Великий предводитель аукасов
Шрифт:
Если бы Валентин был в эту минуту со своим молочным братом, как был бы он счастлив, видя эту проснувшуюся в нем решимость.
— Мне кажется, — сказал дон Тадео, — этот план может и удасться. В полночь мы попробуем. Не удастся — мы сможем снова укрыться здесь.
— Хорошо, — отвечал Курумила, — я исполню желание моих братьев.
Жоан не принимал никакого участия в разговоре. Сидя на земле, опершись спиною о камень, он покуривал со всею невозмутимостью индейца. Арауканцы вообще таковы, когда минута действий прошла, они считают излишним утруждать свои умственные способности, пока снова не настанет в этом нужда. Они наслаждаются настоящим, нимало не заботясь о будущем, если только они не возглавляют какое-нибудь предприятие, успех или неуспех которого лежит на их ответственности. В таком случае они обыкновенно бодрствуют, все видят и ко всему готовы.
Со времени отъезда из Вальдивии всем четверым не удалось перекусить, и голод начал их мучить. Они решили воспользоваться временем, пока враги не нападают, чтобы утолить голод. Приготовления были невелики. Так как они не знали наверняка, известно ли их убежище индейцам, и так как выгоднее было оставить их на этот счет в неведении и даже заставить думать, что на скале никого уже нет, то огня не разводили. Обед, или ужин, состоял только из поджаренной муки (род толокна), разведенной водою. Кушанье неважное, но наши друзья нашли, что Оно удивительно вкусно. Мы сказали, что съестных припасов было у них довольно. В самом деле, если они будут скупы на еду, то хватит на две недели и больше. Но воды было всего шесть козьих мехов, не больше четырех с половиною ведер. Стало быть, им угрожала скорее жажда, чем голод.
Покончив с едой, они закурили сигары и, покуривая, поглядывали на равнину, с нетерпением ожидая, скоро ли стемнеет. Прошло более получаса, все было спокойно вокруг. Солнце быстро садилось, небо темнело, вершины дальних гор оделись густым туманом. Словом, ночь была недалеко. Вдруг стервятники, большой стаей собравшиеся пожирать трупы, шумно взлетели с громкими криками.
— Ого! — сказал граф. — Что там такое? Стервятники недаром подняли тревогу.
— Мы скоро увидим, прав ли предводитель и окружены ли мы индейцами, — отвечал дон Тадео.
— Мой брат увидит, — сказал ульмен с хитрой улыбкой.
Отряд из пятидесяти чилийских копейщиков крупной рысью выехал из ущелья. Достигнув долины, он забрал немного влево и поехал по дороге в Сант-Яго. Дон Тадео и граф напрасно старались разузнать, что это за люди. Было уже довольно темно.
— Это бледнолицые, — сказал Курумила, сразу разглядев всадников своими зоркими очами.
Всадники продолжали свой путь. Они ехали, казалось, совершенно не заботясь об опасности. Это было легко заметить, потому что ружья были закинуты за спину, длинные копья качались как попало, даже строй едва сохранялся. Это был отряд, сопровождавший дона Рамона Сандиаса. Они все более и более подвигались к кустам, росшим на опушке дремучего леса, в котором скоро бы скрылись. Вдруг страшный военный клич, повторенный эхом утесов, раздался вблизи, и туча арауканцев с яростью набросилась на них со всех сторон. Испанцы, застигнутые врасплох, не устояли, они бросились во все стороны. Индейцы неутомимо преследовали их и скоро всех перебили или захватили в плен. Только один бедняга поскакал к скале, где засели наши друзья, которые с ужасом и едва переводя дух смотрели на эту резню. На их глазах индеец, гнавшийся за несчастным беглецом, ударом копья пронзил его насквозь. И затем, словно по какому волшебству, индейцы и чилийцы исчезли в лесу. Равнина снова затихла и опустела.
— Ну, — сказал Курумила, обращаясь к дону Тадео, — что скажет теперь мой отец? Ушли ли индейцы?
— Вы правы, предводитель, нельзя не сознаться. Увы! — прибавил он со вздохом, походившим на рыдание. — Кто спасет мою несчастную дочь?
— Послушайте, предводитель, — сказал граф, — мы глупо сделали, что засели в этой западне, надо во что бы то ни стало выйти отсюда. Если б Валентин был здесь, он придумал бы, как спастись. Скажите мне, где он, я пойду и приведу его сюда.
— Это было бы отлично, — сказал дон Тадео, — но не вам, а мне следует исполнить это.
— Да, — сказал Курумила, — мои бледнолицые братья правы, необходимо, чтобы Трантоиль Ланек и мой златокудрый брат соединились с нами. Надо их отыскать, и их отыщет — Жоан.
