Великие мужчины XX века
Шрифт:
17 июня началось пятое в том году турне Элвиса Пресли по городам Америки. Первый концерт в Спрингфилде, штат Миссури, затем Омаха, штат Небраска. Там телевизионная компания RCA должна была записать его концерт. Впервые после знаменитого вечера «Элвис на Гавайях» в 1973 году. Теперь было решено записать два его концерта: один – в Омахе, другой в Рэпид-Сити, штат Южная Дакота.
Нервы у Элвиса были напряжены. Он просил отменить гастроли, но Том Паркер убедил его этого не делать. Вечера прошли трудно. Он останавливался, забывал слова, садился, подолгу говорил с публикой, потом снова начинал петь. Зал кричал от восторга, а он был не в себе. Последний концерт состоялся в Индианаполисе. Наконец, все было кончено, и Элвис приехал домой.
Было ясно, что он обречен, – его отец, по крайней мере, это понимал. 16 августа Джинджер, которая была с ним, проснулась около девяти утра, увидела, что Элвис взял книгу и пошел в ванную. «Только не засни там!» – крикнула она ему вслед, и уснула сама. В час дня она нашла его в ванной комнате, он лежал на полу мертвым – наркотики и нервное истощение сделали свое дело. Официально было объявлено, что Элвис Пресли скончался от гипертонической болезни и коронарной недостаточности.
Похороны были грандиозные. На кладбище Форест Хилл, куда стекались несметные толпы народа, был приготовлен мраморный мавзолей, однако ему не суждено было стать последним пристанищем певца. Через некоторое время варвары-поклонники попытались похитить тело «короля», правда, безуспешно. Однако, чтобы впредь избежать подобных инцидентов, тело Элвиса перенесли и захоронили рядом с могилой его матери на территории Грейсленда, в месте, которое сам Элвис называл «Садом медитаций». Впоследствии здесь же похоронили и его отца, Вернона Пресли.
После смерти Элвиса было множество слухов: говорили, что у него был рак или лейкемия, что он покончил жизнь самоубийством или отравился наркотиками, хотя официальную версию никто открыто оспаривать не решился. Писали, что на последних концертах он прощался с публикой, с тем, что составляло его жизнь более двадцати лет.
Что осталось? Имя суперзвезды, классика рок-культуры, уникальная манера пения, миллионы пластинок, записи, документальные ленты, фильмы, в которых он снимался, книги, написанные о нем. Когда-то он был слишком наивен, потом – слишком уверовал в свою звезду, потом утешался мыслью, что личная жизнь – не самое главное, и отдал себя миллионам, которых любил и без которых не мог жить.
Рудольф Нуреев
Танец длиною в жизнь
Слухи о том, что Кировский балет собирается на гастроли в Париж, ползли по театру. Нуреев не верил, что его возьмут. Париж был мечтой. На дворе стояла весна 1961 года. Театр готовился к гастролям, говорили, что после Парижа поедут в Лондон. Все было неясно. Его любимую партнершу Аллу Шелест отстранили от поездки в самый последний момент. В ленинградской труппе он танцевал с Аллой Сизовой, Ириной Колпаковой, Нинелью Кургапкиной, Аллой Осипенко, но Алла Шелест была его божеством. С ней он танцевал «Жизель» и «Лауренсию». Недосягаемость ее виллисы и гордость Лауренсии вдохновляли его редкий дар. Лауренсию он танцевал и с Наталией Дудинской, первой балериной Кировского балета. Нуреев ценил мастерство большой актрисы и чутко воспринимал ее бесценные уроки, но танцевать любил с Аллой Шелест, в мире балета ее называли великой балериной.
Наталья Дудинская была женой Сергеева, первого танцовщика Кировского балета. По словам Нуреева, Сергеев его не любил. Во всяком случае, так он писал впоследствии в автобиографии, что не мешало ему заметить: «Оба они, Дудинская и Сергеев, были великолепные танцовщики, но им было около пятидесяти, и у них было мало шансов покорить парижскую публику». Это они понимали и, чтобы не рисковать, готовили к гастролям молодых.
Нуреев репетировал сергеевский и свой собственный репертуар: Альберта в «Жизели», Солора в «Баядерке», заглавную партию в «Дон-Кихоте», Голубую птицу в «Спящей красавице», Андрия в «Тарасе Бульбе». Удивительное соединение в его танце легкости и силы, стремительности и отточенного стиля не укладывалось в стереотип первоклассного танцовщика. От него многого ждали. Занимался с ним замечательный педагог Александр Иванович Пушкин. Нуреев был его любимым учеником. Усердие Нуреева покоряло Пушкина, как и его музыкальность. Перед отъездом в Париж Рудольф практически жил в семье своего учителя.
