Великая Мечта

Рубанов Андрей Викторович

– Прошу.

За тот краткий миг, пока я переступал священный порог финансового воротилы, мне удалось обернуться к Юре и прошептать:

– Разговор будет трудный. Не мешай.

– Как скажешь, – беспечно улыбнулся друг, а сам уже, через мое плечо, жадным взглядом ребенка изучал обстановку личной берлоги банкира.

Сам банкир упруго, интенсивно расхаживал по кабинету и болтал по телефону, активно употребляя непарламентские выражения.

Мы встречались редко, но регулярно, примерно два раза в год – и я ни разу не видел Знаева пребывающим в неподвижности. Едва мы сблизились для рукопожатия, как мне показалось, что я

слышу гул и потрескивание, словно стою под высоковольтной линией. Банкир Знаев был сгустком энергии, законченным хроническим трудоголиком. О его замашках эксплуататора ходили легенды. Свои миллионы он сколотил, успевая там, где никто не мог успеть, делая то же самое, что и конкуренты – но в три раза быстрее.

Я положил на его стол свой чемоданчик и раскрыл.

Глаза Знаева, снабженные мутно-зелеными роговицами, едва заметно сверкнули, выдавая застарелую страсть. Что поделаешь, любит человек деньги, давно любит. Однолюб. И предмет его чувств отвечает ему взаимностью.

Перемещая пачки на стол, я не удержался от общепринятого приема, уже перешедшего даже и в кинематограф: швырял нарочито небрежно, выказывая этим не столько презрение к проклятым цветным бумажкам, сколько то, что они – приручены, послушны, взнузданы и объезжены.

Содержимое чемодана собиралось мною постепенно, в течение нескольких месяцев. Меньшая часть – заработана, большая – одолжена везде, где только можно одолжить. Собрана по друзьям и приятелям. Я ограбил семейную кассу, выпотрошил кредитную карту, вывернул наизнанку всего себя и сейчас, глядя на деньги, добытые унижениями и драмами, чувствовал отвращение. Однако градус эмоции был довольно низкий. Подобные эпизоды случались много раз, и я выработал кое-какой иммунитет. Конечно, тяжело оказаться на краю долговой ямы. Драма – но никак не трагедия. Круговращение золота, его переход от дураков к умным, от умных к ловким, от ловких к жестоким, от жестоких к сирым и убогим и от тех опять к дуракам продолжится до тех пор, пока люди не придумают другой способ овеществлять и сублимировать гений и энергию. Глупцы полагают, что капитал любит покоиться в сейфах, бронированных подвалах – на самом деле подвижность есть его основное свойство; если он вовремя не сменит хозяина – он исчезает...

– Философствуешь? – презрительно спросил Юра. – Продолжай. Тебя поимели, на тебе наварились, теперь ты отдаешь мешок бабла чужому дяде и делаешь вид, что все в порядке? Давай, давай. Продолжай. Философствуй.

– Тут, я вижу, не все, – невзначай заметил банкир.

Я поспешил капитулировать:

– Угадал.

– Вроде бы мы договаривались на полную сумму, согласен?

– Не сложилось, – траурным басом ответил я. – Тут не хватает десяти тысяч.

– Старый фокус, – с отвращением произнес заимодавец. – Основную сумму отдать, остаточек замылить? Со мной, Андрей, такие штуки не прокатывают. Ты сказал, что принесешь шестьдесят, а принес пятьдесят. Да еще в рублях. Хотя разговор был за доллары, согласен?

– Ты банкир, – произнес я. – Разве тебе не все равно, в какой валюте прибыля хавать?

Заимодавец проигнорировал мой гуманитарный вопль.

– Тобою подписан кредитный договор. Сегодня – последний день. До двадцати ноль-ноль верни мне шестьдесят тысяч. Не пятьдесят. А шестьдесят. Не вернешь – завтра инициирую судебный иск. У тебя, я знаю, есть хорошая машина. Я ее заберу.

– Твоя лучше.

– Ты про какую?

– Я видел у крыльца твой коллекционный родстер.

– Это не мой, – пренебрежительно отмахнулся воротила. – Это – моего зама... Поганый агрегат. Нерациональный и некомфортабельный. Предназначен исключительно для проезда из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас. И обратно. По русской зиме – абсолютно бесполезная машина. Единственное, что мне в ней нравится – пепельница. Специально спроектирована под сигары... забавно, скажи? А твою тачку я у тебя заберу. Согласен?

Тут Юра не выдержал, резко вышагнул вперед и весьма лучезарно улыбнулся, – но в упомянутой лучезарности сквозанула столь тяжелая, эшелонированная угроза, что я крупно вздрогнул.

– Сережа! – дружелюбнейше воскликнул обаятельный призрак. – Ты, по ходу, забылся. Ты так со мной не разговаривай. Ты, по ходу, меня с кем-то перепутал. Что значит «заберу машину»? Может, ты еще и жену мою заберешь? А может, ты хочешь забрать мою голову? Если ты такой резкий и дерзкий – давай, вперед! Приходи в мой дом и забери все, что сможешь! Если сможешь, конечно...

Однако банкир не услышал монолога и даже не догадался о его произнесении. Опять забулькал его ультрасовременный телефон. Знаев отвернулся к окну, бросил пару негромких реплик, нажал пару кнопок.

Трудно, ах, как трудно общаться с такими вот банкирами, подумал я. Его телефон трезвонит каждые полминуты. Сосредоточиться невозможно.

– Я сказал все, что хотел, – резюмировал он. – Недостающие десять тысяч нужны мне сегодня к вечеру. В противном случае – подам в суд.

Юра опять шагнул, чтобы высказаться, но я быстрым жестом остановил его, вдобавок сделав зверское лицо.

– Ты так сверкаешь глазами, как будто я тебе враг, – равнодушно заметил Знаев, запустил пальцы в стоящие дыбом волосы и энергично расчесал. Даже я знал, что он до сих пор принципиально стрижется в дешевых парикмахерских. – А ведь я тебе не враг, согласен? Я тебе кредит дал. А ты его вовремя не вернул. Подвел меня.

– Обстоятельства.

– Обстоятельства – это всего лишь обстоятельства. А деньги – это деньги...

Заимодавец вдруг вздохнул и тоном ниже пожаловался:

– Надоел мне банк. Хочу в реальный сектор. Страсть как хочу. Сейчас пытаюсь построить супермаркет. Вопрос застревает на стадии землеотвода. Взяток раздал – пять мешков крупными купюрами, а в итоге никаких подвижек...

– Не связывайся со строительством, – посоветовал я. – Пролетишь. Как я пролетел.

– Ты пролетел, потому что у тебя жопы нет! – грубо выкрикнул банкир и совершил некое особенное неприличное движение, чтоб я понял, что его филейная часть – в наличии. – А у меня – есть! Поэтому я – не пролечу.

– По тебе не скажешь.

– Чего?

– Что у тебя жопа есть.

Банкир усмехнулся. За пятнадцать лет занятий коммерцией он не набрал и грамма жира. Его седалище, как и мое собственное, было плоским, словно доска.

– Мощная жопа – понятие не конкретное, а абстрактное, – строго сказал он. – Философское. Ты, Андрей, умный парень. Но того не понимаешь, что деньги делаются не только головой, но и жопой тоже. Голова рвется в бой – а жопа боится. Голова проектирует – а жопа предостерегает. Головой ты деньги производишь, а жопой – на них сидишь. Процесс правильного взаимодействия головы и жопы есть важнейший элемент бизнеса. Кстати, тебе, я так понял, моя секретарша понравилась, да?

– Минутная слабость.