Великое Лихо - 2
Шрифт:
Руна с надеждой взглянула на вошедшего Луню, одними глазами спросила: "Ну что? Как?".
Луня только кивнул, стиснув зубы, вышел на средину избы, поднял руку:
– Дядько Груй, и ты, Свирга, хочу я к вам слово свое обратить. Знаю, что не по укладу родскому все, но по иному не могу, время уходит...
Луня вытер о кожух враз вспотевшие руки, сглотнул, собираясь с силами, глянул в лица застывших Корчей, шагнул к полатям, на которых лежал Груй, поклонился ему и присевшей рядышком с мужем Свирге:
– Без сватов, без даров, но
Луня выхватил цогский кинжал, полоснул себя по ладони, и, крепя клятву свою, брызнул кровью на божьи личины, смотревшие из углов избы на людей. И наступила тишина...
– Да как же так!
– первой подала голос Свирга: - Да нешто доченька моя на погибель верную из дому родного уйдет?! В чужие страны, в далекие далека, ровно она бродило бездомное?! Птах, ты-то чего молчишь?!..
– Тут Птахово слово - последние!
– вдруг сурово оборвал гремку Шык: У Руны отец есть, он присудить должен. Как скажет - так и будет!
Руна, что сидела все время на лавке, опрометью бросилась к полатям, припала отцу на грудь:
– Тятенька! Отпусти, отдай меня за Луню, жизнью своей заклинаю отдай! Ты же добрый, ты знаешь все...
Груй дрогнувшей рукой погладил дочь, повернул через силу голову к Луне, чуть слышно зашелестел его голос:
– Кабы не знал я... что отец мой приветил тебя... Луня-Влес, и тогда бы отдал Руну... за тебя... А так и все к одному... сошлось. Бери дочь мою, род, люби и береги ее... Коли удастся вам сполнить задуманное... авось, встретимся еще, повидаемся... Благом славлю вас, дети, и пусть будет у вас дом богатый, дети здоровы, лад да склад! Охрани вас боги от напастей!
Груй умолк, еле заметно улыбнулся, и прикрыл глаза - тяжко было ему, немощному, говорить длинные речи. Ваят ахнула. Улыбнулась, покачивая седой головой, Улла.
– Вот так так!
– пробормотал Зугур, а Свирга, словно только сейчас поняв, что случилось непоправимое, глухо зарыдала, уткнувшись в передник. Скрипнул зубами Птах, но пересилил себя, тоже улыбнулся, а Выёк не смог скрыть злобы - вскочил, швырнул на пол недочиненную ременную справу, и выбежал из избы.
Руна поцеловала отца в заросшую сивым волосом щеку, встала, улыбаясь сквозь слезы, тронула мать за плечо:
– Не печалься, матушка! Не с медведем в берлоге, с ладой жить буду! Не плачь!
Свирга отняла от покрасневшего лица мокрый передник, махнула рукой:
– Да чего уж, доченька! И я благом славлю вас, живите. Только ж когда мы свидимся-то, дети?!
– Если помогут нам силы небес и земли, а пуще того - коли мы сами одолеем деяние небывалое, тогда свидитесь вы, Свирга, к концу лета, не познее!
– серьезно и торжественно сказал Шык, а потом обернулся к Зугуру:
– Ну вот, снова четверо нас, и кто б подумать смог, а?
– Ой, а свадьба-то как же?!
– всплеснула руками Свирга: - И где ж они Первую Ноченьку проведут?! В лесу холодном, под небом звездным, среди зверья дикого, среди нелюди да нежити?!
Свирга снова залилась слезами, и Руна вместе с Луне бросились её успокаивать...
* * *
В хлопотах и суматохе махом пролетело время. Корчи поздравляли молодых, быстро собрали на стол - Свирга все же хотела, чтобы все по-людски было. За свата сел у одного края Шык, за дружку жениха - Зугур. Луню с Руной усадили под матицей, остальные расселись по сторонам, подняли чаши. Лишь Выёк так и не появился, отсиживался в бане. Луня хотел было сходить за парнем, выпить мировую, но Шык покачал головой: "Не ходи. Злоба ему разум затмила, с горяча такого наговорит, что за мечи оба возьметесь. А так через пару дней остынет парень, и все у них тут по прежнему пойдет."
Выпили, поели. Птах, под одобрительные возгласы родни, вручил Руне свой лук, сработанный из двух изогнутых рогов неведомого зверя, и сад, полный сероперых стрел с трехгранными арскими наконечниками. Свирга же, как её не отговаривали, надавала дочери кучу приданного - и платья разные, и кичку, бисером вышитую, и всяких рубах тонкотканых.
– Мама, ну куда ж я это все дену?
– противилась Руна, и Луня влез:
– Матушка, вы ж поймите, не на прирушку, в поход идем!
Свираг в сердца топнула ногой:
– От началось! Только чашу свадебную испили, и зятюшка уже тещу учит! Да нешто я кика болотная, шишига беспутная, что дочь свою без приданного отпущу?! Не бывать тому!
Пришлось смириться. Все приданное, по родским меркам, правда, совсем скромное, еле-еле уместилось в здоровенный кожаный мешок. Не так, чтоб и тяжело, но уж больно непроворно с таким. А нести - ясно кому, Луне! Улучив момент, он шепнул Зугуру:
– Куда ж я с такой обузой? Не развернуться с ним, не повернуться!
Вагас ухмыльнулся:
– Нет уж, друг Луня! А ты что хотел? Как вы, роды, говорите? Назвался грибом - сам в корзину лезь?
– Вроде того...
– угрюмо пробурчал ученик волхва и отошел от Зугура.
И вот уже пора в путь. На прощание Шык сказал вышедшим из избы Корчам:
– Благи дарю дому вашему и столу вашему, и хозяевам добрым, и заботам их. За Обур идти вам не след, послушайтесь уж старика. А коли все по-плохому обернется, идите уж лучше по Ходу до страны Ом. Там найдете вы Гун-нуна-мудреца, и он вам укажет путь на вершину горы Мантры, величайшей из Омских гор. Коли не суждено будет нам Могуч-Камень добыть и к сроку в Черный лес поспеть, там спасетесь вы и детей своих только там от Великого Лиха сбережете. Ну, храни вас Род и все светлые боги...