Великая игра
Шрифт:
— Они заслужили, — проследив взгляд Дулгухау, сказал Денна. — Твои люди проявили великую храбрость, мои — повиновение и четкость.
— А если напьются и нас в ночи порежут? — осмелился осведомиться Дулгухау. Поведение Пса его невольно вгоняло в робость — и этот тяжелый взгляд, и ленивая гибкость сытого хищника, и то, как ему повиновались… да и странные события этой еще не закончившейся ночи…
Снова громыхнуло, но уже тише. Гроза уходила, ветер успокаивался. Может, все же пойдет дождь…
— Ты не доверяешь своим людям?
— Доверяю, — буркнул Дулгухау. — Но я не знаю, не повторится ли нападение толпы…
— Не повторится, — уверенно ответил юноша. — Я знаю.
— Если бы не ваше появление, нам пришлось бы туго.
Слуги начали расставлять нехитрые приборы. Оловянные блюда и стаканы, ножи и палочки для еды.
— И ты не испугался?
— Испугался.
Пес усмехнулся.
— Не всякий имеет смелость признаться в собственном страхе.
Дулгухау нутром ощутил, что нащупал верную нить — с ним лучше быть честным.
— Почему ты не приказал своим людям бежать?
Дулгухау задумался.
— Стыдно было бежать перед харадской чернью. — Он вспомнил перепуганные глаза хозяйской жены и онемевших от ужаса детишек. — И у хозяина была семья. Если бы мы сбежали, его убили бы за то, что не застали нас тут. Остались бы — убили бы за то, что мы здесь. Все равно убили бы. А он на нас надеялся, вот я и остался… Кто были эти люди? — сменил он предмет разговора.
Девушка отодвинулась от Пса и приказала принести воды для омовения рук.
Денна чуть нахмурился.
— Люди как люди. Толпа. Дело не в них, а в их предводителях. И в князе Тув-Харанне. — Он хищно осклабился, и Дулгухау предпочел не спрашивать о том, что будет с князем. От Садора он уже знал о схватке под стенами. Князь попал меж двух огней — между выскочившими из ворот морэдайн и возникшими из грозы всадниками. Юноша так восторженно рассказывал об этом, похваляясь единственным зарубленным врагом, что Дулгухау пришлось наконец рявкнуть на него, чтобы заткнулся.
— Они умеют собирать толпу и вести за собой людей, — продолжал Денна. — Бедняги сейчас даже и не понимают, что их заставило наброситься на вас. Когда людям плохо, им нужен враг, на которого можно свалить все свои беды. Это проще, чем попытаться что-то сделать самому. «Нищие монахи» — действительно нищие, на них никто особенно и не смотрит, ходят по городам, просят милостыню именем богов… в сытые времена. А здешний жрец… Жаль, что ты убил его. Мне хотелось бы с ним поговорить. Я как раз за ним и охотился. А то уж больно много слухов о его великой силе и святости, — усмехнулся он. — Вот и потягались бы.
У Дулгухау дрожь прошла между лопатками.
Появились вино и еда — куда получше солдатской. Девушка со знанием дела принялась есть, удивительно изящно. Дулгухау с трудом отвел от нее взгляд.
— Это моя сестра, — мягко заметил Денна. Мысли он, что ли, читает? — Насколько я понимаю, ты ради нее и согласился прийти на помощь?
Девушка поджала губы и уставилась в тарелку, продолжая, однако, есть.
— Да, — ответил Дулгухау, решив идти до конца и глядя прямо в глаза Денне, — именно так. Ради нее и Уммара, который мне дают за ней в вечное владение.
— Ты честен, — кивнул Денна. — Это хорошо. Аннахайри, — неожиданно раздраженно сказал он, — оторвись от тарелки, будь добра.
Девушка резко подняла голову.
— Посмотри на него. Чем тебе не муж? Отважен, честен, собой хорош. А женившись на тебе, еще и князем будет.
— Я не хочу об этом говорить сейчас, — отвернулась девушка.
— Почему же не сейчас? Все равно придется говорить, да еще и там, где глаз будет куда больше.
— Брат, ты ведь любишь меня…
— Потому и говорю с тобой. Иначе бы и не спрашивал, — резко ответил он. — А ты что скажешь, Дулгухау, сын Алантора?
Морадан стиснул зубы. Так с женщинами у его народа не было принято говорить. Девушку было жаль. Он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Псу.
— Что я должен сказать? Надеюсь, государь сдержит обещание.
— А моей сестре ты ничего сказать не хочешь?
— Нет. Сейчас — нет.
— Тогда скажи мне. Зачем тебе моя сестра?
— Я хочу своей земли, — резко ответил Дулгухау. — Мы заслужили, чтобы та земля, на которой мы живем и которую защищаем, стала нашей и только нашей. Если так будет, то морэдайн дадут клятву всегда быть союзниками Ханатты.
— Я знаю. А что ты скажешь о браках с ханаттаннайн? Будут ли дети от таких браков считаться у вас законными?
— Если я стану мужем принцессы, кто назовет наших детей незаконными? Другие последуют моему примеру. Нам нужны дети. Много детей.
— А чистота крови? Вы так, говорят, о ней заботитесь. Вдруг измельчаете?
— Дело не в чистоте крови, а в духе крови. Малый ростом может быть велик духом и гордостью. Да и в любом случае наша кровь сильна. Мы всегда будем телом сильнее вас, принц, — дерзко ответил он, глядя прямо в глаза Псу Ханатты.
Денна рассмеялся. Затем помрачнел
— Ты честен, но время сейчас нечестное. Никогда отец не согласился бы отдать тебе эту землю и мою сестру, не будь мы так слабы и в такой опасности.
Дулгухау гордо поднял голову.
— Мы будем воевать за вас. Еще упорнее, чем прежде. Разве мы не заслужили награды? Вам не удержать эти земли, потому что нуменорцы придут с моря, а вы не моряки. В вас нет морской крови, это видно по глазам. Они у вас темные. Глаза земли. У нас — серые, глаза моря. Мы — ваш щит. Вы отдаете нам землю, мы — свою кровь. Разве не справедливо это?