Великая степь
Шрифт:
Гамаюн вернулся к столу дежурного, снял трубку:
— Ткачик? Выводи людей, начиная с верха. Готовность минус двадцать.
Через двадцать минут обрубят питание не предусмотренным инструкциями способом — не с ЦПУ тринадцатой. Гамаюн предпочел, чтобы вся его группа оказалась в этот момент снаружи.
— Там… — Сережа начал и не закончил. Снял очки, нервно протер. Гамаюн посмотрел вопросительно.
— Там… Светка… Возле УАСа…
Возле устройства абонентского сопряжения действительно возилась Светка Потанова. Что-то у нее было с Сергеем? Гамаюн не знал. Десять лет жизнь бросала его вдалеке от Девятки, а когда довелось вернулся к Прогону, узнать такие подробности не успел — очень скоро пришлось ежедневно принимать решения, от которых зависели жизни. Много жизней.
По лестнице, мимо пятого этажа, грохотали сапоги. Эвакуация началась.
— Ты сам все знаешь, Сергей, — сказал Гамаюн мягко. — Пойдем. У нас меньше двадцати минут.
6
Наружу звук взрыва не вырвался, лишь слабый хлопок — пироножи, перерубившие толстенные силовые кабеля, в тротиловом эквиваленте составляли величину несерьезную. Но лампочки на импровизированном выносном пульте погасли все разом — «двойка» обесточена.
Гамаюн смотрел не на пульт — в степь. Туда, где вдали обрывалась ЛЭП. Провода, свисавшие до земли с последней покосившейся опоры, исчезли еще зимой. Но сама она стояла, не так просто оказалась поживиться бесхозным металлом — ни автогенов, ни ножовок по металлу у аборигенов не водилось. Если все сработает, как мечталось, то сейчас появится продолжение высоковольтки…
Хлопок. Не появилось. Не сработало…
Вдали, на вершине холма — несколько всадников. Разъезд Нурали? Неважно. Важно другое: минуту назад они там тоже виднелись. «Двойка» осталась, где и была. И когда была.
Гамаюн не сказал ни слова. Посмотрел на часы, кивнул Лягушонку. Три зеленые ракеты ушли в небо. Через несколько секунд оттуда, где за складкой местности притаился городок — взвились две другие ракеты, красные. И там все в порядке. Если это можно назвать «в порядке»…
Вот и все.
Прогон закончен.
Прогулка в прошлое — нет. Прогулка затянется на всю оставшуюся жизнь… И повезет — если действительно затянется. Молчали все — подавленно. Первым заговорил Гамаюн, бросил через плечо, не оборачиваясь:
— Связь с генералом, срочно. Мичман! Группу на исходную, с фонарями. Глянем, что там на пятом.
Голос звучал как обычно. Почти как обычно.
7
На пятом этаже не изменилось ничего. Абсолютно ничего за стеклом не изменилось. Горел свет в обесточенном помещении. Работала 13-я, тоже обесточенная… Работали люди. Или призраки людей. Или крутилось запущенное непонятно как и непонятно кем межвременное кино — с пленкой, склеенной кругом, без начала и конца…
Они зашли вчетвером и остановились у перегородки.
Сережа, судя по всему, просто обрадовался — Светка никуда не исчезла. Ткачик высказался витиевато, помянув айдахара, 13Н7 и высказав смелую с точки зрения биологии и техники гипотезу об их вероятном сожительстве, порождающем такие вот штучки. Багира промолчала.
Гамаюн не удивился, не огорчился и не обрадовался. Эмоции кончились, как боекомплект в затяжном бою. Он сказал:
— Пошли через «подэтаж».
Тот факт, что пройти на линейки все-таки можно, стал одним из наиболее охраняемых секретов Девятки — но все четверо имели к нему допуск. Они пошли: спустились по лестнице, зашли на «подэтаж», в тусклом свете аварийного освещения протиснулись через все хитросплетения металла и пластика, поднялись по узенькой винтовой лесенке и по очереди вынырнули из откинутого с грохотом люка.
