Великий Мусорщик
Шрифт:
После внезапной смерти бездетного Одра, отравившегося базарными пирожками во время народного гулянья, страна была объявлена Республикой, а императорский трон был сохранен как символ ее славного прошлого.
В Вену к Гару Кандару прибыла делегация именитых граждан Лакуны с предложением занять пост президента новоиспеченной Республики. Гар Кандар долго и раскатисто хохотал. Хохотал до слез. Отхохотавшись, он сообщил именитым гражданам, что слишком уважает себя, чтобы согласиться на комическую роль президента такого дурацкого государства.
Глава делегации дрожащим от обиды голосом сказал, что в этом “дурацком государстве” Кандарам принадлежит едва ли не треть всех годных для обработки земель. На что Кандар заявил, что земля, годная для обработки, еще не государство и лучшее, что можно сделать для Лакуны, это просить Австрию присоединить Лакуну к себе, если только Австрия согласится на такую глупость.
Лей, присутствовавший при этом разговоре, болезненно переживал оскорбительный тон, которым отец разговаривал с посланцами Лакуны. К тому времени он уже не вполне разделял отношение отца к соотечественникам как к существам, недалеко ушедшим от обезьян.
Может быть, именно тогда, глядя на причудливо одетых именитых граждан Лакуны, за исключением национальных костюмов мало чем отличавшихся от респектабельных посетителей Кандарова дворца, будущий преобразователь Лакуны впервые подумал, что если хорошенько отмыть остальных лакунцев и одеть более или менее прилично, они тоже ничем не будут отличаться от других представителей рода человеческого.
Гар Кандар президентом не стал. Он остался жить в Вене, где Лей окончил школу и поступил в университет.
В отличие от отца, мать Лея любила свою злополучную нищую Лакуну и частенько проводила каникулы вместе с сыном на берегу Шедарского залива. Эти короткие посещения Лакуны, знакомство с людьми меняли отношение Лея к родине, и в голове мальчика рождались самые фантастические планы преобразования своей забытой Богом страны.
Лиллиана была единственной дочерью натурализовавшегося в Австрии Максимилиана фон Вейнероде, владельца небольшого, хотя и очень древнего замка в Гарце. Сам фон Вейнероде, вдохновленный примером великого Гумбольдта, все свое время проводил в путешествиях по Азии и Африке. Болезненная его супруга жила безвыездно где-то под Ниццей, а дочь воспитывалась в частном пансионе в Швейцарии.
Настроенная весьма романтически, девушка была склонна к поступкам экстравагантным. Так, незадолго до своей встречи с Кандаром Лиллиана сбежала из пансиона, и в один прекрасный день, вернувшись с охоты на носорогов, Максимилиан фон Вейнероде обнаружил дочь у себя в палатке, за тысячи километров от пансиона, в африканских джунглях.
Лей Кандар впервые увидел эту высокую порывистую девицу с тонкими, на редкость правильными чертами лица, напоминавшими камею, в тот день, когда она сразу же после возвращения из Африки, в ореоле своего подвига, вместе с отцом появилась в Кандаровом дворце.
Кандар влюбился с первого взгляда. И первые слова, которые он произнес, после того как их представили друг другу и они остались наедине, были предложением выйти за него замуж.
Лиллиана тут же дала согласие.
Поразительно, что поступок этот, самый необдуманный в его жизни, был одновременно единственным, о котором он никогда впоследствии не жалел. Лиллиана оказалась преданным другом и, как ему казалось, полностью разделяла его учение.
Сейчас, через три года после ее смерти, Кандар склонялся к мысли, что Лиллиана, в сущности, не так уж глубоко воспринимала его идеи и восхищалась не столько его замыслами, сколько им самим, его личностью.
Открытие это нисколько, однако, не повлияло на его любовь, которую он целиком перенес на Марию.
Единственной тенью, падавшей на эту ничем не омраченную любовь, была подлая фальшивка, появившаяся после ее смерти и ходившая по рукам под названием “Завещание Лиллианы”, где его Революция, и все его преобразования, и он сам изображались в самом комическом виде.
Лиллиана была не лишена остроумия, но Кандар не сомневался, что “Завещание” – не что иное, как грубая подделка, изготовленная за рубежом, и Лиллиана к ней никакого отношения не имеет. Смущало его лишь то, что в тексте “Завещания” попадались отголоски некоторых мыслей и даже выражений, напоминавших ее высказывания.
В последние годы жизни Лиллиана тосковала и просила отпустить ее с дочерью в Вену, где Мария могла бы завершить образование. Кандар категорически отказал ей. Он сказал, что его дочь должна остаться подлинной лакункой, не испорченной тлетворным влиянием европейской псевдокультуры, развращающей не только тело, но и дух человека.
Лиллиана рассмеялась. Смех ее напомнил ему тот, которым Гар Кандар встретил в свое время предложение стать президентом Лакуны. Лей был оскорблен этим издевательским смехом и в течение трех дней избегал Лиллиану.
Живой он больше ее не видел.
Она умерла. Врачи констатировали отравление. Лиллиана покончила с собой.
Кандар нашел ее поступок жестоким и несправедливым, тем более что накануне ее смерти он подумывал, не отпустить ли все-таки жену и дочь в Вену, если и не для завершения образования Марии, то хотя бы для того, чтобы Лиллиана могла повидаться с престарелым отцом. Он даже советовался по этому поводу с Гельбишем.
– Она не вернется, Учитель. Вы ее больше не увидите. Ни ее, ни дочери, – сказал Гельбиш уверенно.
Кандар подумал и согласился со своим верным другом.
Лиллиана отравилась таблетками, доставленными через контрабандистов – другими путями добыть их она не могла. В народе, правда, поползли слухи, что она была отравлена – если не самим Кандаром, то уж, во всяком случае, Гельбишем. Но до Кандара эти вздорные слухи не доходили.
Лиллиану похоронили в парке резиденции, и Кандар в редкие свободные минуты навещал ее могилу. Статуя из белого мрамора, изображавшая Лиллиану в лакунском национальном костюме, изготовленная известным французским скульптором, получившим заказ через посольство в Греции, была поразительно похожа на живую Лиллиану, хотя скульптор пользовался для работы лишь фотографиями. Лиллиана стояла чуть подавшись вперед, виновато улыбаясь, и протягивала руки, как бы прося у Кандара прощения за свой необдуманный поступок. И Кандар прощал ее…