Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Шрифт:
Удививший меня поначалу факт наклейки фото владельца паспорта на штамп последнего места его работы и заверение его печатью райотдела милиции объяснился очень просто. Оказалось, что с 1933 по 1937 г. в советском паспорте отсутствовало фото владельца и лишь с октября 1937 г. в паспорта стали наклеивать фотокарточку (при этом ее второй экземпляр оставался на хранении в райотделе милиции). Поэтому наличие фотографии в паспорте Якова свидетельствует о том, что в октябре 1937 г. он продолжал работать на ЗиСе, а не стал слушателем военной академии. Хотя можно допустить, что он без отрыва от производства поступил в сентябре 1937 г. на вечернее отделение какой-то военной академии, но только не Артиллерийской, которая в это время находилась еще в Ленинграде. Поэтому, может быть, не случайно его сводная сестра Светлана упомянула в своей книге несуществующую «Московскую артиллерийскую академию имени Фрунзе», в которую якобы поступил Яков [3, с. 148]. [92] Возможно, это означает, что он начал свое вечернее военное образование в Академии им. Фрунзе, а после перевода в Москву Артиллерийской академии им. Дзержинского
92
Интересно отметить, что там же на с. 150 она пишет: «В 1935 году Яша приехал в Москву и поступил в Военную Артиллерийскую Академию». В этой фразе ни дата, ни название академии не соответствуют действительности. И оттуда он приехал? Что же это такое – память подводит Светлану Иосифовну, когда она рассказывает о Якове, или даже она скрывает какие-то факты его жизни? Что же может скрываться? Выбор весьма велик. Например, его довоенные загранпоездки в Германию… Заранее предвидя благородное возмущение своих критиков: «Да это очередной бред известного “гипотезера” – кто же пустил бы сына вождя в Германию?!» – признаюсь: ни единого факта, подтверждающего это, нет. Но зато есть абсолютно достоверный факт трехмесячной загранпоездки жены вождя Надежды Сергеевны Аллилуевой в июле – августе 1930 г. сначала в Карлсбад на лечение, а потом в Берлин к брату – крупному военному инженеру, работавшему в то время в торгпредстве, Павлу Аллилуеву [53, с. 29, 41 – письма 17 и 19] А ведь у Якова в Берлине был в 20—30-е годы и гораздо более близкий родственник – дядя Алеша Сванидзе (родной брат его матери), тоже работавший в торгпредстве.
Внимательное изучение круглой печати, которой заверены штампы треста «Строитель», показало, что этот трест входил в состав главка Главстройпром Наркомата тяжелой промышленности. Учитывая, что в ноябре 1936 г. завершилась начатая в 1933 г. вторая реконструкция ЗиСа (целью которой было создание производства новых моделей автомашин, в том числе спецмашин для Красной Армии) и что именно с 3 ноября 1936-го началась конвейерная сборка первого отечественного семиместного лимузина «ЗИС-101», можно предположить, что именно трест «Строитель» проводил завершающую стадию этой реконструкции. Тогда работа в нем Я. Джугашвили, его увольнение 12 ноября и прием на работу на ЗиС с 14 ноября 1936 г. могут быть звеньями одной цепи событий: он мог получить солидную должность либо в новом цехе сборки правительственных автомашин, либо в одном из других цехов, появившихся после реконструкции. Кстати, именно в этот период старшим мастером, а затем начальником одного из спеццехов ЗиСа стал только что закончивший Бронетанковую академию Андрей Свердлов, сын Я. М. Свердлова, впоследствии подполковник МГБ. Не забудем и то, что именно ЗиС участвовал в выпуске легендарных установок «катюша».
Небезынтересно, что среди подлинных семейных фото Я. Джугашвили, есть снимок, где он и его жена Юлия запечатлены у одной из подмосковных дач рядом с шикарным черным «бьюиком» – скорее всего, тем самым «Бьюиком-32-90», который стал прототипом семиместного правительственного лимузина «ЗИС-101». Не исключено, что Яков был владельцем или постоянным пользователем этой роскошной автомашины, что несколько разрушает стереотип нелюбимого сына вождя, неудачника, которому, по мнению некоторых авторов, оставалось только стреляться, да и этого он сделать толком не смог.
Герой Советского Союза летчик-испытатель Александр Щербаков, сын А. С. Щербакова, секретаря ЦК и МК ВКП(б), возглавлявшего также одно время Союз писателей, а в годы войны еще и начальника Совинформбюро, а затем и ГлавПУРа Красной Армии, в интервью спецкору газеты «Красная Звезда» Ю. Авдееву 17 января 2007 г. говорил: «Мои родители постоянно общались с Яковом и его женой, которые часто бывали у нас на воскресных обедах. Джугашвили запомнил как интеллигентного, очень эрудированного и общительного человека. Он был интересным рассказчиком <…>. В его периоде учебы для меня есть одна любопытная загадка. Во время одного из визитов к нам Джугашвили как всегда увлекательно рассказал об учениях, с которых только что вернулся. Подробности по молодости лет мне не запомнились, а вот теперь не могу найти ответа на простой вроде бы вопрос: что делал на учениях в Киевском военном округе слушатель академии? [93] По рангу вроде не положено, а с другой стороны, будь он в опале у отца, то при всем желании дорогу на них ему бы закрыли».
93
Это уже второе свидетельство об участии в киевских маневрах «слушателя академии» Я. Джугашвили, о первом, упомянутом в фильме «Освобождение», говорилось выше.
