Великий Александр Македонский. Бремя власти
Шрифт:
Путь к закату
Итак, Александр занялся государственными делами – можно себе представить, что творилось в стране, пока ее владыка воевал на Востоке! Для начала он решил немного встряхнуть правящую элиту, но тут из Индии пришла тревожная весть – ее сатрап Филипп был убит собственными наемниками. Царь отреагировал мгновенно – всю полноту власти до назначения нового сатрапа он передал князю Таксилу, которому полностью доверял.
После этого Александр выступил из Пуры и направился в область Кармании на соединение с войском Кратера. Позже явились к нему со своими отрядами и стратеги Мидии, которые всем там заправляли после смерти Пармениона – Клеандр, Ситалк и Геракон. А вот тут произошло неожиданное – и местное население, и собственные войска стали обвинять Клеандра и Ситалка во множестве преступлений: « они грабили храмы, разрывали старые могилы и, относясь к подданным дерзко и пренебрежительно, творили всякие несправедливости» (Арриан). « Их алчность и разврат сделали имя македонцев ненавистным для варваров» (Курций Руф). Но был во всем этом еще один момент, можно сказать, личного свойства – именно эта парочка убила Пармениона, и они явно думали, что кровь старого полководца, пролитая в угоду царю, гарантирует им неприкосновенность. И вот здесь Царь царей должен был окончательно решить – каким он хочет видеть будущее своей империи? Чтобы в огромной стране был закон единый для всех, а перед ним, земным богом, были все равны, или же создать такую систему, когда незначительная прослойка могла жировать за счет основной массы населения, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я думаю, что Великий Завоеватель думал недолго – двух негодяев, Клеандра и Ситалка казнили: « чтобы внушить страх тем, кто оставался сатрапами, князьями и монархами: пусть знают, что если они будут совершать беззакония, то их ждет такое же наказание» (Арриан). Мало того, вместе с ними, по сообщению Руфа, отправились на плаху 600 македонских солдат
Но пока царь по ходу дела решал все эти проблемы, армия продолжала движение на закат и вступила в область Персиды – туда, где Искандер Двурогий когда-то прошелся огнем и мечом. И именно в этой области деятельность Александра была наиболее показательной, именно здесь наиболее ярко стало видно то, чего же в итоге хотел достичь этот гениальный человек. А началось все с того, что поставленный сатрапом Фрасаорт умер от болезни и управление в свои руки взял знатный перс Орксин, пожелавший сохранить Персиду для Александра. Возможно, хотел как лучше, но получилось как всегда: « Орксина уличили в том, что он грабил храмы и царские гробницы и несправедливо казнил многих персов» (Арриан). А это в глазах царя также являлось преступлением, и преступлением страшным: он мог понять, когда завоеватель-македонец начинает свирепствовать над побежденными, но он для того и сохранял власть местной элите, чтобы в какой-то степени защитить местное население от произвола пришельцев. Теперь, видя полное извращение своего в целом очень хорошего замысла, Александр стал беспощаден. И было еще одно преступление, которое возмутило Царя царей до глубины души – была разграблена могила персидского царя Кира Великого, основателя державы Ахеменидов! Дальнейшие действия Македонца показали, что честь царского имени для него – не звук пустой и что он с уважением относится к истории страны, которую завоевал. « Аристобул рассказывает, что Александр отдал ему приказ привести могилу Кира в полный порядок: уложить в гроб уцелевшие останки, закрыть гроб крышкой, исправить в нем все изъяны; обвить ложе лентами, положить остальные украшения, такие же, как раньше, и в таком же количестве; дверцу сделать незаметной, заложив ее частью камнем, а частью замазав глиной; в глину вдавить царскую печать. Александр велел схватить магов – сторожей могилы и пытать их, чтобы они назвали преступников, но они под пыткой и сами не повинились, и назвать никого не назвали; уличить сообщников оказалось невозможно, и Александр отпустил их» (Арриан). А вот Плутарх дополняет все сказанное выше очень интересным сообщением: « Когда Александр узнал, что могила Кира разграблена, он велел казнить Поламаха, совершившего это преступление, хотя это был один из знатнейших граждан Пеллы». Вывод напрашивается интересный – пытки магов можно рассматривать в контексте того, что царь подозревал в разграблении Орксина, но судя по всему, эта версия отпала, а вот «знатнейший гражданин Пеллы» попался и получил по заслугам. Таким образом, мы видим, что царь делает все, чтобы показать своим новым подданным – для меня вы ничем не хуже македонцев и греков, и все, что дорого вам, так же дорого и мне. А тот, кто творит несправедливости по отношению к вам, невзирая на то, представитель он местной аристократии или пришелец с Запада, не избежит моей кары – и в подтверждение этого тезиса взял да и повесил Орксина. Но главная беда царя была в том, что он был страшно одинок в своих поистине гениальных начинаниях, а то, что его во всем поддерживал Гефестион, еще ровным счетом ничего не значило, об их взаимоотношениях будет написано ниже.