— Я знаю гору, — сказал тот, вступая в разговор. — Бледнолицые не знают индейских хитростей, они слепы ночью, они заплутаются и попадут впросак. Жоан ползает, как змея, у него чутье охотничьей собаки, он найдет. Антинагуэль настоящий кролик, вор Черных Змей, Жоан убьет его.
Не говоря больше ни слова, индеец снял свое пончо, свернув, обвязался им, как поясом, и приготовился отправиться. Курумила отрезал ножом кусок кисти от своего пончо и подал Жоану, говоря:
— Мой сын отдаст это Трантоиль Ланеку, чтоб тот узнал, от кого он прислан, и расскажет ульмену, что здесь случилось.
— Хорошо, — сказал Жоан, укладывая кусок за пояс. — Где я найду ульмена?
— Он ждет нас в тольдерии Сан-Мигуэль.
— Жоан отправится, — с благородством сказал индеец. — Если он не сделает дела, значит, он убит.
Остальные горячо пожали ему руку. Индеец поклонился им и стал спускаться. При отблесках зари они увидели, как он достиг подножия горы, откуда он попрощался с ними движением руки и исчез в высокой траве. Едва он успел скрыться, как в том направлении раздался выстрел и почти вслед за ним другой. Оставшиеся вздрогнули.
— Он погиб, — с отчаянием сказал граф.
— Может быть, — колеблясь, отвечал Курумила. — Жоан разумный воин, но теперь мои братья ясно видят, что мы окружены со всех сторон.
— Правда, — сказал дон Тадео, опуская голову на руки.
Двенадцатая глава. ПЕРЕГОВОРЫ
Темнота вскоре покрыла все. Была густая мгла. Тучи медленно тащились по небу и закрывали бледный месяц. Мертвое молчание воцарилось в природе. Только порой зарычит вдали дикий зверь, да ветер прошумит между деревьями. Напрасно наши три друга напрягали зрение; повсюду была непроглядная тьма. Изредка какой-то шум достигал площадки и еще более увеличивал их беспокойство. Чтоб избежать внезапного нападения, никто и не думал ложиться спать.
Дон Тадео еще днем заметил, что хотя скала, где они засели, и высока, но гора, у подошвы которой она возвышалась, еще выше. И если искусные стрелки взберутся на гору, то перестреляют их совершенно спокойно. Теперь он передал это замечание своим товарищам, и те нашли, что оно вполне справедливо. Со стороны долины они были хорошо защищены, взобраться отсюда на скалу было невозможно, и они могли из-за камней стрелять в нападающих. Но другое дело со стороны горы. Надо было укрепиться и тут. Они воспользовались тьмою и, наложив камни один на другой, устроили стену в восемь футов высотою. Далее, так как в этой земле весьма сильные росы, то при помощи копий Курумилы и Жоана, которое тот не взял с собою, они устроили род палатки из двух связанных пончо. Сюда они спрятали снаряжение и попоны. Таким образом, они не только были защищены с двух сторон от неприятеля, но еще устроили себе убежище от ночного холода и дневного зноя — весьма полезное, если им придется пробыть долго на скале. В палатке можно было также сохранять порох и съестные припасы, и им не повредит ни сырость, ни жара. Эти работы заняли большую часть ночи. Около трех часов, когда начало чуть-чуть светлеть и небо на востоке стало белесоватым — признак, что скоро солнце взойдет, Курумила подошел к своим товарищам, которые тщетно боролись со сном и усталостью.
— Пусть мои братья соснут часа два, — сказал он. — Курумила станет сторожить.
— Но вы, предводитель, — возразил дон Тадео, — вы также нуждаетесь в отдыхе.
— Курумила — предводитель, — отвечал ульмен, — когда он на тропе войны, он не спит.
Белые слишком хорошо знали своего друга, чтоб противиться его решению. В глубине души они были очень довольны, что смогут отдохнуть, а потому тотчас улеглись и заснули.
Когда Курумила удостоверился, что его товарищи крепко заснули, он потихоньку сполз со скалы и притаился у ее подножия. Мы уже говорили, что гора была покрыта густой и высокой травой. В некоторых местах посреди этой сожженной летним солнцем травы росли смолистые кустарники. Курумила пополз в гору и, достигнув одной такой купы кустов, спрятался в ней и стал прислушиваться. Все было тихо. Все спало или казалось, что спит, на равнине и на горе. Затем предводитель снял свое пончо, положил на землю, лег на него и завернулся. Потом вынул огниво и кремень из-за пояса и выбил огня. Ни одной искры не было видно во тьме, так плотно он завернулся в пончо. Добыв огня, он набрал в кустах сухих листьев, легко раздул огонь, затем быстро пополз назад и взобрался на скалу. Никто из бесчисленных часовых, вероятно стороживших наших друзей, не заметил, что делал предводитель. Его товарищи спали.