На этом пятом этаже тоже не изменилось ничего. Аварийное, как и всегда, не горело — лучи фонарей выхватывали из тьмы ту же картинку: рассроченные шкафы, хрустящую под ногами их начинку (эксперты Кремера утверждали, что пластмассовым деталям, вынесенным с этого пятого этажа — лет сто как минимум). Кострище в центре зала — пластиковое покрытие пола выжжено до металла, вокруг обгорелые клочки бумаги, наверху, на потолке — большой след копоти… Все как всегда, все остается таким, каким стало в день Прогона.
Они прошли через все линейки, к выходу. Стеклянная стена, сквозь которую они смотрели недавно с другой стороны, отсюда была столь же неразрушима. Но непрозрачна. Такой и осталась — зеркально-черная поверхность отражала фонари подошедших. И — их фигуры. Пропорции отражений оставались так же неприятно-искаженными.
Все ясно — все по-прежнему. По-прежнему непонятно.
— Уходим, — сказал Гамаюн.
Он так до конца и не разобрался, какой машинный зал истинный: тот, что виден сквозь стекло, или тот, в который попадаешь через подэтаж. Последний можно пощупать, вынести что-нибудь из ветхих обломков — но счетчики показывали, что видимый через перегородку фантом исправно потребляет энергию… Теперь уже — потреблял. Но отключение на функционировании призрака тринадцатой не отразилось… Загадка природы. Айдахар с ней, пусть Кремер со своими разбирается. А на долю Гамаюна и других загадок хватает. Неприятных загадок. Кровавых.
И решать их придется. Не удалось выдернуть штепсель и убрать с экрана костюмный боевик с Нурали-ханом в главной роли. Шпионский сериал про заговор и путч «орлят» тоже продолжается. И, что самое поганое, остается детективный сюжет: кто за всем этим стоит? А если уж говорить прямо: где он засел? В Отделе? В штабе Таманцева? Других вариантов нет.
Кто подставил колонну на Ак-Июсе?
Кто сдал Третий и Четвертый Посты?
Кто?
И — как?
8
Ехали обратно, оставив на «двойке» консервационную бригаду. Гамаюн о состоявшемся отключении, которое никогда не станет Отключением с большой буквы, не думал. Приказ выполнен, проехали. Он крутил в мыслях все те же два вопроса, вставшие вчера, когда стало ясно, что даты трех событий случайно на один день сойтись не могут. Кто и как? Как и кто?
Как гипотетическая крыса общается со своими гипотетическими контрагентами в степи? Радиосвязь? Теоретически возможно, в пределах прямой видимости радиоволны проходят и недолго научить даже неграмотного кочевника нажать пару кнопок на уоки-токи. И язык их не так уж сложен, достаточно запомнить несколько сотен слов, дабы сносно общаться. Но это в теории. А в жизни… После того, как Гамаюн заподозрил неладное, эфир сканируют плотно — любые несанкционированные переговоры исключены. Если, конечно, отбросить вовсе уж бредовую версию о хитрой шпионской аппаратуре, сжимающей кодированную информацию и выстреливающую ее игольно-коротким импульсом…
Тогда что?
Какая-нибудь экзотика? Голуби или другие почтовые твари? Или некая система условных сигналов? Например: порядок чередования разноцветных подштанников, сушащихся на видимой из-за периметра веревке. Версия — блеск. Но если ее все-таки отбросить и не посылать людей перетряхивать выстиранное белье, тогда стоит признать, что в степи пользуются единственным способом передачи информации: хайдарами. Вестниками. Причем сообщения чисто устные, никакой там курьерской почты… В степи вообще письменностью не пахнет, хотя несколько каменюг, покрытых смахивающими на руны значками, ребята из Отдела в рейдах встречали. Но, вполне может быть, оставили их предыдущие насельники здешних мест.