оба испуганно проводили взглядами идущего под проливным дождем промокшего насквозь человека, злой от отчаяния взгляд которого ощущался всей кожей.
Никто не войдет, он так приказал.
В покоях было тепло и душно от всепроникающей сырости.
«Наверное, и жаровню сейчас не зажечь».
Он протянул руку, сосредоточился, как учили, и резко выпрямил пальцы, повернув ладонь к полу. Масляная лампа на черном кованом столике вспыхнула.