Шрифт:
Владимир Волков
ВЕЛИКАЯ ТАЙНА
1.
У костра молча сидели двое: грузноватый мужчина лет сорока с короткой русой бородкой, в штормовке и кирзовых сапогах, и невысокий сгорбленный старик, чье скуластое лицо от жестких северных ветров, солнца и прожитых лет стало похожим на печеное яблоко.
– Скажи, Алексей, ты не боишься?
– спросил вдруг старик, помешивая кипевший в котелке суп.
– Нет. А чего я должен бояться?
– чуть усмехнулся второй.
– Великая тайна всегда пугает.
– А тайна действительно
Старик оставил варево и некоторое время смотрел в вечернее, фиолетово-зеленое небо.
– Да, - наконец вымолвил он с необычайной серьезностью. Эта тайна действительно великая...
– Суп готов. Давай быстрей поедим - и спать, завтра нас ждет трудная дорога.
Лежа в палатке под легкое похрапывание спутника, Алексей Багненко долго не мог уснуть. Он вспоминал.
Перед его глазами, будто это было вчера, встал день, когда он, тогда еще совсем молодой геолог, только что прибывший в эти места, впервые увидел Хоора.
Алексей прогуливался в одиночестве по берегу реки, вдоль которой протянулся маленький поселок, где располагалась база их экспедиции.
Взгляд его случайно задержался на пожилом полуголом мужчине, сидевшем на торчащей из воды коряге с самодельной удочкой в руках.
Сзади к нему подбежала стайка замурзанных скуластых мальчишек лет по восемь-десять, и принялась что-то громко выкрикивать на своем языке - наверное, дразнить старика. Несколько камешков упали в воду рядом с поплавком.
Рыболов неторопливо встал и, обернувшись, внимательно посмотрел в сторону шкодливых ребятишек.
Тишину июньского полдня прорезал дикий, многоголосый визг, как будто одновременно десяток бензопил вонзили зубья в неподатливую древесину. С быстротой, изумившей бы любого тренера по легкой атлетике, малолетние хулиганы унеслись в разные стороны.
Геолог почти сразу забыл об этом случае, с головой погрузившись в дела. Вспомнилось ему это через несколько дней, когда он увидел этого человека среди рабочих своей партии. Тогда и выяснилось, что его зовут Хоор. Были у него, наверное, имя и фамилия. Но они остались неведомы Багненко: никто не называл старика по-иному, и Алексей не стал исключением.
Он очень быстро обратил на себя внимание геолога. Он заметно выделялся среди как местных аборигенов, так и здешних русских.
Он не пил водки, не курил, был равнодушен даже к крепкому чаю, без которого не мыслили свое существование таежные жители; отличался правильной речью, не содержащей нецензурной брани.
А его высказывания на философские и политические темы поражали своей точностью и глубиной, а иногда и отдавали явной крамолой.
Именно эта склонность пофилософствовать, да еще изрядная эрудиция - Хоор неожиданно оказался знатоком истории, и не столь давней и древней - пожалуй, больше всего удивляла в нем Алексея.
Причем, достоверно было известно, что Хоор нигде не учился, да и вообще, кажется, не покидал этих краев.
И, было еще нечто иное...
Может быть, то, что старик никогда не смеялся и почти не улыбался, а лицо его иногда приобретало выражение некоей давней, неизбывной скорби.
Как-то, при случае, Багненко попытался расспросить о нем одного рабочего - парня из того же поселка, что и Хоор.
Услышал он очень немного, да и, признаться, не был особо настойчив.
Старик обретался в поселке уже очень давно и числился на пенсии по здоровью.
Жил он в убогой хибаре вместе с полусумасшедшей немолодой женщиной - латышкой из высланных; близкого знакомства ни с кем не водил.
Зимой и летом подолгу пропадал в тайге, но большой добычи не приносил.
В поселке у него была смутная слава колдуна и знахаря, и вроде бы он иногда лечил, не забывая взять плату.
Сам работяга считал Хоора, если сказать честно, всего-навсего обыкновенным, малость чокнутым старикашкой...
Сезон закончился, и вскоре этот необычный человек выпал из памяти геолога, как забывал он многих и многих.
Три или четыре года спустя Хоор встретился на его пути вновь.
Тогда их маршрут прошел много севернее этих мест, у самого Полярного круга.
Экспедиция остановилась в глухом забытом богом и властями селе. Настолько глухом, что в нем имелся даже настоящий шаман.
Именно к нему и отправился движимый любопытством Алексей. Тут и увидел он, сильно удивившись, своего старого знакомого.
Хоор сидел прямо на голой земле, перед маленьким костерком, протянув ладони к огню,
Багненко, остановившись, поздоровался с ним, но тот никак не отреагировал, продолжая отрешенно глядеть в пламя.
Пожав плечами, геолог оставил попытки завязать разговор и отправился своей дорогой.
Шаман оказался уже дряхлым старцем, согнутым почти вдвое, и, что бывает редко среди северных народов - совершенно лысым.
На вопросы гостя он с хитроватой ухмылкой заявил, что давно не камлает, не вызывает духов, всю премудрость предков забыл, и вообще, молодому русскому ученому стыдно верить всяким глупостям.
Слегка раздосадованный, Багненко уже собрался покинуть ветхое, изобилующее тараканами жилище, когда вдруг, словно сам собой, у него вырвался вопрос: не знает ли хозяин как поживает его знакомый - Хоор.
Старый шаман мгновенно отвернулся к стене к забормотал что-то неразборчивое, всем своим видом показывая, что не намерен продолжать беседу. Но Алексею почудилось, что перед этим в его глазах мелькнул неподдельный страх. Геолог ушел, так ничего и не поняв.
Судьба надолго, очень надолго увела Багненко далеко от этих краев. Он вернулся лишь несколько дней назад.
В нем почти ничего не осталось от того молодого, полного сил и радужных надежд человека, каким он когда-то появился тут, давно уже он оставил геологию, переменив немало профессий. Он постарел, его бросила женщина, ради которой он сам оставил в свое время жену и двоих детей, был нищ, как церковная мышь, в общем, потерпел полное крушению в жизни.