Великая Мечта
Шрифт:
– А ничего не будет. Он себе тут же другой купит. Такой же. А в машине его наверняка установлен милицейский радиомаяк. Дело раскроют в три дня.
– Хорошо. А что будет, если эта тачка сильно понравится какому-нибудь налоговому инспектору?
– Тоже ничего не будет. Нынче у богатых все декларации о доходах в идеальном порядке. Валовая прибыль выводится в офшоры, активы и недвижимость записываются на дальних родственников. Пятнадцать лет, Юра – достаточный срок, чтобы научиться грамотно защищать свою собственность...
– А что будет... – друг помедлил, – а что будет, если...
– Тут все просматривается видеокамерами. Тебя повяжут секьюрити.
– А я убегу.
– Вряд ли. А убежишь – за ремонт заплатит нерадивый охранник. А никак не сам банкир...
Оставив озадаченного друга размышлять над удивительными для него реалиями новой жизни, я подхватил кейс с деньгами и вышел.
5
Захожу в банк – любой – и накатывает ностальгия.
Финансовый бизнес считается сложным, для непосвященных – загадочным, сродни алхимии. Но не для меня. Десять лет назад я сам был алхимиком, и довольно успешным.
Сглатывая воспоминания, словно сладкую слюну, прохожу через охрану. Когда-то и меня охраняли не хуже. Улыбаюсь операционисткам. Когда-то целый взвод таких девушек ловил каждое мое слово. Смотрю на клиентов, выстроившихся в очередь за получением наличных. Сплошь грузные дамы в дорогих пальто и солидные дядьки в галстуках. Бухгалтеры и директора. Когда-то и моя касса работала на полную мощность, услаждая слух присутствующих треском купюросчетного агрегата.
Сам же я сидел в кожаном кресле: слева – огромный монитор, справа – огромный хумидор, по центру – клавиатура, пепельница и батарея телефонов. Гипнотизируя взглядом шевелящиеся на экране ряды цифр, я запускал руку в хумидор, доставал сигару, жевал ее, дымил ею и творил ежедневный сеанс магии приумножающегося бабла. Клиентура робела, слыша от меня отрывистые, сдобренные бранью монологи о депозитах, овердрафтах, индоссаментах и инвойсах. Мне, двадцатисемилетнему, капитал виделся пятой и основной стихией, связующей и оплодотворяющей четыре прочих: землю, воду, огонь и воздух. Более горячий, нежели огонь, более текучий, нежели вода, более твердый и надежный, чем земля. Про воздух и упоминать нечего. Определенная категория моих знакомых – в основном, криминалитет – прямо именовала деньги «воздухом». И то и другое рассматривалось как первейшее условие жизни.
Впрочем, я так толком и не продышался. Последовал арест.
Монитор изъяли. Хумидор спиздили.
Пока я сидел, друг и компаньон изловчился промотать и растратить общий груз в размере полутора миллионов американских долларов. Прикарманил, и прокарманил талантливо и с размахом. Со средней скоростью в одну тысячу шестьсот сорок долларов в сутки. Выбравшись из-за решетки, я оказался в безвоздушном пространстве.
Однако не вовсе задохнулся. В тридцать лет начать все заново не слишком сложно.
Однажды случилось так, что я купил машину – слегка помятую таратайку отечественного производства, чрезвычайно ценимую мною за то, что это была первая машина после тюрьмы, первое свидетельство того, что я вышел из штопора – и в предзимний месяц ноябрь отправился, как все остальные порядочные автовладельцы, в шиномонтажную мастерскую, менять резину. Прибыл поздно вечером, чтобы не торчать в очереди. Кроме меня, возле грязной будочки обретались только двое молодых людей, розовощекие парни из потрепанного авто, изготовленного в Германии лет десять или двенадцать назад. Тонированные стекла, кованые диски, бухающие изнутри маргинальные басы то ли рэпа, то ли хип-хопа, то ли какой-то другой столь же немелодичной и дикарской дряни, – чуваки мне понравились, и я похвалил их.
– Крутая тачка. Ставьте низкую резину, пацаны. Она в быстром ходу удобнее.
– Разбираешься в теме? – осведомился один.
– Я на такой же год отъездил. Двести лошадей, кожаный салон, электропакет...
– Ну-ну. А сейчас – на чем катаешься? Я показал пальцем и застеснялся. Парни синхронно сплюнули – не в мою сторону, но явно в мой адрес – и презрительно отвернулись, что означало: не свисти нам, дядя, про то, на чем ты когда-то ездил, если вообще ездил. Садись в свою помойку и вали отсюда.
Я так и сделал. Подхватил свои колеса и ретировался. Словесно опущенный. Но потом, когда выкурил сигарету и кровь отлила от лица, признался себе, что парни, в целом, совершенно правы.
Хочешь ностальгировать – делай это молча. Никого не интересует то, что у тебя когда-то было. У всех у нас что-то когда-то было. Важно только то, что есть в настоящий момент.
А лучше – и в мыслях не унижаться до ностальгии. Она – та же жалость к самому себе.
Поэтому сегодня я с некоторым усилием, но прогнал прочь не нужные сейчас эмоции грусти и умиления. Прошел через весь первый этаж, опустив глаза. Мой путь лежит наверх, на последний, четвертый этаж, в кабинет Хозяина.
Моя ноша оттягивала плечо все сильнее. Давно подмечено, что набитые деньгами чемоданы, когда несешь их, чтобы отдать чужому человеку, по мере приближения к цели становятся ощутимо весомее. Оставь нас себе, умоляют схваченные резинками пачки купюр, не расставайся с нами.
А придется.
Однако перед дверью приемной я остановился. Руку, поднятую было для того, чтобы постучать – опустил. Неправильно, все неправильно. Что с тобой, братец? Раскис? Ослаб? Нервишки шалят? Или, может быть, тебе жаль денег? Забыл поговорку своей старой бабки, матери своего отца? «На вине пропьешь – на спичках не сэкономишь!» Тебе ли, сменившему восемь профессий, десять квартир и двадцать автомобилей, сожалеть о деньгах? Соберись. Расправь плечи. Улыбайся. Не напоказ улыбайся, не маску фальшивую цепляй на себя – улыбайся искренне, от осознания собственной внутренней силы.
– Давно бы так, – одобрительно произнес Юра.
– Отвали, – тихо сказал я, дыша носом. – Мешаешь сосредоточиться.
Я крепок, спокоен, весел и тверд. Удачу сменяет неудача, падение перерождается во взлет. Дорога вниз и дорога вверх есть одна и та же дорога, и это твоя дорога, шагай, улыбайся и будь собой.
Вежливо ударив несколько раз согнутым пальцем по массивной дверной панели натурального дерева, я вошел.
– Ничего себе! – тут же воскликнул друг. – Смотри, какая девчонка!