И тут для Александра блеснул луч надежды – ему показалось, что его усилия все-таки не пропали даром. У царя было восемь телохранителей, последним, восьмым был Певкест, тот самый, что в городе маллов продемонстрировал чудеса преданности и храбрости, прикрыв поверженного Александра щитом и отражая вражеский натиск. Царь искренне верил в преданность этого человека и, желая его достойно наградить, назначил сатрапом Персиды вместо повешенного Орксина. Пост, надо сказать, ответственнейший, потому что Персида – родина персидского народа и великих царей, и очень многое в империи должно было зависеть от того, кто и как ей управляет. И Певкест подошел идеально, и не только в силу каких-то особенностей характера, но и потому, что проникся идеями своего царя. « Ценил Александр его и за то, что персидский образ жизни был для него вполне приемлем. Это обнаружилось сразу, когда, став сатрапом Персии, он, единственный из македонцев, надел мидийскую одежду, выучил персидский язык и вообще переделал все на персидский лад. Александру это нравилось, а персы радовались, что он предпочитает их обычаи своим родным» (Арриан). Случай поистине уникальный среди македонской верхушки, но как знать, проживи Александр дольше – и, возможно, ему удалось бы достучаться до остальных, а там подросло бы и другое поколение, воспитанное совсем на других ценностях. Наблюдая за деятельностью Певкеста, Царь царей надеялся, что не все так плохо, что надежда есть и его труд по созданию невиданной в мире империи не оказывается напрасным. Однако реакция большинства македонцев и греков была предсказуемой: « Огорчало их и то, что Певкест, сатрап Персии, перенял и персидский наряд, и персидский язык на радость Александру, с удовольствием глядевшему на это превращение в варвара» (Арриан).
Последним делом Александра в Персиде была казнь самозванца – мидянина Бариакса, которого привел сатрап Мидии, после этого Великий Македонец продолжил свое шествие во главе армии к Вавилону.
