Великий магистр
Шрифт:
– Искусство должно быть правдивым, - сказал Роже и проткнул кинжалом нарисованный глаз. Картина также полетела в замок Сент-Омер, к Жанетте. Скромное обаяние и молчаливая невозмутимость Норфолка пришлись по душе рыцарям; Зегенгейм успешно обучал его боевым приемам, а маркиз де Сетина нашел в его лице любознательного слушателя и сведущего собеседника. Обладая феноменальной памятью, молодой англичанин мог запомнить целые страницы незнакомого текста, набросать план любой местности, вплоть до малейшей кочки, где бы ни проехал.
– Я и не предполагал, что англичане бывают такими умными, - сказал как-то Бизоль, не желая, впрочем, обидеть графа.
– Я-то думал, что постоянная сырость способствует образованию в их мозгах некоей плесени - ну, как на нашем сыре...
– Но качество сыра от этого только повышается, - ответил граф Норфолк, передавая ему рокфор.
Наконец, появился последний, седьмой рыцарь, приехавший с тремя копейщиками поздним вечером из Труа. Ужинавшие в зале рыцари, разгоряченные беседой, даже не сразу заметили его появление в дверях. Лишь Гуго де Пейн, бросив на гостя быстрый взгляд, поднялся и пошел ему навстречу.
– Надеюсь, господа, - сказал он, беря рыцаря за руку, - вам не надо представлять друга и сподвижника графа Шампанского - барона Андре де Монбара. Прошу вас, барон, отужинать с нами.
За столом воцарилось неловкое молчание, поскольку всем были известны чародейские наклонности Монбара, и мало кто относился к ним с одобрением. Бизоль украдкой перекрестился, а Роже, помнивший, как ловко Монбар сбил его с лошади во время королевского турнира, нахмурился. Растопил лед недоверия Людвиг фон Зегенгейм, сказав:
– Было бы кстати, барон, применить сейчас ваши способности и превратить поданную нам воду в вино.
– Нет ничего проще, - улыбнулся Монбар и взмахнул рукой. Доверчивый Бизоль потянулся к кубку и одним махом осушил его. После столь мощной дегустации его лицо скривилось.
– Обман, - обиженно произнес он, недоуменно глядя на Монбара. Барон огорченно развел руками.
– Увы!
– сказал он.
– Фокус не удался. Видимо, мое волшебство ограничивается пределами Труа.
– Но может быть получится у меня?
– промолвил Гуго де Пейн, и дал знак слугам принести настоящее бургундское. После этого прерванная беседа оживилась, вернувшись в прежнее русло, а природное умение Андре де Монбара оставаться незаметным, нисколько не повредило ее течению. Барон обладал еще одним достоинством: ему удавалось гасить любую конфликтную ситуацию, обезоруживая и отвлекая противоборствующие стороны от предмета их спора маленькими дипломатическими хитростями; сам же он ускользал от нависающих грозовых туч, подобно ящерице.
Через три дня, закончив последние приготовления, Рыцари вместе со своими оруженосцами, слугами и поклажей выехали из Маэна. Почти одновременно из Лиона и Марселя отправились в путь две другие группы, возглавляемые Робером де Фабро и Филипом де Комбефизом.
2
Одетый в темный шерстяной гарнаш свободного покроя, какие обычно носят купцы среднего достатка монах-киновит - начальник тайной канцелярии клюнийского приора Сито - вышел из постоялого двора, находящегося на самой окраине Нарбонна. Он жил здесь уже три недели. Стекавшаяся к нему по крупицам информация не давала четкой картины происходящего. Он чувствовал неудовлетворение и досаду от невозможности проникнуть в самую сердцевину зреющего таинственного плода, который холили и лелеяли чьи-то изощренные умы. Бессильное противостояние им раздражало монаха, не привыкшего отступать перед противником, какой бы силой и численностью он не обладал. Но сейчас он словно бы натолкнулся на стену, воздвигнутую какой-то особенной, могущественной организацией, за которой, возможно, стояли даже не люди, а нечто иное, необъяснимое, не укладывающееся в сознании, способное сдвигать и перемещать целые массивы народов, управлять странами и континентами, стирать и изменять прошлые пласты истории и двигаться к конечной цели, смысл коей мог проясниться только в будущем.