11 мая 1961 года труппа Кировского балета вылетела в Париж, Нуреев больше никогда не видел Александра Ивановича, хотя его уютную квартиру во дворе Хореографического училища помнил всегда. Это был дом, где его любили.
Спустя десять дней он впервые вышел на сцену парижской Grand Opera: шла «Баядерка», Солор – его любимая партия. Его божественную пластичность отметили сразу. «Кировский балет нашел своего космонавта, его имя Рудольф Нуреев», – писали газеты. Вокруг него толпились поклонники. Он подружился с Клэр Мотт и Аттилио Лабисом – «звезды» французского балета мгновенно оценили его редкий дар – и особенно с Кларой Сент, поклонницей балета, одной из завсегдатаев за кулисами Grand Opera. Именно ей суждено было сыграть особую роль в его судьбе. Она была помолвлена с сыном министра культуры Франции Андре Мальро, и связи ее в высших сферах были необъятны. Клару он прежде всего повел смотреть свой любимый балет – «Каменный цветок» в постановке Юрия Григоровича, сам он в нем не был занят. Григоровича в Париж не пустили, а Нуреев очень высоко ценил его балетмейстерский талант.
Вел он себя вольно, гулял по городу, засиживался допоздна в ресторанчиках на Сен-Мишель, в одиночестве отправился слушать Иегуди Менухина (он играл Баха в зале Плейель) и не считался с правилами, в рамках которых существовали советские танцовщики.
Рудольф Нуреев. Ленинград, 1950-е гг.
У Клары Сент случилась беда, Винсент Мальро, уехав на Юг на несколько дней, разбился насмерть в автомобильной катастрофе. Это еще больше сблизило ее с русским танцовщиком. Имея множество знакомых в Париже, Клара Сент была в сущности одиноким человеком: она бежала из Чили и всем своим существом понимала состояние Нуреева, странного, нелюдимого юноши родом из Башкирии, оказавшегося в центре вни ания парижской светской толпы. Все, что произошло в парижском аэропорту Ле Бурже в тот далекий день, 17 июня 1961 года, лучше всего описал сам Нуреев в «Автобиографии»: «Я принял решение потому, что у меня не было другого выбора. И какие бы отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом». Газеты наперебой на первых страницах давали громкие заголовки: «Звезда» балета и драма в аэропорту Ле Бурже», «Прыжок в свободу», «Девушка видит, как русские преследуют ее друга». Этой девушкой была Клара Сент, которой он позвонил из полицейского участка. Она просила его не приходить, около ее дома шныряли советские агенты, их легко было узнать по одинаковым дождевым плащам и мягким велюровым шляпам.
Вначале Рудольфа поместили в доме напротив Люксембургского сада, в одной русской семье. Друзья навещали его. Газеты писали, что он «выбрал свободу», и детализировали события в аэропорту. Если бы ему не предложили улететь в Москву, ничего бы не произошло. Его решили наказать за слишком свободное, с точки зрения тех, кто был приставлен к артистам, поведение. Его вещи были упакованы и находились в багаже, отправлявшемся в Лондон. Что из этого вышло, теперь знает весь мир. Надо было начинать новую жизнь.
Борис Львов-Анохин в статье «Блудный сын русского балета» пишет: «Оставшись в Париже, он вступил в совсем новый для себя мир свободы, в мир танца, не ограниченного рамками классицизма и политическими требованиями так называемого «социалистического реализма». На деле «мир свободы» оказался удивительно сложен. Повсюду его сопровождали два детектива. Режим дня был расписан строго по минутам, опасались акций со стороны советских спецслужб: класс, репетиции, ленч в соседнем ресторанчике и дом.
Балетная труппа маркиза де Куэваса, принявшая его к себе, вселяла надежду, что он будет танцевать все, что захочет. Но ситуация, в которой он оказался, только способствовала депрессии, рядом не было Пушкина, не было занятий, к которым он привык, не было привычной дисциплины, создававшей жизнь тела, без которой нельзя было стать идеальным мастером танца. А он к этому стремился. Здесь царили посредственность и дурной вкус, хороших танцовщиков было мало.