Здесь будет уместным сделать шаг назад и разобрать эпизод, о котором упоминают некоторые античные авторы – о походе армии царя через Карманию. Вот что пишет по этому поводу Арриан: « У некоторых писателей есть рассказ, не заслуживающий, по-моему, доверия: Александр велел соединить вместе две роскошные повозки, возлег на них вместе с друзьями и под звуки флейты проехал через всю Карманию; солдаты следовали за ним в венках, перекидываясь веселыми шутками; еду и всякие роскошества щедро выносили к дороге местные жители. Александр устроил все это в подражание вакхической свите Диониса». А вот что по этому же поводу сообщает Плутарх: « Восстановив свои силы, македоняне в течение семи дней веселой процессией шествовали через Карманию. Восьмерка коней медленно везла Александра, который беспрерывно, днем и ночью, пировал с ближайшими друзьями, восседая на своего рода сцене, утвержденной на высоком, отовсюду видном помосте. Затем следовало множество колесниц, защищенных от солнечных лучей пурпурными и пестрыми коврами или же зелеными, постоянно свежими ветвями, на этих колесницах сидели остальные друзья и полководцы, украшенные венками и весело пирующие. Нигде не было видно ни щитов, ни шлемов, ни копий, на всем пути воины чашами, кружками и кубками черпали вино из пифосов и кратеров, и пили за здоровье друг друга, одни при этом продолжали идти вперед, а другие падали наземь. Повсюду раздавались звуки свирелей и флейт, звенели песни, слышались вакхические восклицания женщин. В течение всего этого беспорядочного перехода царило такое необузданное веселье, как будто сам Вакх присутствовал тут же и участвовал в этом радостном шествии». Ну и Курций Руф напоследок: « Дороги в селениях, через которые проходил его путь, он приказал устлать венками из цветов; у дверей домов поставить кратеры и другие объемистые сосуды, наполненные вином; на повозках сделать настил, чтобы они могли вместить больше воинов, и украсить их наподобие палаток, покрыв одни из них белыми одеждами, другие – драгоценными цветными. Первыми шли друзья и царская когорта, украшенная венками из пестрых цветов; с разных сторон слышались пение флейтистов и звуки лир, пирующие воины ехали на повозках, разукрашенных по мере возможности, обвешанных особенно блестящим оружием. Сам царь и его спутники ехали на повозке, обильно уставленной золотыми кратерами и золотыми же большими кубками. 7 дней подряд двигалось войско, предаваясь таким образом вакханалиям, – готовая добыча, если бы только у побежденных нашлось мужество выступить против пиршествующих. Клянусь богами, достаточно было бы тысячи трезвых мужей, чтобы захватить празднующих триумф воинов, 7 дней упивавшихся и отягощенных обжорством». И какой же вывод можно сделать из всего вышеизложенного? А такой, что на 7 дней Царь царей вместе с командным составом и всей остальной армией ушли в жуткий запой, и только благодаря какому-то чуду не подверглись атаке неведомого врага. И очень часто именно это событие приводят в пример, рассуждая о неумеренном пьянстве Александра. Только пьянка пьянке – рознь, и есть смысл попробовать разобраться в происшествии.
Для начала отметим,
Великий Македонец прекрасно понимал, кто несет персональную ответственность за страшный рейд по безжизненным землям. Но знал он и то, что это прекрасно понимают и многие из тех, кто вслед за ним прошел через это чистилище, и вполне возможно, они смогут облачить свои претензии в более осязаемую форму. Мятеж на Гифасе, который похоронил все его мечты, царь держал в памяти и повторения подобной ситуации явно не желал. Потому и могла появиться у него мысль – чтобы у воинов не возникало лишних вопросов, взять да и устроить для них грандиозный праздник. Александр очень хорошо знал человеческую натуру, а уж своих солдат – тем более, и прекрасно на этом сыграл. Семь дней непрерывного загула подорвали на какое-то время боеспособность армии, зато и проблем лично для Царя царей никаких не возникло. А вот самому ему в этот момент напиваться было никак нельзя – кто-то ведь должен был следить за пьяным сбродом, в который превратилась некогда грозная армия. Свое Александр наверстает позже, когда все успокоится и страсти утрясутся, и о том, как проходили подобные мероприятия, мы можем прочитать опять-таки у Плутарха. «На пиру он предложил потягаться в умении пить и назначил победителю в награду венок. Больше всех выпил Промах, который дошел до четырех хоев; в награду он получил венок ценою в талант, но через три дня скончался. Кроме него, как сообщает Харет, умерли еще сорок один человек, которых после попойки охватил сильнейший озноб». Мероприятие полностью в духе Александра – венок не простой, а весом в один талант золота (26,2 кг), и потому за него и развернулась такая борьба, а четыре хоя – это 13 литров, вот и судите сами, как себя должен был чувствовать победитель, вылакав такое количество неразбавленного вина. Таким образом, можно сказать, что сын Амона очень искусно выскользнул из довольно скользкой ситуации, в которой оказался, и полностью притушил то недовольство, которое могло вспыхнуть после злосчастного рейда по Гедросии. Но он уже очень хорошо понимал, что необходима капитальная военная реформа и что прежняя македонская армия явно перестала соответствовать, как и задачам, которые он наметил на будущее, и лично ему как правителю мировой державы. А потому решающее столкновение между ним и собственными войсками было неизбежным.
