Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)
Шрифт:
Заметим, что некоторые погибшие ушли в побег не по своей воле…
У Анатолия С.
– несколько грамот за пресечение побегов на Колыме, из них только этот был массовым. Наверняка были и другие групповые побеги, но уж подобных тому, о котором написал Шаламов, мой собеседник не припомнил. И это несмотря на то, что любой более или менее значимый случай доводился до сведения личного состава с целью укрепления бдительности.
«Вставай, страна Зэкландия!»
Побег Батюты оказался детской шалостью по сравнению с более поздними событиями, потрясшими ГУЛАГ.
Волна восстаний заключённых захлестнула лагеря в 1948–1953 годах. Наиболее известные вспыхнули на Печоре (1948), в Салехарде (1950),
Восстания развивались примерно по одному сценарию: уничтожение «стукачей», забастовка, бегство администрации из зоны, переговоры, военное подавление арестантских выступлений. Одинаковы и требования «сидельцев», обращённые не столько к местному начальству, сколько к центральной власти: отмена номеров на одежде, ограничений на переписку, сокращение рабочего дня, введение оплаты труда и системы зачётов рабочих дней, прекращение практики запирать заключённых в бараки на ночь (к 1953 году кое-где добавилось требование распространения амнистии 1953 года на «политических»). Как отмечают исследователи этого периода советской лагерной истории, «в центре восстаний обычно — бывшие участники национальных движений (из Западной Украины и Прибалтики), а также бывшие солдаты и офицеры советской армии (многие — из военнопленных, перемещённых из немецких концлагерей в отечественные особлаги), т. е. заключённые основных послевоенных потоков, знакомые и с оружием, и с опытом коллективных действий» («Звенья», исторический альманах).
Широкому кругу читателей наиболее известно так называемое кенгирское восстание — благодаря роману «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына (глава «Сорок дней Кенгира»). Однако описание событий и оценка действий некоторых категорий восставших у автора «Архипелага» порою серьёзно расходятся с рассказами отдельных непосредственных участников этого «сабантуя» (как называли подобные выступления сами арестанты).
Восстание вспыхнуло в лагере, расположенном в посёлке Кенгир (недалеко от города Джезказгана — административного центра Джезказганской области). Правда, в определении точной даты этого восстания существуют разногласия. Николай Кекушев, непосредственный участник событий, в книге воспоминаний «Звериада» относит его к маю 1953 года и увязывает с последствиями «бериёвской» амнистии 27 марта того же года. Солженицын переносит на год позже — 16 мая 1954 года. Нам кажется более убедительной датировка Кекушева, но, думается, это не столь принципиально.
В начале 1953 года во многих лагерях усиливаются проявления жестокости по отношению к заключённым. Зэков обстреливают с вышек, стреляют по движущимся колоннам, провоцируя их на массовые выступления.
Подобные действия не случайны. Разумеется, отдельные случаи бывали и раньше. Объяснялись они желанием рядовых бойцов, охранявших лагеря, получить внеочередной отпуск с выездом домой (обычно — десять суток). Такое поощрение предусматривалось за проявление особой бдительности, пресечение побегов. А поскольку руководство ВОХР постоянно идеологически обрабатывало солдат, внушая им, что они охраняют не людей, а банду уголовников, врагов народа и прочих дегенератов и выродков, то молодые ребята не видели ничего зазорного в том, чтобы спровоцировать арестанта на нарушение «запретки» и там же подстрелить его (не обязательно насмерть, достаточно было ранить).
Однако уже в 1953 году подобные случаи стали массовыми. Почему? Достаточно логичное объяснение даёт Солженицын:
В том роковом 1953 году с офицеров МВД сняли вторую зарплату («за звёздочки»), то есть они стали получать один оклад со стажными и полярными надбавками, ну и премиальные конечно. Это был большой удар по карману, но ещё больший по будущему: значит, мы становимся не нужны!
…Охранное министерство должно было срочно и въявь доказать свою преданность и нужность. Но как?
Те мятежи, которые до сих пор казались охранникам угрозой, теперь замерцали спасением: побольше бы волнений, беспорядков, чтобы надо было принимать меры. И не будет сокращения ни штатов, ни зарплат.
(«Архипелаг ГУЛАГ»)
Это предположение не выглядит большим преувеличением, поскольку зарплаты работников лагерей в начале 50-х были значительными, и доплата «за звёздочки» превышала зарплату хорошего врача. Да и вообще после Пленума ЦК КПСС 2–7 июля 1953 года, обсудившего вопрос «О преступных антисоветских и антигосударственных действиях Л. П. Берии», центральная власть с большим подозрением стала относиться к «родным органам», выискивая в них пособников «агента мирового капитала» Лаврентия Берии. В этих условиях «органы» обязаны были доказать свою крайнюю необходимость и стремление в любую секунду встать на поддержку и защиту родного государства. Что они поспешили сделать (благо «враги» всегда были под рукой).
Так было и в Джезказгане. Застрелили юную девушку Лиду, которая повесила сушиться чулки на предзонник. Выстрелом с вышки часовой убил евангелиста Сашу Сысоева — бывшего студента последнего курса одного из ленинградских вузов. Убили без всякого повода: он даже не приближался к «запретке». Это вызвало волнения среди зэков. Люди потребовали суда над убийцей (суд состоялся лишь через год, уже после восстания). Вслед за этим — новое ЧП. Конвой, сопровождавший колонну заключённых, торопился в зону. Зэки, несмотря на окрики солдат, еле плелись. Тогда конвойные открыли стрельбу по колонне из автоматов, ранив нескольких арестантов в ноги. «Зона» в знак протеста несколько дней не выходила на работу.
После этого охранники на вышке спровоцировали старого арестанта-китайца нарушить границу контрольно-следовой полосы, кинув туда пачку махорки. Старик потянулся за ней, и его ранили в руку. И так далее.
Напряжение возрастало. К тому же в особлаг, где содержались политические заключённые, забросили большую партию уголовников, надеясь, видимо, стравить тех и других между собой. Впрочем, Кекушев замечает по этому поводу:
Сам по себе этап не представлял для нас опасности, но из-за мелких краж пришлось пережить много неприятностей.
После небольшого инцидента «пятьдесят восьмая», расхрабрившись, вызвала к себе их вожаков и предложила жить в дружбе. В противном случае пригрозили применением силы. Раньше сделать такое предложение уголовникам было невозможно. Преступный мир воров и бандитов пользовался негласным заступничеством лагерного начальства, а мы ходили в «фашистах»… Постоянные жестокие драки между нами и уголовниками давали возможность начальству без опасения избавляться от многих неугодных зеков, осуждённых по 58-й статье, и всё время держать людей в напряжении и безусловном повиновении… Эта тактика стравливания была обсуждена на встрече с вожаками уголовников, и в результате возник наш коллективный союз против общего врага — лагерного начальства. («Звериада»)
Хотелось бы всё же уточнить: речь идёт не столько обо всей 58-й статье, сколько об «автоматчиках» из числа боевых офицеров и, возможно, отчасти — о «бандеровцах». Последних, по словам Солженицына, было в лагере немало. К этому времени «блатные» уже по всему ГУЛАГу вынуждены были считаться с «военщиной», так что Кенгир не составлял исключения, и не было в реакции уголовников чего-то особенного.