Великая степь
Шрифт:
Прибрать к рукам телефонную связь в Девятке представлялось «орлятам» задачей простой и легкой.
Через два дня на третий (в день мятежа — тоже) сменой телефонисток руководила жена капитана Рустамбаева, несущая службу по контракту в чине ефрейтора. Рустамбаев, подвизавшийся в продовольственном ведомстве Радкевича, имел обыкновение заезжать к ней после службы. А в последнее время появилась у него и другая привычка — привозил с собой и отоваривал на коммутаторе продукты по удивительно смешным ценам. То мешок сахарного песку, то коробку сгущенки — и все без карточек. Телефонистки моментом привезенное расхватывали и завидовали сумевшей хорошо устроиться Розе — жене капитана. Охрана коммутатора
Сегодня капитан, похоже, превзошел сам себя — зашел в коммутатор налегке, но следом три здоровенных лба тащили, низко согнувшись, немалый ящик. Судя по надписи — с развесным шоколадом, ставшим ныне большим дефицитом Рустамбаев махнул рукой скучающим внизу охранникам: со мной. Охранники не возражали, размеры и вес ящика оставляли и им надежду поживиться по дешевке сладеньким…
Надежда оказалась тщетной. На дне ящика, отнюдь не такого тяжелого, как представлялось по согнутым спинам носильщиков, лежал не шоколад. Четыре автомата с боезапасом и гранаты. Впрочем, надеждам и планам владельцев оружия тоже не пришлось воплотиться в жизнь. Сидя на вращающихся стульчиках, вошедших ждали не телефонистки — парни из Отдела с оружием наизготовку. А за пультом начальницы смены вместо Розы Рустамбаевой возвышалась плечистая фигура мичмана Российского Военно-Морского Флота Ткачика.
— Заходите, — радушно приветствовал он пришельцев. — А то мы уж заждались. Что там у вас? Шоколад? Сейчас чайку поставим…
4
17.00— 17.30. Гауптвахта.
Здесь тщательно просчитанная Гамаюном процедура бескровного разоружения мятежников не сработала. Да и не могла сработать.
Все пошло не так еще до начала выступления «орлят». В 17.00 прибыл майор Стасов — заместитель начальника недавно созданной службы оперативного реагирования (не подчинявшаяся ни Гамаюну, ни Сирину, служба по сути стала личной гвардией Таманцева). Прибыл с приказом генерала сменить Васю Скоробогатова, поджидавшего прибытия «орлят». Васе немедленно предписывалось прибыть в штаб, оставив своих ребят в распоряжении Стасова. Таманцев по телефону приказ подтвердил. Причем лично. Тон и голос ничего хорошего в случае неисполнения или промедления не сулили.
Скоробогатов попытался срочно связаться с Гамаюном — безуспешно. Пришлось исполнять приказ вышестоящего начальства, понадеявшись, что Лягушонок не позволит Стасову провалить хорошо продуманную операцию.
Как и многие надежды сегодня, эта тоже не сбылась. Первым делом Стасов отозвал Лягушонка в сторону и в подробностях расписал новую партитуру. Лягушонок слушал, недоверчиво хмурясь. Потом все понял, кивнул, улыбнулся хищно. Излишком гуманизма к врагам, пусть даже бывшим вчера друзьями, Лягушонок не страдал.
5
17.31. Гауптвахта.
Подъехали две машины — «уазик» и ГАЗ-фургон. Офицер в сопровождении пяти автоматчиков уверенно прошел к дежурному, уверенно протянул приказ за подписью Таманцева. Список из семи арестованных — их надлежало немедленно представить в штаб, пред светлы очи расширенного заседания.
Дежурный изучал бумагу дотошно, подозрительно рассматривал печать и подпись. Офицер (подполковник Боровец, битый волк, за плечами Афган, два ранения и контузия) ждал спокойно, даже чуть лениво. Автоматчики за дверьми дежурки переминались с ноги на ногу. Приказ сомнений не вызывал. Хотя мастеров по изготовлению очень похожих на настоящие бумажек у «орлят» не водилось, но оснащенный сканером компьютер нашелся.
