Великая степь
Шрифт:
Ну и что еще простому морпеху надо? Правда, простым морпехом он не был. Но об этом никто, даже Гамаюн, не знал. Только сам Ткачик.
3
С самого утра, с идиотского покушения, в мозгу у Тка-чика засела какая-то заноза. Он и рад бы ее вытащить и выбросить — да никак не мог понять, в чем она состоит.
Мичман снова и снова крутил в мозгу весь видеоряд происшествия у «Хилтон-Девятки».
Вот пацан останавливается перед Гамаюном, вот поднимает руку, куртка сваливается на землю… И так далее, кадр за кадром,
Ткачик искал ответ — и не находил.
Подойти к старшому? С чем? Спросить других свидетелей, Багиру и Лягушонка? О чем? Другой бы давно плюнул и успокоился, решил бы: померещилось. Но мичман хорошо знал, что мнительностью страдать не склонен. И еще — Ткачик во всем привык докапываться до сути…
Час назад он наконец понял, что допустил ошибку в методе поиска: заранее связал источник своей неосознанной тревоги с покушением, с пареньком и его дурацким оружием. Стоило копать шире. И глубже.
А что было там еще? Рядом? Да ничего особенного, воду привезли, народ фляги по домам разносил, очередь к прицепу стояла с канистрами, трепалась о чем-то… Кстати, о чем?
Ткачик напряг память, которой не без оснований гордился — но вроде ничего криминального в услышанных обрывках разговоров не припомнил. Банальный треп, банальные сплетни: про аж восьмидесятиметрового айдахара, про новый опус Мери Мейсон, про чью-то свежеснятую бабу с во-о-от такенными сиськами… Двое, правда, толковали о чем-то серьезном. Один говорил о «баранках» и литрах, другой торопливо заткнул ему рот. Тоже ничего особенного, обычные делишки черного рынка — по мелкости своей никак они не могли Ткачика зацепить…
Значит, не разговоры. Значит, что-то другое… Но что?
Еще Ткачик, подходя, точнее, подбегая трусцой, окинул взглядом «Хилтон». На крыльце стояла Багира. Одна. Нет, конечно, она в прикиде путаны-любительницы удивить может, но чтобы встревожить… Или что-то зацепило тогда глаз в одном из окон? Ничего не вспоминалось…
Ткачик прокручивал в памяти ленту утра в обратном порядке. Вот он легкой трусцой вывернул из-за угла, увидел гостиницу, водовозку…
Стоп машина!
Ткачик наконец нашел, что так долго искал.
4
Странность номер один: четверка загорелых, до пояса обнаженных бойцов-грузчиков, подающих сверху бидоны и фляги. Мелкая странность, никакого криминала — в другой момент Ткачик ее бы и не заметил. Но не тогда — мичман изощрял зрение и мозг в напряженных поисках необычного…
Необычность состояла в следующем: эти четверо всегда подавали емкости вниз весело, с шуточками-прибау-точками, в белозубом сиянии усмешек. Оно и понятно: вернулись благополучно из очередной ходки к источнику — хоть всего десяток километров степью, а бывало всякое… Сегодня же четверка водовозов двигалась внутри кузова ЗИЛа молча, сонно, заторможенно.
Причин тому могла быть масса — и все безобидные. Мозг Ткачика отметил отличие, мгновенно оценил, признал безопасным — и занялся дальнейшими поисками…
Вторую странность Ткачик тогда не успел осознать — потому что через секунду-другую наконец увидел киллера…
Кувшин!
Огромный глиняный кувшин, который пресловутая четверка подавала сверху другой четверке — салагам. Но салаги то ли попались на редкость бестолковые, то ли руки у них, вопреки науке анатомии, произрастали не из того места. А может, просто не выспались, занимались за какую провинность ночными исправительно-трудовыми работами. Короче говоря, здоровенный тот кувшин с синими крупными цифрами на боку они чуть не уронили. Но не уронили, подхватив у самого тротуара. Ни капли не пролили, хоть и накренили здорово…
Такого не могло быть.
Кувшины эти, с недавних пор продаваемые аборигенами на привозе, имели массу достоинств: вода в них дольше оставалась холодной и свежей, чем в сорокалитровых флягах; в широкое горло можно сразу опустить ведро, а не черпать помаленьку ковшиком. Да и гораздо больший против фляги объем позволял выйти за опостылевшую норму — двадцать литров питьевой воды в неделю на человека… Хотя кувшинов на каждый привоз степняки доставляли немного и просили за них сравнительно дорого — покупатели разбирали все.
Но кувшины не делались герметичными, и их крышки не имели защелок и резиновых прокладок, как у фляг. Крышка с чуть не уроненного кувшина обязана была слететь, а вода — хлынуть потоком на мостовую.
Не слетела. Не хлынула…
Кувшинов на водовозке стояло не меньше десятка…
Ткачик бросился к Гамаюну.
5
Долго объяснять не пришлось — после секундного недоумения Гамаюн понял все с полуслова.
— Багира — на Отделе! Остальные — за мной! Нет, Сережа, останься… Тебе ни рисковать, ни светиться нельзя. Это приказ.
И — Ткачику:
— Цифры помнишь?
Ткачик помнил номер дома и квартиры с выпуклого бока кувшина.
— Майор Слепчук, — без адресной книги определил Гамаюн, тот дом был ему хорошо знаком. — По-моему, на суточном дежурстве сегодня.
Они уже вышли из Отдела. Взвод охраны поднялся по тревоге — бесшумной, без ревунов и сирен.
— Вася, бери половину ребят и дуй в автомастерские — водовозная команда там кантуется. Всех — в Отдел. Будут сложности— действуй по обстановке, разрешаю все. А мы втроем — к Слепчуку. Связь через Багиру. По коням!
Лягушонок перемахнул за руль отделовского «уазика», не утруждаясь открыванием дверцы. Гамаюн и Ткачик — назад. Ехать было недалеко. Газовать подполковник запретил — ни к чему пугать честных граждан. А нечестных — спугивать.
Опоздали, зло подумал Ткачик. Это лишь в сказке отморозки в кувшинах до ночи сидели…
6
Дверь оказалась заперта. Хилая, как все двери на Девятке — бронированные преграды тут ставить не от кого. Давануть плечом — вылетит.