Великий Бенин
Шрифт:
Жороми не надо было просить дважды. Он быстро сунул голову в таз с водой, расплёскивая воду, умылся и, сев на корточки рядом с отцом, принялся набивать рот горячим бататом.
Мама принесла два калебаса с козьим молоком, большой она подала отцу, маленький – Жороми. Мальчику хотелось как можно скорее отправиться в мастерскую, он залпом осушил калебас, запихал в рот целую лепёшку и даже не взглянул на свои любимые орехи в меду.
Отец не торопился; он не спеша отщипывал кусочки лепёшки, медленно клал их в рот и запивал маленькими глотками молока. Ох, как не терпелось Жороми. Но он старался сидеть спокойно и не вертеться – ведь торопить взрослых невежливо.
Наконец отец поднялся, вытер руки о полосатую ткань, которую мама держала наготове, и они вышли из дома…
Усама двигался по улице медленно, важно, с достоинством кивал головой низко кланявшимся ему мужчинам и женщинам.
Жороми шёл за отцом, стараясь подражать его мерной поступи. Мальчик гордился своим отцом, ведь его отец самый главный мастер, самый большой человек в квартале литейщиков. Когда Жороми станет взрослым, он будет таким же, как его отец.
Правда, иногда мальчику хотелось стать музыкантом, научиться играть на дудках и на барабане. Но чаще всего он мечтал стать воином из свиты самого обба: среди мальчишек их квартала он бегает быстрее всех, выше всех взбирается на пальму, да и в борьбе его победить нелегко.
– Отец, кто главнее – музыкант, литейщик или воин?
Усама с удивлением повернул голову к Жороми. По мнению старого мастера, нет дела более важного, чем литьё металла. Но, догадавшись, какие сомнения тревожат сына, он ответил ему так:
– Музыкант радует сердце в день праздника. Скажи, кто помнит о нём в будни? Воином становится каждый мужчина, если приходит война. Но что делать воину, когда люди строят дом или сажают хлеб? Наша работа нужна всем. Разве не мы, мастера-литейщики, делаем копья, которыми убивают врага, и топоры, которыми рубят деревья? Кроме того, мы умеем превращать бронзу в музыкантов и воинов, в людей и животных, в змей и птиц. Мы заставляем бронзу говорить о буднях и праздниках, о мире и войне. Работа литейщика живёт всегда, потому что всегда живёт бронза; бронза в руках мастера расскажет обо всём, что было и что есть. Но чтобы стать большим мастером, подчинить себе бронзу и услышать её звон, надо уметь слушать музыку и быть проворнее охотника на леопардов.
Отец и сын шли в тени глиняной ограды, тянувшейся вдоль всей улицы. Эту стену Жороми изучил наизусть. Как часто он простаивал перед ней, ожидая, пока отец кончит работу; как часто он заглядывал в щёлочку всегда закрытой двери, надеясь разглядеть тайну, что скрывается там, за стеной. Неужели сегодня дверь впустит его?
И дверь раскрылась. Вслед за отцом Жороми вошёл в большой квадратный двор. Он увидел множество построек с узкими окошками под самыми крышами. Большие плавильные печи стояли в центре двора. Около них суетились измазанные глиной, одетые в рваные тряпки люди. Они раздували огонь в топках, ногами месили глину. «О, да ведь это рабы», – испытывая лёгкий страх, подумал Жороми, провожая глазами тощих людей, несущих на головах большие бронзовые плиты. Однако задерживаться было некогда. Отец пересёк двор, и Жороми заторопился. Ещё несколько шагов, и они вошли в помещение мастерской.
Молодые и старые мужчины поспешно поднялись им навстречу.
– Желаю силы и благополучия, – важно проговорил Усама в ответ на приветствия мастеров. – Сегодня большой день: мой сын впервые вошёл в мастерскую, где живут тайны металла. Я привёл его к вам, чтобы среди мастеров, таких, как вы, он стал настоящим мужчиной, это значит – настоящим мастером. В нашей священной работе нет отцов и сыновей, а есть мастера большие и малые, хорошие и плохие. Возьми мальчика, Осунде, – Усама подтолкнул сына к высокому юноше, – и сделай из него человека, как пять вёсен тому назад я из тебя, несмышлёныша, сделал хорошего мастера.
С этими словами Усама покинул помещение мастерской. Жороми смутился. Он растерянно посмотрел вслед отцу, потом перевёл взгляд на молодого мастера и неожиданно для самого себя улыбнулся.
– Эге, – усмехнулся в ответ и Осунде, – ты, я вижу, мальчик весёлый. Значит, будем друзьями. У меня тоже весёлое сердце, а сейчас мне весело вдвойне.
– Я это знаю. – Жороми серьёзно кивнул головой.
– Что ты знаешь, маленький человечек?
– Я знаю, почему тебе весело больше, чем было два дня тому назад. У тебя радость на сердце, потому что ты взял в жёны девушку Ириэсе. Я был вчера на вашей свадьбе.
– О, – засмеялся Осунде, – значит, мы друзья со вчерашнего дня. Бери скамеечку, садись рядом и смотри. Я научу твои руки всему тому, что умеют делать мои. Но помни, знания рукам дают голова, глаза и сердце. – Пальцами правой руки Осунде коснулся лба, глаз и груди Жороми, словно для того, чтобы мальчик запомнил сказанное навек.
Затем началась работа. Осунде взял большой ком чистой глины и, ловко разминая податливую массу, придал ей подобие птицы.
– Но у этой птицы нет клюва, глаз и крыльев, – удивился Жороми, внимательно следивший за работой мастера.
– Не торопись, увидишь и остальное.
Клюв, гребень и крылья Осунде вылепил отдельно и приладил их к птице. Потом он взял деревянный нож и, обмакивая его в миску с водой, загладил неровности глины. И вот уже в руках мастера не просто безымянная птица, а настоящий петух.
Осунде осмотрел его со всех сторон и кивнул головой, видимо, оставшись довольным своей работой.
– Возьми этого мокрого, – подал он глиняного петуха Жороми, – отнеси во двор и положи на солнце у стены, а мне оттуда принеси сухого.
Стараясь не дышать, Жороми бережно взял в руки петуха и вышел во двор. Около стены мастерской он увидел длинную скамейку, на которой сушились глиняные петухи и змеи. Жороми осторожно положил на свободное место принесённого петуха и взял другого, просохшего и твёрдого как камень. У него была по-боевому задрана голова и широко расставлены крепкие ноги.
Когда мальчик вернулся, около мастера была уже не глина, а чаша с растопленным воском. Осунде взял принесённого петуха, поставил его на маленький табурет и, орудуя тонкой деревянной лопаткой, быстро покрыл птицу воском. Клюв, гребень, крылья и хвост мастер отделал с особой тщательностью, раскалённым на огне ножом вырезав рисунки нарядного оперения. Осунде работал молча. Молчал и Жороми, как заворожённый следивший за руками мастера.
Воск стал гладким, блестящим, на его поверхности забегали маленькие светлые блики. Держа петуха за подставку, молодой мастер повернул птицу к мальчику, и Жороми вскрикнул от радостного изумления – таким красивым показался ему этот застывший в горделивой позе петух.
– Ну, а теперь посмотри на него в последний раз. – Осунде снова поставил птицу на скамеечку. – Больше ты его таким не увидишь. Воск умрёт, а его место займёт металл.
– Почему же воск должен умереть? – удивлённо и горестно спросил мальчик. – Ведь он так красив, гладок и блестящ.