Следующую длительную остановку Александр сделал в Сузах и, как всегда, начал с наведения порядка, вызвав к себе сатрапа Абулита. « Оксиарта, одного из сыновей Абулита, он убил сам, пронзив его копьем. Абулит не приготовил съестных припасов, а поднес царю три тысячи талантов в чеканной монете, и Александр велел ему бросить эти деньги коням. Кони, разумеется, не притронулись к такому «корму», и царь, воскликнув: «Что нам за польза в твоих припасах?» – приказал бросить Абулита в тюрьму» (Плутарх). Позднее сатрап был все равно казнен, но обращает внимание тот факт, что одного из обвиняемых царь прикончил собственноручно – а это говорит о том, что он явно впал в ярость. Да и было от чего – читая античных авторов, приходишь к выводу, что большинство преступлений, совершенных его наместниками, были сделаны точно под копирку. Все их в итоге обобщил Арриан, и получилась довольно занятная картина. « Много преступлений совершено было правителями в землях, завоеванных Александром, по отношению к храмам, гробницам и самим подданным: поход царя в землю индов слишком затянулся, и казалось невероятным, что он вернется, пройдя через земли стольких народов, сражаясь столько раз со слонами; считали, что он погибнет где-нибудь за Индом или Гидаспом, за Акесином или Гифасом. Бедствия, перенесенные им в земле гедросов, еще больше утвердили азийских сатрапов в мысли, что беспокоиться им относительно возвращения Александра нечего». Что ж, вполне закономерный итог долгого отсутствия царя и как следствие чувство полной безнаказанности. Отсюда – и его дальнейшее поведение: « Говорят, что Александр в это время стал более склоняться к тому, чтобы доверять жалобам и ничуть в них не сомневаться. Он готов был страшно наказывать даже за мелкие проступки, считая, что люди, способные на них, могут совершить и великие преступления» (Арриан).
Но пребывание Царя царей в Сузах ознаменовалось еще одним легендарным событием – знаменитой свадьбой, когда Александр женился в очередной раз и переженил своих соратников.
Свадьба в Сузах – это грандиозный политический акт, который, по мысли Великого Македонца, должен был символизировать окончательное примирение побежденных и победителей. И если местная аристократия восприняла это действо очень даже положительно, то о македонцах этого не скажешь, однако выбора у них не было. Потому что страх, страх перед свирепым царем был настолько велик, что никто не только не посмел возразить, но и безоговорочно все исполнили. В итоге здесь можно говорить о том, сопротивление оппозиции Александр все-таки сломил, бравые вояки понимали, что государь может без суда и следствия собственноручно прикончить любого из них, а остальные сделают вид, что ничего не произошло. И потому эта свадьба состоялась. Всего царь женил одновременно 80 македонцев высшего командного состава армии на знатнейших представительницах персидской аристократии, причем сам обряд происходил по персидскому обычаю. Он как бы лишний раз подчеркивал для своих персидских подданных – передо мной равны все, а ваши обряды и традиции будут спокойно существовать в моей державе. И чтобы еще больше показать свою любовь к новым подданным, он женился сразу на двух персидских принцессах – Барсине, дочери Дария, и Парисатиде, дочери Артаксеркса Оха. Здесь мы снова видим политический расчет – если сам Дарий III был все-таки представителем побочной ветви Ахеменидов, то про Артаксеркса этого не скажешь, он являлся прямым потомком Дария I. Получается, что Великий Завоеватель перестраховался – на всякий случай. А на приданое Царь царей не поскупился – судя по всему, что такое жадность он не знал совсем! Также были сделаны списки тех, кто из среднего и рядового состава женился на местных женщинах, а таких нашлось больше 10 000 человек, и всем раздали свадебные подарки. Можно часто слышать, что все эти мероприятия не имели абсолютно никакого значения и после смерти Александра все рухнуло – но в том-то и дело, что все действия царя были рассчитаны на дальнюю перспективу, и можно только догадываться, а что было бы, если… Но мне почему-то кажется, что при той воле и настойчивости, которую демонстрировал при достижении своих целей сын Амона, его гениальный план увенчался бы успехом, а страна получила бы абсолютно новую политическую элиту, преданную лично царскому дому, и не зацикленную на ценностях отдельных регионов громадного государства.