За это время, через своих многочисленных агентов, где подкупом, а где угрозами и шантажом, монаху удалось выяснить лишь следующее: да, действительно в Нарбонне собираются еврейские раввины из Франции, Испании, Германии, Англии, а также Палестины, и собираются они не чаще одного раза в год, меняя каждый раз место встречи, останавливаясь либо в домах богатых еврейских купцов, либо в замках лангедокских баронов. В промежутках же между этими съездами активно заседает и действует некий Совет Старцев, или Мудрецов, который решает все оперативные вопросы. Но связаны ли они лишь с финансовыми проблемами, что свойственно иудейской общине, или задачи их более глубокие - политические? Что, если действительно а Нарбонне обосновалась некая ветвь, представляющая потомков иудейского царя Давида, пустившая корни и в других странах, способная объединить все мировое еврейство под единой властью и вознести Сион над всеми другими народами и государствами? Какой бы фантастической ни могла показаться эта мысль, но монах-киновит, направляясь в город, начал трезво обдумывать ее, ища возможные доказательства для подкрепления. Идя на встречу со своим агентом по шумным, торговым улицам, пробираясь между лотков и палаток, монах спустился по мраморным ступеням к набережной, бросив мимолетный взгляд на длинный белый дом, обнесенный высокой металлической оградой. Если бы он знал, что именно здесь в настоящий момент собрались нарбоннские старцы, то бы многое отдал за возможность оказаться внутри здания.
Старцы, или Мудрецы, как называли их посвященные, представляли высший политический совет Сионской Общины, существовавшей уже много веков и уходящей корнями ко временам царя Соломона. С тех пор ее тактические задачи менялись, приспосабливаясь к историческим условиям, но стратегические цели оставались неизменными. Немногим было дано осознать их. Во главе Сионской Общины стоял человек, носивший разные имена; его звали Председатель, Генеральный Секретарь, Навигатор, Великий магистр. Но даже он, председательствуя на Совете, облаченных в белые одежды Мудрецов, не смог бы четко сформулировать идею, лежащую в основе Сионской Общины. Можно ли сказать что движет пчелиным роем или муравьиным племенем и кто управляет ими, кроме великого инстинкта? Где находится верховный мозг, посылающий неслышимые посторонним сигналы, дергающий за невидимые нити, отдающий команды, которые по цепочке передаются во все уголки земли? И не на астральном ли уровне возможно понимание самой природы этого явления, где нет места ничему человеческому? В секретном уставе Общины было записано, что продолжительность ее деятельности бесконечна во времени, а все документы, относящиеся к ней, тайные досье и протоколы охранялись так тщательно, что подобраться к ним было попросту невозможно. Но даже если бы кто-то и обнаружил их малую часть, или незаметно проник на Совет Старцев, он высветил бы для себя лишь уголок сокровенных тайн, уткнулся бы руками в вяжущую пустоту, подобно слепцу, сумевшему схватить Неведомое. Сионская Община, владея уникальным наследием Соломона, обладая широкими финансовыми возможностями и имея выходцев из самых разных стран, вовлеченных в политическую, экономическую, культурную и религиозную жизнь большей части света, оказывая влияние на монархов и государей, ждала нужного момента, часа, когда можно было бы воззвать к духовным силам своего народа, объявить о своем Пришествии и выдвинуть объединяющего весь мир истинного Царя. Ближайшей же целью Сионской Общины было восстановление на французском престоле Меровингской династии. Род Меровингов, низложенный в VIII веке, не исчез после убийства Дагоберта II, вдохновленного Ватиканом. Через спрятанного сына Сигиберта, он непрерывно продолжался по прямой линии и, благодаря династическим союзам и бракам, подобно библейским аллегорическим прививкам к виноградной лозе, включил в себя Годфруа Буйонского, освободившего в 1099 году Иерусалим, а также членов многих знатных семей и старинных фамилий в Анжу, Шампани и Лотарингии.
