Великие императоры времени

Пилипенко Сергей Викторович

– Так вы от этой беды спасались?

– И от этой, и от второй.

– А какая же другая?

– Другая - голод, разруха всеобщая. Многие ушли ранее, разрушив свои места, чтобы никому не достались. Река схудла, берега иссякли, земля в песок-осыпь превратилась.

– Кто ж их довел до такого?

– Да, многие. После того, как великий Анамнехон ушел и тело его пирамидой прикрыли, многие правили еще. Не стало среди них согласия. Каждому фараону по роду своему власти большей захотелось. Под начало общее уже не хотели идти и сами дела свои справляли. Спустя совсем немного сотворилось фараонов среди нас больше, чем работающих. В каждой большой семье стал

фараон

править. Своих же и гонял, чтоб при жизни ему почесть воздавали, и место новое закладывали под усыпальню. Дошло до того, что земель мало стало и камня в округе ближней. Приходилось доставать его из мест других.

Всякий фараон новый создал свои семьи и, уже поправ старое, стал лично на жен других возлагаться.

– Но так было когда-то?!

– Да, но то время прошло. И Анамнехон завещал все по-другому. Бог и мне говорил о том же.

– Ну и что дальше?

– А дальше распад большой произошел. На совете фараонов главенствующих то и случилось. Пять отошло в одну сторону. Семь в другую. Разделилось государство надвое. Одни на одной стороне остались, другие же иную жизнь

повели. Но так недолго было. Чуть позже война разразилась за земли, да за благо земное. Поруха пошла общая. Всякий, кто на другого наскочит и побьет, то дарами иль чем другим завладеет. Даже пирамиды начали отворять и кое-

что оттуда забирать. Жрецов великих бить начали и мало тех совсем осталось к моменту отхода моего.

– А соединялось ли царство вновь?

– Нет, больше того не было. Но хуже всего, за власть стали драться и жены среди семей фараонов тех. Если фараон погибал, то за него жена или дети по роду боролись. Чуть позже начали царства свои небольшие упрочать.

– А как?

– Воинов побольше к себе приманивали. Драгоценностями из фараоновых гробниц рассчитывались, а порою, и так нательно отдавались, дабы овладеть умом и телом тех воинов. Разврат стал подле цариц тех твориться.

– Много ли цариц было?

– Да я уж, не упомню. Хотя знаю царство Лидийское от имени царицы той, царство Мизаремы и царство Шумеры. Все они были довольно схожи между собой и время от времени создавали склоки вокруг, дабы от себя что-то отодвинуть, а другой величие распутства пустить. В мои времена те царства также в путь двинулись. На землях других и осели. Не могли они все же противостоять другим.

– Как же тебя люди избрали?

– А некому было возглавлять все то, что от племени-роду нашего осталось. Разбежались те, кто слыл побогаче в разные стороны. Слыхал я даже, что к другим берегам подались. Вплоть до места того, куда Анамнехон-фараон ходил по морю. Сам я того не изведал лично, мало прожил. Люди упросили стать их вождем, и все совместно город мы обосновали. Римом назвали его. Долго ходили окружно в поисках места, да так возле моря и осели. Все же теплее там было. Холод белый меньше разносился, и беда стороною прошла.

– А, что же дальше случилось? Почему они изгнали тебя?

– Не понравилось им, что я стал закон чтить тот, ранее Богом нашим обозначенный. Слишком строг для них оказался. А хотели все попроще жить. Так, чтобы меньше к порядку приводить себя и больше на море то глазеть от утра до полуночи, когда Луна на море то спадет. Решил создать я свой музей небольшой и дары все от людей снести в одно место. Но исколотили меня за то. Думали, что хотел я руку к их сокровищу приложить. Хотел также гору воздвигнуть и город великий обосновать. Но

люди трудиться не захотели. Только собою, кто как мог, и занимались. Тогда, решил я войско небольшое создать и управлять всем, как и полагается. Вот тут все супротив и стали. Некому кормить то войско и зачем оно нужно вовсе. На том порешили, а меня переизбрали или сдвинули. На место же то избрали другого - Аристотеля. Говорил он ладно и губы им всем, словно сладким плодом смазывал. Велел гнать меня из города и слушать его. Он вроде как Богу служит и по роду к жрецам относится. Даже знак им показывал какой-то. Я того не видел, далеко от него стоял. Но люди поверили и тут же почести все воздали. Меня же палками побили и за город удалили. Так и прожил я совсем немного. Подослали ко мне убийцу от самого Аристотеля. Не хотел он, чтобы я возле его власти влачился. Так вот, моя жизнь та и была загублена, и было то отроду мне всего тридцать лет. Ровно в день смерти то и исполнилось. Бог очистил меня и на небо поднял. Ум соединил другой и вновь на землю опустил. Но то уже в другой жизни было. А по тому все.

– Спасибо тебе, Аристид. А можешь ответить еще на вопросы?

– Могу, если знаю, что сказать по ним.

– А скажи, почему народ твой феноклами прозывался?

– Это давняя история. Когда-то был вождь у нас. Звали его так - Феноклид. Поэтому, людей так по роду его и обозвали. То время было еще Анамнехона отца правление.

– Теперь, ответь мне еще на такой вопрос. Почему ты согласился на людской уговор тогда и почему по их слову все то оставил бесследно?

– Так Богу было угодно. Он велел поступить таким образом и в первом, и во втором. Слышал я его голос внутри себя, а иногда, даже записывал слово какое, им сказанное для блага и дела общего.

– Но от тебя, как говорят, ничего не осталось?

– Не знаю я того. Что писал - то людям ведал. Правда, при жизни того не показывал. Все мои труды так и остались непрочтенными, думаю. Кому то было нужно, если каждый пекся о своем благе личном, а больше ничего не надо.

– Не винишь ли Бога самого в своей смерти ранней?
– спрашивает сам Бог.

– Нет, то сотворили люди или один из них. Бог желал лишь всем добра и славы в труда величии. Так думал я всегда и опосля с тем же остаюсь.

– Ну, что ж, прощаю тебе твои грехи ранние от чрева людского, в пороке затеянного, и возвожу на небеса, дабы мысль твоя в душе состояща там сохранялась до дня великого и благого.

– Благодарю тебя, Бог, за доброту великую. Оставляю человека того и ухожу, как и велено. Но опосля себя след в душе его оставляю и отдаю силы величие в праздности только ума.

– Хорошо, что так поступаешь. Долго не задерживайся. Время уходит и душа твоя вновь чем загрязниться может, - говорит Бог.

– Уже иду, следом за тобою ступаю. А след сам уже сотворил и часть ума своего человеку оставил. Пусть, благо им творится, и горе людское трудом великим его окупается. Прощай, человек, удаляюсь от тебя и вместе со словом божьим вверх уношусь.

Это был Аристид и в душе-теле одного содержался до времени исторической очистки его. Практически, мало что почувствовал тот человек, ибо душа чиста была и до того, и только его мыслью порочною в жизни могла немного очерниться.

– То душа светлая и мною нарочно на свет пущенная, дабы узнали вы большее и усмотрели в другом всяку ложь, - говорит сам Бог и велит переходить к оповествованию другому, которое в главе иной будет содержаться и по-иному именоваться.

Глава 3