Великий перелом
Шрифт:
Она говорила ровным тоном, как любой кавалерист: Ауэрбах и не подумал, что для женщины это брань, пока не повторил предложение мысленно. Что ж, Рэйчел все-таки кавалерист, так что все в порядке.
— Это надо сделать обязательно, — сказала Пенни Саммерс, энергично кивая. — Обязательно.
— Звучит довольно забавно — про американских партизан, — сказала Рэйчел. — Я имею в виду, мы ведь видели в кинохронике, как русские прятались в лесах до прихода ящеров, но чтобы что-то подобное возникло у нас…
— Для вас это, может быть, и
Рэйчел пожала плечами.
— Для меня то, что относится к Гражданской войне, просто история из книг, только и всего.
— Но не для южан, — сказал Ауэрбах. — Мосби и Форрест для нас — живые люди даже теперь.
— Я не знаю, кто они, но верю вашим словам, — сказала Пенни. — Дело в том, что если мы можем что-то сделать, мы обязаны. Может полковник Норденскольд связаться с партизанами?
— О да, — сказал Ауэрбах, — и вы знаете, как?
Он подождал, пока она покачает головой, затем прижал палец к носу и улыбнулся.
— Почтовые голуби, вот как. Вовсе не радио, которое могли бы перехватить ящеры, о голубях они и понятия не имеют.
Он знал, что говорит лишнее, но надежда увидеть Пенни Саммерс оживленной и деятельной заставила его сказать чуть больше, чем следовало.
Она спрыгнула со стула.
— Пойдемте и поговорим с полковником прямо сейчас.
Все было так, словно где-то внутри у нее щелкнул выключатель и все, что было обесточено в течение последних месяцев, сразу вернулось к жизни. На это стоило посмотреть. «Женщина-дьявол! — подумал Ауэрбах, а еще через мгновение: — И к тому же штатская».
Штаб-квартира полковника Мортона Норденскольда размещалась в здании, которое все до сих пор называли «Первый Национальный Банк Ламара». Еще в 20-х годах здесь произошло внушительное ограбление: жители Ламара еще вспоминали о нем. Правда, коренных жителей Ламара осталось немного — город наполняли солдаты и беженцы.
Перед банком не было часовых. Довольно далеко от этого места стояла пара манекенов из портновской мастерской Фельдмана, одетых в армейскую форму, от касок до ботинок, — они охраняли дом-приманку. Командование надеялось, что бомбардировщики ящеров нанесут удар по этому дому вместо настоящего штаба. Пока что налетов не было.
Внутри здания, где разведка не могла их обнаружить, двое настоящих часовых вытянулись по стойке смирно, когда Ауэрбах вошел в дверь вместе с Рэйчел и Пенни.
— Да, сэр, вы можете видеть полковника немедленно, — ответил один из них на его вопрос.
— Благодарю, — сказал Ауэрбах и направился в кабинет Норденскольда.
Позади него один из часовых повернулся к другому и сказал, не слишком понижая голос:
— Посмотри-ка на этого удачливого сукина сына, разгуливает с парочкой лучших баб в городе.
Ауэрбах хотел было вернуться и отчитать его, затем решил: звучит не так уж плохо — и направился в кабинет полковника.
Тосевитский детеныш издавал визжащие звуки, которые раздражающе действовали на слуховые диафрагмы Томалсса. Детеныш тянулся к ручке невысокого ящика, с третьей попытки ухватился за нее и попытался встать прямо. Сил у него оказалось недостаточно, и он снова шлепнулся на спину.
Томалсс с любопытством смотрел, ожидая, что будет дальше. Иногда после такой неудачи детеныш вопил, что раздражало даже больше, чем визг. Иногда он находил падение забавным и издавал надоедливые звуки смеха.
На этот раз, к удивлению Томалсса, он не издавал ни того ни другого. Он просто тянулся и старался сделать это снова, целеустремленно и упорно, как никогда раньше. Затем детеныш снова упал, ударившись подбородком о пол. На этот раз он начал выть, оповещая криком мир, что ему больно.
Его крики раздражали всех самцов, работавших неподалеку в звездном корабле, кружившемся на орбите Тосев-3. Это было плохо. Ученый боролся за то, чтобы оставить детеныша и по-прежнему изучать его, вместо того чтобы возвращать самке, из тела которой он появился. Ему нужны были союзники в этой борьбе.
— Замолчи, плохое существо! — зашипел он на маленького тосевита.
Детеныш, конечно, не обратил на это никакого внимания и продолжат сотрясать воздух жутким воем. Томалсс знал, что надо делать: он наклонился и осторожно, чтобы не проткнуть тонкую кожу без чешуи своими когтями, поднял его за туловище.
Через некоторое время тревожный шум затих. Детенышу нравился физический контакт. Молодняк Расы, вылупившись из яйца, убегал от всего, что крупнее, инстинктивно понимая, что их могут поймать и съесть. В самом начале своей жизни Большие Уроды были такими же не способными к движению, как некоторые из существ, живущих в известковых раковинах в небольших морях на Родине. Когда детеныши попадали в неприятности, самки, извергнувшие их из себя (удивительный и ужасный процесс), должны были спасать и защищать их. Поскольку такой самки не имелось, ее работа досталась Томалссу.
Щека детеныша потерлась о его грудь. Это всегда вызывало у него сосательный рефлекс. Детеныш повернул голову и прижал мягкий сырой рот к коже ящера. В отличие от тосевитской самки Томалсс не выделял питательной жидкости. Понемногу детеныш стал понимать это.
— Неплохое существо, — проговорил Томалсс и издал одобрительное покашливание.
Слюна маленького тосевита разрушительно действовала на краску, покрывающую его тело. Он повернул вниз один глаз, чтобы осмотреть себя. Конечно, чтобы прилично выглядеть, ему следует удалить это пятно. Он не собирался демонстрировать экспериментально, что краска для тела не токсична для Больших Уродов, но так получилось.