Великий перелом
Шрифт:
По крайней мере, так он думал, пока она не отодвинула тарелку и не сказала:
— Я не люблю баранину. У нее странный вкус, и она очень жирная. В Лакине мы ее почти не ели.
— Вам надо поесть, — сказал ей Ауэрбах, зная, что это прозвучало по-матерински. — Просто необходимо.
И правда: Пенни была тонкой, как прутик.
— Эй, это все-таки еда, — сказала Рэйчел Хайнс. — Я теперь не возражаю даже против свеклы. Я просто ем все подряд, я перестала беспокоиться о диете после того, как
Форма сидела на ней так, что армейские бюрократы, которые ее разработали, могли бы только удивляться. И она вовсе не была полной. Если бы она не относилась ко всем окружающим совершенно одинаково, то половина людей в отряде передралась бы за нее. Были моменты, когда сам Ауэрбах боролся с соблазном. Но даже если бы она и проявила к нему интерес, это создало бы массу проблем.
Он снова взглянул на Пенни. За нее он тоже считал себя ответственным. А переживал за нее даже больше. С Рэйчел — что вы видите, то и есть, он не мог себе представить, чтобы она что-то скрывала. Что касается Пенни, у него возникло ощущение, что под ее теперешним несчастьем скрыто нечто иное. Он пожал плечами. Возможно, опять разыгралось воображение. И не в первый раз.
К его удивлению, она снова взяла тарелку и начала есть, без особой охоты, но с такой настойчивостью, будто заправляла автомобиль. Он промолчал, чтобы ничего не испортить.
Рэйчел Хайнс встряхнула головой. Она уложила волосы в короткий пучок, чтобы он лучше помещался под каской.
— Сбежать, чтобы передать наши секреты ящерам! Я не могу представить этого, но это факт. И множество людей в Лакине неплохо относились к ящерам, как будто они были новыми членами совета графства или что-то в этом роде.
— Это правда!
Лицо Пенни Саммерс перекосило выражение свирепости и жестокости, Ауэрбах не видел такого со времени прибытия в Ламар.
— Джо Бентли из универсального магазина, так вот он подлизывался к ним из-за своих товаров, и когда Эдна Уилер как-то обозвала их тварями с вытаращенными глазами, которых только на ярмарке уродов показывать, разве он не побежал к ним — так быстро, как только несли ноги? А на следующий день их с мужем и двумя детьми вышвырнули из дома.
— Это так, — кивнула Рэйчел. — В самом деле так. А Мел Сикскиллер, я полагаю, не выдержал, что люди все время обзывают его полукровкой, и стал рассказывать ящерам всякие сказки, и они поверили ему. А у многих потом были неприятности. Да, некоторые обращались с ним плохо, но вы бы не стали подлизываться к ящерам из-за личной обиды.
— А мисс Проктор, учительница домашней экономики в школе? — сказала Пенни. — Как она называла ящеров? «Волна будущего», вот так, словно мы ничего не должны делать против них — не важно, каким образом. И потом она ходила и проверяла, чтобы мы чего-нибудь
— Да, она проверяла, — сказала Рэйчел. — И…
Они разговаривали еще пять или десять минут, вспоминая коллаборационистов маленького родного городка.
Ауэрбах сидел молча, допивая пиво и доедая свою порцию (он не возражал против баранины, но мог долгое время обходиться без свеклы), и слушал, слушал. Он никогда не видел Пенни Саммерс такой оживленной, ее тарелка давно опустела — похоже, она не замечала, что делает. Жалобы на старых соседей взбодрили ее кровь, как ничто другое.
Мускулистая официантка подошла к ним.
— Хотите еще пива или просто хотите посидеть, занимая место?
— Благодарю, мне еще одну, — сказал Ауэрбах.
К его удивлению, Пенни кивнула даже раньше, чем Рэйчел. Официантка удалилась, затем вернулась с новыми кружками.
— Благодарю, Ирма, — сказал Ауэрбах.
Она посмотрела на него так, будто впервые услышала слова благодарности за хорошую работу.
— У вас были рейды на Лакин с того времени, как вы нас вывезли оттуда, капитан? — спросила Рэйчел.
— Да, конечно, — ответил Ауэрбах. — Разве вы не участвовали? Нет, не участвовали, я вспомнил. Мы всыпали им тогда — очистили город. Я думал, что мы сможем удержать его, но потом они бросили против нас много бронетехники… — Он развел руками. — Что тут можно было сделать?
— Она не это имела в виду, — сказала Пенни. — Я знаю, что именно она имела в виду.
Ауэрбах уставился на нее. Она действительно ожила.
— И что же она имела в виду? — спросил он в надежде поддержать разговор и, более того, увлечь ее в мир за пределами четырех стен, в которых она закрылась.
Это сработало: глаза Пенни вспыхнули.
— Она хочет спросить: вы свели счеты с Квислингами? — спросила она.
Рэйчел Хайнс кивнула, показывая, что ее подруга права.
— Нет, мы этого не сделали, — сказал Ауэрбах. — Мы не знали, с кем надо расправиться, и были слишком заняты ящерами, чтобы рисковать недовольством местных жителей, если по ошибке накажем не тех, кого надо.
— Мы в ближайшее время не вернемся в Лакин? — спросила Рэйчел.
— Насколько я знаю, нет, — сказал Ауэрбах. — У полковника Норденскольда могут быть и другие идеи, но он мне об этом не говорил. И если он получит приказ откуда-то сверху…
Он снова развел руками. Командные связи на уровне выше полка были нарушены. Местные командиры имели куда больше самостоятельности, чем кто-либо мог представить себе до того, как ящеры разнесли большинство путей сообщения.
— Полковнику надо поговорить с партизанами, — сказала Рэйчел. — Раньше или позже, но эти ублюдки должны получить то, что им причитается.