Великий предводитель аукасов
Шрифт:
— О каких следах вы говорите?
— О следах крови, которые на полу.
— Крови? — вскричал молодой человек. — Как, вы думаете, что донья Розарио убита?
— Нет, — отвечал предводитель, — если эта кровь принадлежит ей, то она только ранена.
— Почему вы так предполагаете?
— Я не предполагаю, я уверен.
— Но доказательства?
— Ей делали перевязку.
— Перевязку! Это слишком, позвольте усомниться в этом. Как вы могли узнать, что раненной здесь особе, кто бы она ни была, делали перевязку?
— Мой брат слишком скор, он не хочет рассуждать.
— Гм, если б я рассуждал до завтра, то и тогда бы ничего не узнал.
— Может быть, пусть мой брат поглядит на это. Говоря это, предводитель открыл сжатую правую руку и показал, что было в ней.
— Ну! — вскричал Валентин. — Это сухой лист. Какого черта вы хотите, чтоб я узнал из него?
— Все, — отвечал индеец.
— В самом деле? Если вам удастся это, то я буду считать вас первым махи в целой Араукании. Объясните!
— Очень просто, — сказал предводитель, — это орегановый лист. Орегано — драгоценное средство, когда надо остановить кровь и залечить раны. Моему брату это известно. Вот следы крови, вот лист, он не мог зайти сюда сам, стало быть, кому-нибудь делали перевязку.
— Ясно, как на ладони! — сказал Валентин, удивленный разумностью объяснения и негодуя на свою недогадливость.
— Мой брат мало рассуждает.
— Правда ваша, предводитель, но со временем я приучусь.
В это время вошла женщина; она принесла два бычьих рога поджаренной муки. Путешественники, скудно закусившие поутру, с удовольствием принялись за угощение. Каждый съел по рогу муки и выпил по чашке хихи. Когда они кончили закусывать, индианка принесла им мате, род чаю, который они выпили с истинным удовольствием.
— Мои братья не желают ли чего еще? — спросила индианка.
— Моя сестра добра, — отвечал Трантоиль Ланек, — она поговорит с нами немного?
— Я сделаю все, что угодно моим братьям. Валентин, который уже несколько познакомился с арауканскими нравами, встал и, вынув из кармана два пиастра 19 , поднес их индианке, сказав:
— Моя сестра позволит мне подарить это ей на серьги?
При этом подарке глаза бедной женщины заблестели от радости.
19
Серебряная монета.
— Благодарю моего брата, — сказала она. — Мой брат мурух, быть может, он родственник бледнолицей девушки, которая была здесь? Он хочет знать, что с ней случилось? Я расскажу ему.
Валентин внутренне подивился догадливости этой женщины, которая сразу поняла его мысли.
— Я не родственник ей, — сказал он, — но друг и принимаю в ней большое участие. Если моя сестра может рассказать о ней, то она осчастливит меня.
— Я расскажу моему брату все, что знаю.
И, склонив голову на грудь, она с минуту сидела задумчиво: припоминала. Путешественники ожидали с нетерпением. Наконец она подняла голову и, обращаясь к Валентину, начала:
— Несколько дней тому назад прибыл сюда отряд аукасов. Я больна, а потому вот уже около месяца не хожу работать в поле. Предводитель индейцев просил меня дозволить ему переночевать в хижине. Нельзя отказать в гостеприимстве, и я сказала ему, что он у себя дома. Около полуночи в деревне послышался сильный топот. Несколько всадников приехали и привезли бледнолицую девушку с кротким взором. Я не знаю, каким образом это случилось, но пока Антинагуэль — он-то и был предводителем индейцев — говорил с одним из своих мозотонов, девушка бежала. Токи бросился со своими людьми на поиск, и скоро они снова вернулись с бледнолицей девушкой. Она была привязана к лошади, и голова у нее была поранена. Кровь сильно текла из ее головки, так что жалко было смотреть. Мозотоны сделали ей перевязку из орегановых листьев и весьма заботились о ней.
При этих словах Трантоиль Ланек и Валентин обменялись взглядом. Индианка продолжала:
— Скоро Антинагуэль уехал, оставив девушку в моей хижине со стражей из двенадцати мозотонов. Один из них сказал мне, что эта девушка принадлежит токи и что он хочет на ней жениться. Так как мне доверяли, то тот же мозотон рассказал, что девушку похитили по приказанию токи. Когда она оправится и будет в силах выносить дорогу, ее повезут далеко, на ту сторону гор, в землю пуэльхов, чтобы семья не могла найти ее.
— Ну? — спросил Валентин, видя, что индианка замолчала.
— Вчера, — продолжала она, — девушке стало гораздо лучше. Тогда мозотоны оседлали лошадей и поехали с нею в третьем часу дня.
— И молодая девушка, — спросил Трантоиль Ланек, — ничего не говорила моей сестре?
— Ничего, — печально сказала индианка. — Девушка плакала, не хотела ехать, но они насильно посадили ее на лошадь, угрожая привязать, если она не будет слушаться.
— Бедняжка! Они мучили ее, да? — спросил Валентин.
— Нет, они обходились с ней почтительно. Я сама слышала, как токи, уезжая, приказал обходиться с нею кротко.
— Итак, — спросил Трантоиль Ланек, — она уехала вчера?
— Вчера.
— В какую сторону?
— Мозотоны говорили между собою о племени Рыжего Стервятника, но не знаю, туда ли поехали они.
— Спасибо, — отвечал ульмен, — моя сестра добра. Пиллиан наградит ее. Она может удалиться; мужчины станут держать совет.
Индианка, ни слова не говоря, встала и вышла из хижины.
— Каковы теперь намерения моего брата? — спросил предводитель Валентина.
— Гм, мне кажется, наша дорога ясна — идти по следам похитителей, пока не удастся освободить пленницу.
— Хорошо, я думаю так же. Но вдвоем мы не сможем сделать этого.
— Правда. Что же нам остается?
— Побудем здесь до вечера. Курумила и, может быть, еще кто-нибудь из наших друзей присоединятся к нам.
— Вы уверены в этом, предводитель?
— Уверен.
— Итак, подождем до вечера.