— Забирайте, — решился дежурный. — Но я позвоню генералу, служба есть служба…
— Звони. Но приказ срочный, — равнодушно сказал Боровец. А как еще говорить с трупом? Если на коммутаторе что-то не сложилось, жить дежурному осталось несколько секунд.
— Ч-черт… — дежурный потряс аппарат, подул зачем-то в трубку. — Опять связь накрылась… Ладно, выводите пока, я с другого телефона попробую…
— Попробуй, — сказал Боровец, дозволяя мертвецу пожить.
Аппарат был исправен, лишь отключен от линии, тоже вполне работоспособной — дежурный бутафорил.
…Тринадцать человек — шестерка Боровца и семеро арестованных — почти пересекла двор гауптвахты, почти дошла до машин (не зная, что оставленного в фургоне резерва уже там нет, а есть совсем другие люди). До машин оставалось три десятка шагов, когда ожил динамик: «Стой! Бросай оружие! Лицом в землю!»
Этот объект и эта задача считались у «орлят» важнейшими. Здесь были лучшие. И, оказавшись в полушаге от успеха, пошли на прорыв. Тишину прошили очереди — первые выстрелы путча.
Закончилось все быстро, затевать из такой позиции скоротечные огневые контакты стоило с гауптвахтовскими вертухаями — но не с бойцами Отдела…
…Раненый в обе ноги Боровец рванул чеку прижатой к животу гранаты — когда увидел, что даже плен не светит, что их хладнокровно расстреливают, что даже прихватить с собой никого не удастся. Двоих его бойцов (не считая повязанных в машинах) взяли — но оба были тяжелые. Из освобожденных арестантов не уцелел ни один — помимо перекрестного автоматного огня, персонально по ним работал Лягушонок из своей старой, но надежной СВД.
6
Тогда же. Ставка Нурали-хана.
Байнар катался по земле, бешено грыз зубами сыромятные ремни, стянувшие руки и грудь. Ремни были крепчайшие, но на них оставались глубокие следы — окровавленные. Нурали казалось, что дважды он слышал треск ломающихся зубов.
Хан подумал, что беседовали с сыном вовсе не онгоны, не духи битвы. И вселились в него, и завладели душой — тоже не они. Больше похоже на всегда голодных и всегда вредящих людям демонов земли, что сродни Драконам Карахара. И значит, когда Байнар самовольно поднял всех воинов левой руки и попытался начать запрещенную отцом атаку — кто выиграл бы, не успей вмешаться верные люди, включенные отцом в свиту молодого углана? Кто? Карахар? Или демоны, пьющие проливаемую на землю кровь — и не способные насытиться?
Нурали не знал ответ.
Но почти одновременно с выбранным Байнаром (нашептанным демонами?) моментом атаки что-то происходило внутри крепости пришлых аскеров. Нурали слышал слабые отголоски Стрел Грома. Демоны и Карахар гневались, что хитрость их не удалась? Что лучших воинов хана вырвали из их хищной пасти?
Это хорошо. Гнев лишает разума всех — и людей, и демонов. Нурали не верил, что чужаки высунутся в степь, под кончары и дротики-джериды [7] . Но, скорее всего, уже оттянули силы от не сработавшей ловушки, от водозабора (Нурали называл его Шумящим и Пьющим Воду). Оттянули, когда поняли, что тело Байнара связано и не подчиняется плененному ими, демонами, разуму.
7
Степной джерид, в отличие от римских пилумов, африканских ассегаев и других видов дротиков явно вел свое происхождение не от легкого метательного копья, но от метательного ножа — с очень длинной оперенной ручкой-древком и большим, тяжелым лезвием. Способ метания тоже своеобразен — с круговым размахом, держась за конец древка — и с последующим в полете разворотом дротика тяжелым острием вперед.