Великие императоры времени
Шрифт:
Неисправимый Аристотель
Об Аристотеле уже говорилось и повторяться в очередной раз не будем. Но на сей раз действительно по "коридору темному" пройтись будет нужно, дабы беседа наша состоялась, и ответы мы получили.
Так и поступаем. Вниз по коридору опускаемся и к двери одной приближаемся.
Из-под нее свет яркий просачивается и в глаза наши больно бьет. То дверь в ад людской, где души те заблудшие срок свой мытают и очистить
Беремся отважно за ручку двери той и сразу глаза свои заслоняем от света, нам навстречу рвущегося.
Затем дверь резко открываем и также быстро уже за собой закрываем, чтоб душа какая недоочищенная наверх ранее не вырвалась.
И вот, мы уже внизу и пред рекой останавливаемся. Там ожидаем немного, а затем благодаря паромщику или лодочнику на другой брег переходим. А дальше поле большое нас встречает, и душ полным-полно там бродит вокруг.
Имя то быстро взываем и рот рукой прикрываем, чтоб пакость какая адская к нам внутрь не взошла. Появляются сразу тени светящиеся многие.
– Которая из нас?
– спрашивают.
Мы же говорим так:
– Пусть, подойдет душа того, кто вторым императором Рима звался.
Сразу отделяется одна, а другие исчезают. Им нет дела до чужих грехов. Им бы свои исправить, да на землю воочию возвернуться.
– Я тот, кого вы ищете, - говорит нам душа опасенная. Стоят подле ней два великана в одеянии желто-голубом и сверкают своими доспехами. Это охрана той души, чтоб даже очистившись во времени, она не смогла взойти в свет, а так продолжала там и дальше маяться.
Приветствуем каждый по-своему ту душу и чуть-чуть к ней приближаемся на расстояние, чтоб слышно хорошо было.
Ближе не подходим, а то вдруг она прыть какую-то проявит и вмиг в нас самих обернется.
Вдруг воины те не успеют ее схватить за ноги и утащить назад.
Начинаем вопросы ей задавать и спрашивать о времени его тунеядства большого.
– Как долго здесь?
– спрашиваем участливо, ибо жалко нам душу человеческую, в тяготе той состоящую.
- Да уж веков больш двадцати двух состою.
- Ну и как оно тут живется?
– А вы, что же, не видите сами?
– отвечает душа и показывает на свою охрану.
Те еще крепче ее схватывают, да так, что аж стонет она.
– Отпустите, не убегу никуда. Богом велено здесь пребывать до сроку дня нужного.
– Знаем то, - отвечает охрана, - но и твою хитрость ведаем. Сколь здесь состоишь, а все о том же помышляешь. Потому и держим так. Бог велит службу хорошо нести.
– Всё знаете, - зло говорит душа, - только вот они, дурни, мало что сами о себе знают, - это Аристотель о нас с вами говорит и пальцем своим немного крючковатым тычет. Когда-то палец тот побывал в беде великой, да так и исказился, как и почерк самого Аристотеля во время земного пребывания.
– А, что знать мы должны?
– разбирает нас интерес, и мы даже ослабляем свое внимание и чуть-чуть ближе пододвигаемся к той душе.
– А ну-ка, отодвиньтесь, - сурово говорит охрана
Это мы поняли и сразу, немного назад отходя, спрашиваем еще раз.
Душа видит, что дело ее не выгорело и в плач небольшой бросается, пытаясь нас разжалобить. Но мы то уже знаем о ее проделках, а потому, молча выжидаем, когда все окончится и вновь к ней обратимся с вопросом тем же
Наконец, душа соглашается с судьбою своею и, вытягиваясь во весь рост, начинает вести с нами беседу.
– Так, что вы узнать желаете?
– лебезит она перед нами, прямо заглядывая нам в глаза, от чего аж не по себе как-то становится,
– Желаем узнать, как подлог совершил ты в свое время и имя другое осквернил?
– А-а, это об том деле, - сочувственно самой себе отвечает душа, и голова понуро свисает вниз.
Аж жалко становится ее до той поры, пока она резко головой вверх не взбрасывает и свет свой из очей на нас извергает, быстро говоря.
– А вот не скажу я вам обо всем, что было. Что было - то сплыло. Не делал я ничего такого.Все то божьи сказочки, ему в угоду да еще кому-то из рабов его, что подчиняются. Дурни они. Зачем верят то ему. Богу земля наша не нужна. Он так, на ней дела свои производит. Нас мучает, детей делать не
велит. Говорит, чтоб стать мужская другой была или исчезла вовсе. Сам делом тем ведать будет. Вот чего Бог ваш хочет, - и душа громко во весь ад смееется, тычя в нас своим крючковатым пальцем.
Но долго смех тот не длится. Вскоре она снова слезой проливается, и, уже тихо шепча, у Бога прошения за свои слова выпрашивает.
Затем резко все прекращает и спустя секунду начинает свой рассказ по делу прошлому.
– Был я молодым тогда, - говорит Аристотель, - хотел к власти подойти ближе. Сердцами чтоб всех людей ведать, душами их управлять. Скликал я однажды к себе немногих, желающих того же, что и я, и уговорились мы бунт небольшой создать против императора нашего, слабо в делах наших разбирающегося. То получилось, но за раз убрать его не удалось. Тогда, прибегли мы все совместно к еще одному средству. Взяли и очернили его в глазах людских, сказав, что желает он сам себя обогатить и с помощью воинов охранять от нас. Дело то прошло хорошо. Многие на удочку мою верховодную попались. Дело до палок дошло, а дальше и вовсе изгнали Аристида того подальше. Чуть попозже я к нему отправил одного из своих. Звали его Тиберий.
Дело он свое знал хорошо и с человеком тем покончил. Но я, тогда, подумал, а зачем мне тот Тиберий нужен. Лишний рот к моему столу пирному. Послал я другого своего друга Крита, чтоб он дело то исправил и Тиберия на тот свет отправил. За небольшую плату тот согласился. Спустя день другой то и свершилось. Зажили мы, как великие фараоны. Людям сообщили, что трогать их не будем, но пусть, нас кормят всем, что есть самое хорошее, одежды приносят и дев для усладу приводят. За то обещал я им от Богов славу великую и благое для дня начало, восходом солнца обзывающееся.