Опять отход от ставшего привычным образа Якова. Уж больно не похож он на
Постоянный пропуск на имя Якова в правительственный гараж – второй подлинный документ, приведенный в книге его дочери, еще больше разрушает образ «пасмурного» неудачника или суперскромника (хорошо знавший его Н. С. Власик пишет в своей книге «Живые страницы»: «Яков, очень милый и скромный человек, разговорами и манерами похожий на отца» [74, с. 94]). Этот пропуск давал ему право въезда и выезда на автомашине с номером МА-97-42 с 15 июня по 31 декабря 1938 г.
Воспоминания Галины подтверждают, что у ее отца был автомобиль (или он имел право постоянно пользоваться им): «Мы собираемся кататься. Папа за рулем моей тезки, черной “эмочки”. [94] Галки, а мы трое, Дюнюня (няня Галины, но у них еще была и кухарка, то есть семью «слушателя академии» Якова Джугашвили, состоявшую из трех человек, постоянно обслуживали два человека! – А. О.) и лайка Веселый… на заднем сиденье» [35, c. 7] [95] (та самая знаменитая лайка, которая зимовала с папанинцами на льдине, а потом была подарена Сталину, а он, оказывается, подарил ее семье Якова. – А. О.).
94
Друживший в Москве с Яковом Джугашвили Георгий Эгнатошвили (внук богатого виноторговца Якова Эгнатошвили, в доме которого работала мать Сталина Екатерина и которого некоторые исследователи даже считают настоящим отцом Сталина), впоследствии генерал-лейтенант МГБ, утверждает, что отец подарил Якову «эмку», когда эти машины только появились [74, c. 19] (Горьковский автозавод начал выпуск «эмки» с марта 1936 г.).
95
Там же она прямо пишет о том, что ее отец был владельцем автомашины: «Но ведь у него была машина! Черная “эмка”, он ее так любил, и водил, и чинил сам!» [с. 63–64]. Хотя не исключено, что это была персональная машина, закрепленная за ним по основной его работе – на ЗиСе или в каком-то другом закрытом, возможно военном, учреждении.
Галина родилась 18 февраля 1938 г., а на следующий день папанинцы были эвакуированы самолетом с разламывающейся льдины. Все совпадает. Правда, воспоминания Галины Джугашвили об отце за рулем черного лимузина относятся скорей к 1940–1941 гг., но ведь в большинстве публикаций о нем утверждается, что он в это время был профессиональным военным – слушателем Артиллерийской академии. Кстати, гораздо раньше у Якова – еще студента МИИТа – уже была машина, ибо В. C. Аллилуев [96] в своем дневнике пишет: «Как-то летом 1935 года отец и мать возвращались домой из Серебряного бора… Неожиданно они увидели на обочине машину, возле которой стоял Яков, в его машине случились какие-то неполадки» [33, c. 146].
96
Сын А. С. Аллилуевой (сестры жены Сталина Н. С. Аллилуевой) и С. Ф. Реденса – начальника Московского Управления НКВД.
Рассмотрение еще одного подлинного, по утверждению Галины Джугашвили, документа – единственной весточки Якова Джугашвили с фронта в виде открытки – приводит сразу к нескольким открытиям. О первом из них – невероятном несоответствии написанных жене слов («все обстоит хорошо, путешествие довольно интересное… папе Яше хорошо… я устроился прекрасно») и указанной на ней грозной даты «26 июня 1941 г.» (через день немцы ворвутся в Минск!) – я уже писал в книге «Великая тайна…». Все объясняется, если предположить, что открытка эта была написана Яковом 21 июня в поезде, пересекшем границу и двигающемся по территории Германии к Северному морю. В этой изъятой у Якова при аресте 22 июня неотправленной открытке цифру 21 в дате немецкие спецслужбы могли исправить на 26, а их агент мог бросить ее в почтовый ящик в еще не оккупированной Вязьме. Так началась длительная немецкая провокационно-пропагандистская спецоперация с использованием факта пленения Якова, которая продолжалась до его гибели 14 апреля 1943 г. Весьма многозначительно отсутствие в открытке номера полевой почты и обещание Якова через день-два сообщить адрес, а не номер полевой почты, на который только и можно писать в воинскую часть. А может быть, просто не было части, и работал он в другом месте?
Второе открытие. В открытке указан адрес, по которому Яков проживал с 1938 г. до 22 июня 1941-го: «Москва улица Грановского дом 3 кв. 84». Это был тот самый дом, в котором жили секретари ЦК, члены правительства и маршалы (например, в одном подъезде с квартирой Якова находилась квартира секретаря ЦК, затем начальника ГлавПУРа и замнаркома обороны А. А. Щербакова). Уже упоминавшийся выше сын А. А. Щербакова Александр, выступая недавно по телевизору, а также в публикации еженедельника «НВО» от 27 февраля 2009 г. сообщил, что, когда их семья жила в доме № 3 по улице Грановского, их соседом был Яков Джугашвили, они с женой и маленькой дочкой занимали пятикомнатную квартиру, ибо, как сказал Щербаков, других квартир в этом доме не было.
В книге «Внучка вождя» Галина утверждает, что появление этой квартиры было связано с ее рождением. А в беседе с автором книги «Дочь Сталина» М. Шад она рассказала: «Сразу после женитьбы мои родители получили двухкомнатную квартиру, а когда моя мать была мною беременна – прекрасную четырехкомнатную квартиру, вдобавок няню и кухарку. Мой отец шутил тогда, что няня получает более высокую зарплату, чем полагающаяся ему стипендия» [130, с. 190].
Неплохо для «нелюбимого» сына-студента, а затем «инженера-трубочиста» и слушателя вечернего отделения военной академии, ибо в те годы даже полковники и генералы, учившиеся в академиях или на курсах при них, жили в общежитиях.