Великая легенда

Стаут Рекс

На следующее утро я проснулся рано. Приняв ванну, одевшись и отпустив цирюльника, который, как обычно, исцарапал меня тупой бритвой, я отправился на поиски Гекамеды. Но вместо нее я обнаружил Ферейна, который сообщил, что дочь Арсиноя отправилась на утреннюю прогулку по дворцовой территории.

— Одна? — осведомился я.

— Да.

— Но ты предупредил ее, что…

— Да, она сказала, что не пойдет дальше второй аллеи.

Не слишком довольный полученными сведениями, я вернулся к себе в комнату подготовить несколько

свитков пергамента с приказами о жертвоприношениях, приказав Ферейну принести мне чашу прохладительного напитка.

Услышав шаги через несколько минут, я обернулся и увидел стоящую на пороге Гортину.

— Я принесла тебе напиток, — робко заговорила она.

— А почему не Ферейн?

— Он был занят и прислал меня.

— Хорошо, поставь его на стол.

Она направилась к столу уверенным шагом. Я с удивлением наблюдал за ней. «Неужели это вчерашняя Гортина?» — спрашивал я себя, ибо сегодня ее внешность только радовала глаз.

Поставив чашу на стол, Гортина подошла к двери и повернулась.

— Ты не сердишься на меня, Идей? — спросила она после паузы и добавила, прежде чем я успел ответить: — Я имею в виду, из-за лемносского вина. Мне очень жаль.

Когда ты ушел с Гекамедой к Скейским башням, я была вне себя от ярости и едва понимала, что делаю. Я знаю, что ты меня не любишь, но простишь ли ты меня?

Видеть свирепую Гортину робко молящей о прощении было приятно само по себе, не говоря уже о ее блестящих глазах, белых обнаженных плечах и смуглых щеках.

— Простить тебя? — отозвался я. — Охотно. Подойди сюда, Гортина.

Девушка медленно шагнула вперед, не сводя с меня глаз, словно старалась прочитать мои мысли. Полупрозрачный хитон подчеркивал все линии ее гибкого тела; она двигалась с той непринужденной природной грацией, которая свойственна диким кошкам.

— Подойди, Гортина, не бойся меня. — Я усадил ее на скамью рядом с собой. — Я хочу поговорить с тобой. Скажи, у тебя есть любовник?

Она улыбнулась, сверкнув перламутровыми зубами, и просто ответила:

— Нет.

— Вот как? И ты думаешь, я этому поверю?

— Это правда. Я с детства принадлежу Елене Аргивской и никогда не смотрела благосклонно ни на одного мужчину, пока не увидела тебя.

— Но в этом нет надобности. Я твой господин.

— Да, но я заставила тебя взять меня к себе.

— Значит, ты не ненавидишь меня?

Гортина молча устремила на меня призывный взгляд из-под полуопущенных темных ресниц. Сам не знаю, как это произошло, но моя рука обвила ее плечи.

— Я твоя рабыня, — прошептала она. — Рабыня по доброй воле, Идей. Гортина не холодна — хочешь ощутить жар ее пламени? Ты ведь знаешь девушек Грей — недаром Елена, которая рождена для любви, выбрала меня из их числа.

Гортина склонилась ко мне, прижавшись щекой к моему плечу. Кровь закипела у меня в жилах, и я привлек ее к себе.

Не знаю, какое

безумие овладело мной, заставив обратить взгляд на рабыню, словно она была царской дочерью. Было ли это безумием или слабостью? Те, кто знаком с обычаями Трои, едва ли станут осуждать меня, как бы я ни порицал себя сам. Даже Гектор, чьи моральные качества превозносились жрецами в качестве примера для молодых, развлекался с танцовщицами, покуда дома его ожидали объятия верной жены Андромахи.

Я тоже не искал в компании Гортины ничего, кроме развлечения. Что из того, что я обнял ее? Какой мужчина на моем месте поступил бы иначе? Если меня упрекнут в слабости, могу лишь ответить, что я вскоре сполна расплатился за нее. Повторяю — я искал всего лишь безобидного развлечения, но понял, что других в этом будет нелегко убедить.

«Другой» была Гекамеда, которая, вернувшись с прогулки и бесшумно войдя в комнату, увидела Гортину в моих объятиях. Не без смущения должен признать, что мои губы прижимались к губам грейской девушки.

Услышав шорох, я поднял взгляд в тот момент, когда Гекамеда повернулась с явным намерением молча удалиться. Оттолкнув Гортину, я вскочил на ноги, но Гекамеда не остановилась и даже не обернулась.

— Ты погубила меня, несчастная! — крикнул я Гортине и поспешил вслед за Гекамедой. Она ушла в свою комнату, закрыв за собой дверь.

Я постучал, сперва робко, затем более настойчиво.

Ответа не последовало.

— Гекамеда, — окликнул я ее, — я должен поговорить с тобой.

— О чем? — послышался голос девушки после долгой паузы. — Отправляйся к своей грейской рабыне.

Ничто не вызывает больший гнев у мужчины, чем сознание того, что он выставил себя дураком. Я начал колотить в дверь и кричать:

— Впусти меня, Гекамеда, я приказываю тебе! Неужели ты ослушаешься своего господина?

Сразу же послышались шаги, засовы отодвинулись, и дверь открылась. Когда я вошел, Гекамеда успела отойти в дальний конец комнаты, откуда смотрела на меня глазами полными презрения.

Я решил использовать метод откровенности.

— Гекамеда, — заговорил я, шагнув к ней с протянутой рукой, — я не сделал ничего дурного. Ты видела мою слабость — не более того. Гортина принесла мне прохладительный напиток, ее слова воспламенили меня, она подошла совсем близко…

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — прервала Гекамеда.

— Я хочу, чтобы ты поняла…

— Я все понимаю. Меня нисколько не удивляет то, что Идей ищет удовольствия в объятиях пьяной девушки.

— Гекамеда…

— Возможно, ты думаешь, что я ревную? Ничего подобного. Я всего лишь презираю тебя и удивляюсь тому, зачем ты пытался убедить меня…

— Что я люблю тебя? Ты знаешь, что это правда. Не моя вина, что ты застала меня с Гортиной.

— Полагаю, это моя вина. Мне не следовало так рано возвращаться с прогулки.