А праздники в Сузах пошли сплошной чередой – прибыл с докладом командующий флотом Неарх, его путешествие прошло довольно успешно, а потому такое великое дело тоже решили обмыть. Поход флота от Индии вдоль побережья являлся событием знаковым, это понимал и сам царь и его окружение. Потому Неарх был увенчан золотым венком за храбрость, наряду с Певкестом и Леоннатом, телохранителями Александра, которые спасли ему жизнь в городе маллов. А потом Македонец решил сделать еще один широкий жест – выплатить долги своих солдат. Решение очень щедрое, и сделано было, очевидно, из лучших побуждений, хотя и был в нем скрытый подтекст – Александр очень редко делал что-либо просто так, без дальнего прицела. Но армия отнеслась к этому деянию с большим подозрением, поговорка про бесплатный сыр очень подходила бы к этой ситуации. « Он велел составить списки, кто сколько должен, чтобы выдать соответствующие суммы. Вначале только немногие записали свои имена, боясь, что Александр устраивает проверку, кому из солдат не хватает жалованья, и кто слишком роскошествует. Когда Александру доложили, что только немногие внесли свои имена в списки и что большинство скрывает свои долговые обязательства, он изругал солдат за их недоверчивость: и царь должен говорить только правду своим подданным, и те, кем он правит, не должны сомневаться в правдивости своего царя» (Арриан). В конце концов те, кто выдавал деньги, имя должника не спрашивали, а лишь сверялись с долговой распиской, которую приносил воин. В итоге вся эта благотворительность обошлась Александру в колоссальную сумму 20 000 талантов, а ведь помимо этого он провел и награждения отличившихся.
После всех этих дел Александр отправил пехоту под командованием Гефестиона по суше, а сам с небольшой частью войска погрузился на корабли и вышел в море, проплыв вдоль берега Персидского залива, затем поднялся вверх по Тигру к городу Опис, где уже стоял лагерем Гефестион с войском. Вот тут-то и разыгрались события, которые привели к тому, что на этот раз царь победил собственную армию и взял реванш за мятеж на Гифасе.
Незадолго до прибытия в Опис в распоряжение Александра поступил военный корпус из 30 000 человек, составленный из одних персов, вооруженных и обученных по-македонски. Облаченные в европейские доспехи, обученные искусству фаланги, они представляли грозную силу, преданную лично своему царю. Македонец четко знал, для чего ему нужно это подразделение – в противовес македонским ветеранам, которые стали, по его мнению, позволять себе слишком многое. Но царь не остановился на этом, он стал наращивать местный элемент в кавалерии. « Конные бактрийцы, согды, арахоты, заранги, арии, парфяне, а из персов так называемые эваки были зачислены по лохам в конницу «друзей» (выбирали тех, кто выдавался знатностью, красотой или другими достоинствами). Из них образовали пятую гиппархию, не целиком, правда, из азийцев, но так как вся конница была увеличена, то в нее набирали и варваров. К агеме причислили Кофета, сына Артабаза, Гидарна и Артибола, сыновей Мазея, Сисина и Фрадасмана, детей Фратаферна, сатрапа Парфии и Гиркании, Итана, сына Оксиарта, брата Роксаны, Александровой жены, Айгобара и его брата Мифробая; начальником был поставлен бактриец Гистасп. Всем дали вместо варварских метательных копий македонские копья» (Арриан). Таким образом, мы видим, что и конница гетайров, и «агема» – святая святых, стали доступны для местной аристократии.