Великий и Ужасный 6
Шрифт:
У меня даже некоторая ревность проснулась: с хрена ли это товарищи с бубнами наши техники практикуют? Но потом я успокоился: это было именно про связь с предками и силу рода. Каждый совершенный подвиг и каждый убитый враг усиливали генетическую линию, если говорить научным языком. Поэтому, если развлекаться орчанки предпочитали с молодыми-красивыми, то детей зачинали — от матерых, взрослых мужиков с рукавами, покрытыми черепами по самую шею. Потому как все, что ты насовершал после того, как заделал ребёнка — не считается! Точнее, будет считаться, если заделаешь еще одного. Для него и будет, понятное
Черепа, сокрушенные девочками, и подвиги, ими совершенные, шли чисто в личный зачет, усиливали воительницу и придавали ей статусности, а вот родовые фичи передавались исключительно по мужской линии! Вот такая несправедливость. Зато у орчанок имелись свои бонусы: одной из самых желанных «ачивок» была отметина за рождение ребенка. Тут вообще было очень занимательно: первые роды фиксировали состояние девушки. И, забеременев еще раз, она за все десять месяцев в интересном положении регенерировала и омолаживалась именно до этой самой точки! Поэтому урукские дамочки весьма ответственно относились к деторождению, с одной стороны не вступая в связи с последствиями слишком рано, потому как кому охота ходить все время семнадцатилетней? Нет, ну, может, кому-то и охота, но большинство орчанок из урук-хая первого ребенка заводили между 22 и 25 годами. Ну, а потом уже рожали капитально, примерно каждые пять-семь лет, чтобы было время насовершать подвигов между деторождениями и не успеть сильно повзрослеть при этом. Зачем так много детей?
Да потому, что через пубертатный период живыми проходят что-то около сорока процентов гребаных урукхайских папуасов! Они ж звери вообще, безбашенные и резкие, как понос! Тут никакие шаманы и резчики не помогут, я проверял… Их хрен прошибешь!
— Идиот, — сказал Беспалый, один из тех уруков, которые пытались меня побить. — Резчики произошли от шаманов, неужели непонятно? Тебе что, твой учитель ничего не рассказывал? Идиот был и твой учитель тоже, даром что Резчик. Среди Резчиков вообще идиотов полно, среди шаманов — поменьше. Там мозги нужны, а не только каляки-маляки резать и хлебальник под кулаки совать!
— Он вообще не особенно торопился мне что-то рассказать… Я в основном сам до всего доходил, — пришлось оправдываться мне. — Но про каляки-маляки и хлебальник — это ты в точку, это верно подметил… До этого я тоже дошел.
— Доходяга, ять! Давай, я согласен. Делай мне свои татау, сил больше нет на уродские янычарские рожи смотреть, так бы и понадкусывал им все затылки! — выжидающе глянул на меня. — Где эти… Каляки резать будем?
— На спине, где ж еще? Вон, у тебя места другого не осталось, черепа до плеч… Многих ухайдакал? Вижу, что многих… Садись давай передо мной, геноцид ходячий, и лохмотья снимай свои… И повторяй за мной: моя жизнь принадлежит Орде!
— Твоя жизнь принадлежит Орде! — с каменной рожей проговорил Беспалый.
— Не моя, а твоя! — поправил его я. — Повторяй.
— Не моя, а твоя… — проговорил он, и его сраную ухмылку я ощутил даже несмотря на то, что урук сидел ко мне спиной.
— Ять, мужик, если ты будешь тут выстебываться — иди нахрен! Я сбегу сам и уведу тех, кого смогу, и мы попробуем в другом месте, с другими уруками, не такими тупыми, как вы! — вызверился я.
— Ой, ять, не тренди, делай свое дело! Моя жизнь будет принадлежать Орде и тебе, Резчик, до тех пор, пока мы будем убивать османов и упырей! В этом я тебе клянусь. Но если ты начнёшь втирать мне за свободу, равенство и братство, счастье для всех и даром и прочую ублюдочную хренотень — тогда вертел я на хрену твою Орду, понятно?
— Нашу Орду, — поправил его я. — А теперь — не дергайся, воин.
Конечно, работать при помощи дурацкого пера на дурацкой деревянной ручке — это было совсем не то же самое, что расписывать кожу современной машинкой на батарейках. Но самое главное условие для правильного татау тут присутствовало: настоящий Резчик! Так что я смешал свою кровь и сажу из костра на дне деревянного кубка, каким пользовались местные невольники, угольком на правой лопатке Беспалого изобразил контур Ловца Снов и сказал:
— Ну, приступим… — и уже готов был начать резьбу по дубу, как вдруг Беспалый повернулся ко мне.
— Мы хреново знаем турецкий, — сказал он. — «Стой там — иди сюда» это уже выучили, но что-то посложнее — с этим серьезные проблемы. Если ты сделаешь татау всем — мы спалимся. Османы нас накроют, поймут, что ошейники не работают… Не делай татау всем. Большая часть должна остаться с пашущими ошейниками до последнего момента, до того, как мы будем в шаге от свободы! Мы сами сдерем с них рабские цацки, просто сломаем их, и всё! А потом, на воле — ты закончишь работу…
В словах матерого урука определенно содержалось рациональное зерно! Существовала опасность быть изрешеченными из пулеметов, и подохнуть таким бесславным образом в сраном подземелье никому из нас не улыбалось. Бессмыслица и никакого веселья!
— Я могу делать не весь комплект татау, — кивнул я. — Чтобы ошейники работали, но наши мужчины и женщины становились сильнее…
— А что, если новый одабаши прикажет тем, у кого ошейники работают, убить тех, у кого они не работают? — прищурился Беспалый. — Это будет бойня!
— Сука, — сказал я. — Говно получается. Значит, мы не будем нападать на янычар сразу. Мы пойдём другим путем!
— В смысле? — Беспалый уставился на меня как на идиота. — Я и все мы — мы не можем не нападать на янычар!
— Меньше насилия сейчас — в три раза больше насилия потом! — радостно оскалился я. — Мой план просто ужасен и прекрасен одновременно. Но для его реализации придётся капитально поработать!
Этот Беспалый, настоящий мясник, прикончивший на своем веку многих и многих, на самом деле нас спас.
Новый одабаши — начальник охраны в нашем секторе — оказался каким-то сильно хитромудрым. Я сильно ошибся, посчитав его наивным глупцом. Кажется, сей турецкий офицер имел даже какую-то ученую степень, изучал чего-то там в столичном медресе прежде, чем уйти в янычары. И звали его Халит Эргенч, или Халяль Урбеч — что-то такое. Наш новый начальник выглядел как свирепый бородатый тип с великолепными залысинами, орлиным носом и яростными голубыми глазами. Тоже — настоящий маг, но в какой сфере лежали его таланты, понять было сложно. Эфир вокруг него находился в постоянной свистопляске, но никакими чародейскими техниками этот офицер не баловался. Действовал по уму!