Великая легенда
Шрифт:
— Ты имеешь в виду, что разрешишь называть тебя по имени?
Елена ответила достаточно быстро:
— Это в будущем. Ты не должен торопить события.
Признаюсь, что ты интересуешь меня, и разве я не снизошла до просьбы к тебе об одолжении? Видишь — я говорю с тобой откровенно. Но тебе не следует ожидать слишком многого — сейчас.
Я улыбнулся:
— Как тебе будет угодно, госпожа. Что до твоей просьбы, то я согласен. К завтрашнему утру я подготовлю документы — твое жертвоприношение будет проводить жрец Гефеста. А что касается остального, я готов ждать.
Елена быстро схватила меня за руку:
— Ты настоящий мужчина, Идей!
— Да ну? А как же Менелай?
С моей стороны это было глупо, но слова вылетели прежде, чем я осознал, что говорю. Я ожидал вспышки гнева и немного отодвинулся, словно опасаясь физической расправы. Но мое замечание позабавило Елену — на ее губах мелькнула улыбка, а глаза весело блеснули.
— Менелай не удовлетворял меня. Он всего лишь был моим мужем.
Крепко сжав мою руку, она быстро повернулась и вышла, раньше чем я успел произнести хоть слово. Я медленно собрал пергаменты, чтобы вернуть их на полки, думая о том, что моя должность вестника оказалась куда более чреватой развлечениями, чем я ожидал.
Глава 3
В доме Париса
Поздно вечером, когда мой друг Кисеей пришел ко мне в комнату поговорить о сегодняшних событиях, я рассказал ему о встрече с Еленой. По ею лицу я видел, что он сомневается в правдивости моего повествования, но в конце концов мне удалось его убедить. Удивлению Киссея не было границ.
— Значит, ты привлек саму Елену! Счастливчик Идей!
— Слушая тебя, Кисеей, — отозвался я, — можно подумать, будто Елена — единственная женщина в мире.
Такая уж великая честь быть ею замеченным?
В этом я не был искренен. Ныне дни моей молодости позади, и я могу смеяться над собственной глупостью. Если мои тщеславие и лицемерие нельзя простить, то их, по крайней мере, можно понять.
Я считал величайшей честью быть замеченным Еленой. Какой молодой человек на моем месте думал бы иначе? Она была красой и гордостью Греции и стала признанным эталоном женской красоты. К тому же Елена ранее являлась царицей Спарты и могла стать ею вновь. Хотя я мог притворяться перед моим другом Киссеем, у меня кружилась голова от восторга при мысли, что я привлек ее внимание.
Добавлю в качестве оправдания, что мой случай отнюдь не был беспрецедентным. Елена притягивала к себе мужчин, как магнит — железо. Я уже забыл Брисеиду [46]] . Елена ничего мне не обещала, но я надеялся на многое и решил сделать для нее все возможное в истории с жертвоприношением Афродите.
Мой отец Дар, бывший жрецом Гефеста, не стал мне препятствовать, а Оилея я умиротворил обещанием устроить второй праздник Аполлона. Я ожидал определенного противодействия со стороны царя Приама, но на аудиенции, которой я добился следующим днем, он заявил, что предоставляет все подобные дела на усмотрение своего вестника. Вечером жертвенные животные были доставлены в храм Гефеста, где начались приготовления к церемонии.
46
Очевидно, неточность автора. В первой главе Идей упоминает «фессалийскую девушку, прекрасную, как Брисеида».
Я решил лично сообщить обо всем Елене, считая это удобной возможностью возвысить себя в ее глазах, потому на следующее утро направился через двор прямо к
Благодаря моему официальному положению, меня пропустили, не задавая вопросов, и я двинулся по коридору к лестнице, ведущей к верхним комнатам. Но, поднявшись, я внезапно услышал женский голос:
— Дальше идти нельзя.
Я остановился без особых возражений. Шагах в двухстах передо мной стояла девушка чисто грейского [47]] типа, с грациозной гибкой фигурой и соблазнительной оливковой кожей. Пока я стоял, размышляя о том, кто она и почему я не видел ее раньше, девушка повторила:
47
Во второй песне «Илиады» Гомер упоминает в числе союзников греков «Грей мужей». Возможно, речь идет о какой-то области в Малой Азии.
— Дальше идти нельзя.
— Почему? — осведомился я.
— Это запрещено.
— Тебе известно, что я вестник царя Приама?
— Дальше идти запрещено, — снова сказала она.
— Но я должен повидать Елену Аргивскую, жену Париса.
— Это невозможно. Елена сейчас с Парисом и его братом Гектором. Их нельзя беспокоить.
— Где они?
— Там. — Девушка указала на тяжелый расшитый занавес, прикрывающий дверь справа.
Внезапно мною овладело неудержимое желание узнать, о чем говорят за этой дверью. Очевидно, это объяснялось главным образом всего лишь любопытством, но к нему примешивалась мысль, что неплохо быть в курсе отношений Париса с женой. Ходили слухи, что последнее время они не слишком довольны друг другом. Выяснить это было бы на пользу моим планам. Я задумчиво посмотрел на стоящую передо мной девушку:
— Ты говоришь, что Парис и Гектор сейчас с Еленой?
— Да.
— И их нельзя беспокоить?
Она кивнула. Я сменил тему:
— Ты ведь из Грей, не так ли?
Девушка продемонстрировала белые зубы в довольной улыбке:
— Как ты догадался?
— Нужно быть слепым, чтобы этого не видеть. Красота, подобная твоей, приходит только из долины прямой реки и золотистых холмов. — Я шагнул к ней. — Ты служишь Елене? Как твое имя?
— Меня зовут Гортина. Я прислужница Елены. — Ее лицо слегка потемнело — на светлой коже это был бы румянец, — и она добавила: — Я рабыня. Уже четыре года я в Трое. А ты знаешь Грею?
— Очень хорошо. У тебя красивое имя, Гортина, и красивое лицо. На тебя приятно смотреть. — Подойдя к девушке, я потрепал ее по подбородку и обнял за талию.
— Нет-нет! — вскрикнула она, отпрянув, но я обхватил ее другой рукой и привлек к себе. — Что тебе нужно?
— Ты отлично знаешь, Гортина.
— Но я не могу поверить…
— Разве ты потеряла свое зеркало? Не отталкивай меня.
— Помоги мне, Афродита! — взмолилась девушка, стараясь не повышать при этом голос.
— Неподходящая молитва, — усмехнулся я.
— Что тебе нужно, Идей?
— Мне нужна ты.
Внезапно она расслабилась в моих объятиях и посмотрела на меня широко открытыми глазами:
— Ты заберешь меня отсюда?
— Разумеется. Больше ты не будешь рабыней Елены.
— Когда?
— Скоро. Через пять дней.
— Так долго ждать?
— Можешь рассчитывать на меня, Гортина. Но ты должна пропустить меня туда. — Я указал на дверь, прикрытую расшитым занавесом. — Мне нужно слышать, что говорит Гектор. Не спрашивай почему — ты не поймешь; это государственное дело.