Великий Сатанг
Шрифт:
И вот — письмо.
После всего, что было, те же люди, приятно улыбаясь, приглашают меня вернуться, приманивая отнятыми некогда побрякушками.
Интересно, Озьку они мне тоже вернут? Или, быть может, предложат компенсацию?..
Нет, не могу понять: что же произошло?
Если им опять нужен Рубин, значит, решено вернуться к фундаментальным исследованиям. Возможно даже, к путешествиям во времени. Но проблему боэция в одиночку не потянуть никому. Фундаментальные исследования — это реальное, вплоть до полного слияния, единство бюджетов. А следовательно, и структур.
Я пожал плечами и замолчал. Заболело горло.
А мальчик покачал головой.
– Ты интересно говоришь, друг-землянин. И те, о ком ты сказал, творили не благо. Они нгенги, не ты. Прости. Но простота еще проще. Идеи квэхва гласят: «Истина в послушании, труде, скромности; в истине — сила». Вот и все. Так говорит Любимый и Родной.
Совсем детская, подкрепленная ссылкой на авторитет убежденность звучала в мальчишеском голосе, такая знакомая по диспутам первокурсников. И такая наивная…
Я не сдержал улыбки. Конечно же, дружеской, нисколько не высокомерной. Если хочешь учить, никогда не поучай…
– В послушании кому, мой юный друг? В труде ради чего? Что есть скромность?
– Послушание — Вождю, — ни секунды не медля, отчеканил он. — В труде — изобилие. В скромности — равенство. И все это — сила!
Я понял: убеждать его тезисами невозможно. Ему необходимо самому найти ответ, не полагаясь на мнения старших. И он найдет, если захочет; у него хорошее, умное лицо. Но чтобы пожелать найти, нужно уметь искать.
Прекрасно!
– Юноша, скажи мне: на Дархае есть стада?
– Стада? — Он, кажется, не понял сразу. — Да, стада свиней…
– Отлично! Их пасут пастыри, они утруждают себя в поисках изобильного корма, они равны между собой. Это так?
– Да…
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Ты — свинья?
Он осекся. Нахмурился, подыскивая нужный ответ, быть может, цитату. Не нашел. Сглотнул слюну. Насупился. Все правильно. Тут не обойдешься набором заученных формул. Тут необходимо размышлять. А он, видимо, до сих пор не знал, что такое логическая цепочка…
Что ж, теперь ему придется думать.
Я уже стоял у двери, когда мальчик остановил меня.
– Постой, друг-землянин. Ты не нгенг. Поэтому возьми на память этот амулет. Это подарок, и в нем — благо. Ты поймешь. Потом. Я же выполню свой долг борца, а после расскажу Вождю о твоих вопросах. Любимый и Родной знает все ответы…
Глава 8
…Тем же, кто осознанной волей своей отринул кротость в поиске пути праведного, положив одну лишь силу в основание Храма сердец своих, кроме же силы — ничего, дай знак, Творец, пока еще не пробил час гнева Твоего, ибо пред гневом Твоим прахом и тленом ляжет то, что полагают силой они, и пылью рассыпется то, что мощью рекут, и ничем обернется пустошь, кою в слепом самомнении своем мнят сии безумцы могуществом мира сего. А потому, все ведая и все прозревая, предупреди их о пагубе, Господи!..
Рассказывает Улингер МУРАКАМИ, пенсионер. Мастер кэмпо (10-й дан). Верховный
65 лет. Гражданин ДКГ
25 июля 2215 года по Галактическому исчислению
Ровно в пять тридцать я киваю почтальону. Так заведено, и меня бы удивило, если бы в один из дней я не увидел его у калитки в обычное время. Мы сталкиваемся строго под моим коттеджем: он — выйдя из-за угла, со стороны площади Героев Паритета, я — завершая утреннюю пробежку вокруг парка.
Я останавливаюсь. Он опускает на землю туго набитую сумку, озирается, потом молодцевато вытягивается и отдает честь. Сейчас, на рассвете, это вполне допустимо: соседи пока еще сладко спят и некому подглядеть нашу тайну.
– Вольно, сержант, — негромко говорю я.
И почтальон отвечает:
– Есть вольно, ваше превосходительство!
А потом добавляет, уже менее уставным тоном:
– Да вы прямо как куранты, адмирал, по вам хронометры сверять можно…
Эти слова он произносит каждый день, двести пятьдесят семь раз в году, не считая праздников, выходных и отпуска… Они тоже стали традицией.
И он, к сожалению, не прав.
На больших стенных часах уже пять тридцать четыре; минута потеряна в парке, когда я сбил дыхание и позволил себе короткую остановку. Скверно! Минутный сбой в раз и навсегда установленном распорядке — далеко не мелочь. Недаром же в глазах у старины Перкинса, уже выбритого и застегнутого, как положено, на все пуговицы, застыло удивление, граничащее с беспокойством.
– Завтрак! — распоряжаюсь я, проходя в душевую.
Мог бы и не говорить. Капрал Перкинс знает свое дело, мы не расстаемся с ним с самого Карфаго, где он потерял ногу и был вчистую списан с действительной. Но если не отдать конкретного приказа, старый служака просто не поймет меня. У каждого есть свои маленькие слабости.
Тугие, льдисто-холодные струи обжигают кожу. Усиливаю напор и, закусив губу, терплю блаженную колющую боль. Докрасна растираюсь мохнатым полотенцем — память о дархайской кампании, накидываю кимоно, тщательно расчесываю волосы.
Выхожу к уже накрытому столу, мельком взглянув на фосфоресцирующую тарелку циферблата. Пять пятьдесят девять. Минута возвращена. И это прекрасно. Адмиралы не должны опускаться. Даже на пенсии.
Яйцо всмятку. Овощной салат. Ломтик сыра. И, конечно же, горячий кофе со сливками. Будь нынче воскресенье, была бы подана ветчина и немного оливок. Но сегодня среда.
– Благодарю. Можете быть свободны! — слегка улыбаюсь я, и Перкинс, щелкнув каблуками, удаляется к себе, принимать пищу и разбирать почту к просмотру.
Утренний кофе я предпочитаю пить в одиночестве.
Впрочем, не совсем. По углам столовой расставлены бюсты тех, кого я всегда рад видеть в рассветный час. Загадочно прищурил левый невидящий глаз бронзовый Ганнибал. О чем-то своем задумался, кривя малахитовую губу, нестарый еще и худощекий генерал Бонапарт. И мрачно хмурит тяжелые брови, заглядывая прямо в душу, великий Жуков.