Великий предводитель аукасов
Шрифт:
Немного влево курились два столба пыли, в которых виднелись черные и живые толпы. Это значило, что оба отряда продолжают свой путь на значительном расстоянии друг от друга. В синей дали горизонта виднелась темная полоса моря, сливавшегося с небосклоном.
— Боже! — вскричал восторженно Луи. — Как здесь чудесно!
Дон Тадео, привыкший с детства к подобным чудесам, рассеянно и равнодушно глядел вокруг. Его чело было задумчиво, его взгляд мутен и печален. Он думал о своей любимой дочери, которую предстояло освободить, с тоскою высчитывал, как скоро он увидит ее и сожмет в своих объятиях.
— Долго мы пробудем здесь? — спросил он.
— Сколько потребуется, — отвечал Курумила.
— Как вы называете это место? — с любопытством спросил граф.
— Бледнолицые называют его Corcorado 17 , — отвечал ульмен.
— Здесь-то вы зажжете условный костер?
— Да! Поспешим же сложить его.
Всё трое принялись собирать сухое дерево, которое валялось повсюду, и сложили на самой открытой площадке костер.
— Теперь, — сказал Курумила, — отдохните до моего прихода и главное не шевелитесь.
17
Горбом.
— Куда вы, предводитель? — спросил граф.
— Довершить наше дело.
И с этими словами он бросился по крутому спуску и почти мгновенно исчез между деревьями. Оба друга
сели подле костра и нетерпеливо ожидали возвращения предводителя.
Отряд под начальством Жоана между тем приближался к проходу, подражая всем движениям индейцев. Вскоре он был на ружейный выстрел от каньона. Антинагуэль давно заметил его и следил за его продвижением. Несмотря на всю свою хитрость, он не подозревал, что тут есть какая-нибудь ловушка. Он был совершенно уверен, что испанцы не знают об устроенной им засаде. Кто мог уведомить их? Увидя впереди отряда Жоана, которого он узнал с первого взгляда, токи вполне успокоился. Он думал и не видел в этом ничего необычного, что эти индейцы запоздали, так как их тольдерия была на далеком расстоянии от арауканского стана и посланные им гонцы не успели уведомить их вовремя, и вот теперь они спешат присоединиться к своим. Черный Олень, с своей стороны, полагал, что, вероятно, Антинагуэль после их свидания послал за подкреплением. Таким образом, сложилось так, что обманулись оба предводителя.
Жоан смело подвигался вперед. Приблизившись к каньону, он, как было условлено заранее с испанцами, погнал лошадь, так что перед самым входом в ущелье опередил их шагов на шестьдесят. Нимало не медля, он въехал в проход. Едва он успел сделать несколько шагов, как из густых кустов легко спрыгнул вниз индеец и оказался как раз подле всадника. Этим индейцем был сам Антинагуэль.
— Мой сын запоздал, — сказал токи, подозрительно глядя на него.
— Пусть мой отец простит меня, — почтительно отвечал Жоан, — меня известили только ночью, и моя тольдерия далеко.
— Хорошо, — сказал предводитель, — я знаю, что мой сын разумен. Сколько копий с ним?
— Тысяча! — отвечал Жоан.
Читатель видит, что Жоан храбро удвоил число воинов, но так приказал ему Курумила.
— О, о! — радостно воскликнул токи. — С таким числом можно запоздать.
— Мой отец знает, что я предан ему, — лицемерно отвечал индеец.
— Я знаю это, мой сын храбрый воин. Видел ли он гуинков?
— Я видел их.
— Далеко ли они?
— Нет, они приближаются, меньше чем через час они будут здесь.
— Так нечего терять ни минуты. Мой сын станет в засаду по обе стороны прохода, близ того места, где сожжен кактус.
— Хорошо, я исполню это, пусть мой отец положится на меня.
В это время отряд мнимых индейцев достиг входа в ущелье и вошел смело в самый проход по примеру своего предводителя. Обстоятельства были самые критические. Малейшее замешательство со стороны испанцев открыло бы обман и погубило бы их всех.
— Пусть мой сын торопится, — сказал Антинагуэль и с этими словами скрылся в кустах.
Жоан и его отряд пустились рысью. За ними следили полторы тысячи человек, скрытых в зелени, которые при малейшем подозрении или неверном движении не оставили бы ни одного из них в живых. Требовалось необычайное благоразумие. Жоан, прежде чем спешить свой отряд и спрятать лошадей в излуке, образованной поворотом речного русла, разделил его на две группы, проделав это с величайшим спокойствием и самым непринужденным видом. Одно это могло изгладить малейший след и подозрения, если бы токи случайно возымел его. Через десять минут в проходе все было так же спокойно, как прежде. Жоан едва успел сделать несколько шагов в кустах, чтоб оглядеть занимаемое им место, как кто-то положил ему руку на плечо. Он оглянулся и вздрогнул. Перед ним стоял Курумила.
— Хорошо, — сказал он тихо, словно дунул чуть-чуть ветерок. — Мой сын верен, пусть он со своим отрядом следует за мною.
Жоан кивнул. С величайшею осторожностью и в совершенном молчании пятьсот человек стали подыматься по скалам. Курумила распределил их так, что они двойной линией окружили место, где стояли отборные воины Антинагуэля. Это окружение тем легче было выполнить, что у токи не было ни малейшего подозрения в том, что его могли обмануть. Поэтому он не обращал внимания на происходящее вокруг, но пристально следил за отрядом дона Грегорио, который показался вдали. Пятьсот человек из отряда Жоана, взобравшиеся по стене ущелья, были разделены на две части. Одна заняла позицию выше Черного Оленя, другая, отборная сотня, притаилась дальше, готовая при первой необходимости ударить на врагов сбоку.
Устроив все это, Курумила тотчас же оставил Жоана и поспешил к товарищам, ждавшим его на Горбе.
— Наконец-то! — воскликнули те, увидя его.
— Я начинал уже бояться, не случилось ли с вами какого-нибудь несчастия, предводитель, — сказал граф.
Курумила усмехнулся.
— Все готово, — сказал он, — и бледнолицые могут войти в ущелье.
— Думаете ли вы, что ваш план удался? — с беспокойством сказал дон Тадео.
— Надеюсь, — отвечал индеец. — Но один Пиллиан знает, что случится.
— Правда. Что ж теперь станем делать?
— Зажжем костер и в путь.
— Как? А наши друзья?
— Они не нуждаются в нас. Мы же пустимся на поиски молодой девушки.
— Дай Бог, чтоб нам удалось спасти ее!
— Пиллиан всемогущ, — отвечал Курумила, вынимая из-за пояса огниво и выбивая огонь.
— О, мы спасем ее! — вскричал Луи, полный одушевления.
Курумила зажег немного скрученных ниток, служивших ему трутом и сохранившихся в роге, сгреб ногами кучу сухих листьев, положил под них трут и стал раздувать его изо всех сил. Сухие листья, полусожженные солнцем, скоро вспыхнули. Курумила прибавил еще несколько и подложил сухих сучьев, которые почти тотчас же загорелись. Предводитель переложил тогда ветви на костер, и огонь, оживленный ветром, сильно дувшим на вершине, стал быстро распространяться, и скоро густой столб дыма поднялся к небу.