Первый шаг в этом направлении уже был сделан - венец короля Иерусалима получил представитель Меровингской династии, а после смерти Годфруа Буйонского он перешел к его молодому брату, Бодуэну I, герцогу Лотарингскому... Здесь тоже таилась загадка для непосвященных. Когда Годфруа Буйонский весной 1099 года вернулся в Левант для возобновления похода на Иерусалим, его сопровождали несколько неизвестных людей в белых одеждах, бывших, возможно, его советниками. Но воинство Годфруа не было единственным, отправившимся в Палестину; их было еще три, во главе которых стояли представители высшей европейской знати. Из Европы уехали четыре могущественных правителя, и все они имели право сесть на трон, если Иерусалим падет и в Палестине будет создано королевство франков. Но Годфруа Буйонский был заранее убежден, что трон займет именно он, ибо он был единственным из сеньоров, покидающих свои земли, чтобы отправиться на Восток, кто отказался от всех своих владений, будто зная заранее, что Святая Земля воздаст ему за все это на всю жизнь. И, несмотря на требования Раймона, графа Тулузского, собравшийся таинственный конклав, отдал трон именно ему, Годфруа Буйонскому. Заседали они на юге Иерусалима, на высоком холме горы Сион, где находились развалины древней византийской базилики. И почти тотчас же, после избрания короля, на этом месте быстрыми темпами началось строительство хорошо укрепленного аббатства, с башнями, крепкими стенами и бойницами, окрещенного Аббатством Богоматери на горе Сион или Нотр-Дам-дю-Мон-де-Сион. Тогда же, за год до своей смерти, Годфруа Буйонский объединил здесь монахов и рыцарей в официальный Орден, носящий то же имя. И вскоре, следуя королевской традиции, Орден Сиона передал монарший венец Бодуэну I, следующему представителю Меровингской династии. Действуя в тени, Орден по-существу управлял Иерусалимским королевством и поддерживал тесные связи с Сионской Общиной.
Вот почему донесение ломбардца Бера, резидента Сионской Общины в Клюни, о готовящемся создании в Палестине нового ордена, призванного послужить оплотом католической веры, было воспринято старцами Нарбонна с беспокойством и опасением. Могла появиться организация, не контролируемая в своих действиях, способная противостоять долгосрочным замыслам старцев. Было несомненно, что новый Орден обязательно войдет в противоречие с Орденом Сиона. Избежать этого можно было лишь двумя способами: либо ликвидировать все три направляемые в Иерусалим группы, либо находиться постоянно где-то рядом, и, затаившись, выжидать чтобы в благоприятный момент взять ситуацию в свои руки. За треугольным столом вспыхнули горячие споры. Мнения старцев разделились. Уничтожение рыцарей, говорили одни, приведет лишь к тому, что из Клюни будут постоянно посылаться новые группы, которым будет просто невозможно перерезать дорогу. Но контролировать в Иерусалиме Фабро, де Пейна и Комбефиза также сложно, отвечали другие, следует оставить кого-то одного из них. Разумнее всего, высказывали свое мнение третьи, это попытаться связать новый орден с Орденом Сиона, слить их таким образом, чтобы полученный симбиоз, внешне отвечая целям католической церкви, преследовал интересы Сионской Общины.
– Так тому и быть; - подытожил Председатель - Великий магистр.
– В этом мире нет ничего невозможного, мы уже неоднократно в том убеждались.
Было принято решение: одна из групп, направляемых в Иерусалим, получит там фактор наибольшего благоприятствия, она будет находится под постоянным контролем и наблюдением Сионской Общины; с этой целью следует отозвать ломбардца Бера из Клюни, сети вокруг которого затягивались, и перебросить его в Палестину. Вторая группа будет уничтожена на подходе к Константинополю. А в отношение третьей, вернее только лишь ее руководителя, применен старый, но действенный план, смысл которого не надо было объяснять заулыбавшимся старцам. Покончив с этим вопросом, Мудрецы перешли к неудавшемуся заговору графа Шампанского против короля Людовика IV.