Великолепная Ориноко
Шрифт:
В то время, когда господин Шафанжон совершал свое удивительное путешествие, в его распоряжении была лишь весьма неточная карта Кольдаци, в которую французский исследователь внес множество исправлений. Так что наши путешественники уже будут пользоваться картой, составленной господином Шафанжоном.
Довольно сильный попутный ветер туго надувал паруса; матросы бездельничали, сидя на носу, а пироги без их участия мчались вперед. Светило солнце, по небу с запада на восток бежали легкие облака.
В Сан-Фернандо путешественники запаслись сушеным мясом, овощами, маниокой, табаком, тафией и агуардьенте. А также ножами, топориками, стеклянными украшениями, зеркальцами, тканями. Ну и, конечно, одеждой, одеялами и патронами. Что было весьма предусмотрительно, так как, продвигаясь дальше вверх по течению, им вряд ли удастся что бы то ни было приобрести за исключением продуктов питания. Кроме того, пищу для экипажа всегда помогут раздобыть карабины Жака Эллока и сержанта Марсьяля, да и о рыбалке не стоило забывать, ведь устья многочисленных речушек, впадающих в Ориноко, просто кишели рыбой.
Около пяти часов вечера пироги встали на якорь у самой оконечности острова Мина, почти напротив Мавы. Охотники убили пару морских свинок, что позволило оставить в неприкосновенности запасы продуктов для пассажиров и экипажа.
На следующий день, четвертого октября, погода была не хуже, чем накануне. Пройдя километров двадцать по той части Ориноко, которую индейцы называют каньоном Нубе, «Мориче» и «Гальинета» остановились у подножия странных скал Пьедра-Пинтада. Поднявшаяся после дождрй вода наполовину скрывала надписи на этом Разрисованном Камне, которые Жермен Патерн тщетно пытался расшифровать. Впрочем, это не единственное напоминание о культуре индейских народов. В устье Касикьяре время сохранило еще один «Пьедра-Пинтада» с точно такими же иероглифами.
Путешествующие по верховьям Ориноко обычно ночуют на берегу. Они разбивают лагерь под деревьями, на нижние ветки подвешивают гамаки и спят под открытым небом, а венесуэльское небо, если оно не затянуто тучами, всегда прекрасно. До сих пор, правда, наши путешественники довольствовались навесами своих пирог, и им не приходило в голову их покидать. Что было весьма благоразумно, поскольку, кроме внезапных и сильных ливней, довольно частых в этих местах, сон путешественников может быть потревожен кое-чем и более неприятным.
О чем им и сказали в тот вечер Вальдес и Парчаль.
— Если бы это спасало от комаров, — объяснил Вальдес, — то, конечно, нужно было бы ночевать на берегу. Но комары там кусаются точно так же, как и на воде.
— А кроме комаров, — добавил Парчаль, — на берегу есть муравьи, укусы которых горят огнем в течение нескольких часов.
— Это их называют «veinte у cuatro»?[113] — спросил Жан, довольно много знавший о местной фауне благодаря усердному чтению своего путеводителя.
— Они самые, — ответил Вальдес, — а к ним в придачу — чипитас, крохотные мошки, съедающие человека живьем, и термиты[114], заставляющие индейцев покидать свои хижины.
— Есть клещи, — напомнил Вальдес, — и вампиры, которые высосут из вас кровь до последней капли.
— А еще ядовитые змеи, — вставил Жермен Патерн, — например, Culebra mapanare и другие, длиной более шести метров! Пожалуй, я все-таки предпочту комаров.
— А я не люблю ни тех, ни других! — заявил Жак Эллок.
Все с ним согласились, и было решено ночевать, как и прежде, под навесами пирог, если только гроза или чубаско не заставят их искать убежища на берегу.
К вечеру они достигли устья Рио-Вентуари, довольно крупного правого притока Ориноко. Было только пять часов, и в запасе оставалось еще часа два светлого времени. Однако по совету Вальдеса было решено сделать остановку, так как за Вентуари русло реки изобилует рифами, и было бы неосторожно и небезопасно пытаться пройти этот участок пути в темноте.
Ужинали все вместе. С тех пор как секрет Жанны стал известен ее соотечественникам, сержант Марсьяль уже больше этому не противился.
Жак Эллок и Жермен Патерн вели себя очень сдержанно и деликатно по отношению к девушке. Они, особенно Жак Эллок, считали, что не имеют права докучать ей своим вниманием. Находясь рядом с мадемуазель де Кермор, Жак Эллок испытывал какое-то особое чувство, которое, однако, нельзя было назвать смущением. Девушка не могла этого не заметить, но не показывала виду. Она держала себя так же просто и искренне, как и раньше. Вечером она приглашала молодых людей на «Гальинету», и они беседовали о событиях прошедшего дня, о том, что им сулит будущее, о шансах на успех, гадали о том, что они узнают в миссии Санта-Хуана.
— То, что она называется Санта-Хуана, кажется мне хорошим предзнаменованием, — заметил Жак Эллок. — Да! Хорошим предзнаменованием, потому что ведь это ваше имя, мадемуазель...
— Месье Жан... пожалуйста, месье Жан! — улыбаясь, поправила его девушка, а сержант грозно нахмурил брови.
— Да... месье Жан! — ответил Жак Эллок, жестом показав, что никто из матросов его не слышал.
В тот вечер разговор шел о притоке, в устье которого пироги остановились на ночь. Это один из самых значительных притоков, вливающий в Ориноко огромные массы воды через восемь рукавов своего разветвленного устья. Вентуари течет с северо-востока на юго-запад, неустанно пополняясь неисчерпаемыми водными запасами Гвианских Анд. Она орошает территории, населенные индейцами мако и марикитаре. Вентуари вливает в Ориноко гораздо больше воды, чем ее левые притоки, текущие по ровной саванне.
Жермен Патерн заметил, слегка пожав плечами:
— Господа Мигель, Фелипе и Баринас могли бы здесь начать новую дискуссию. Вентуари может претендовать на роль истока Ориноко в не меньшей степени, чем Атабапо и Гуавьяре. Будь наши географы здесь, они бы всю ночь сокрушали друг друга аргументами и контраргументами.
— Весьма вероятно, — ответил Жан, — ведь это одна из самых крупных рек региона.
— Право же, — воскликнул Жермен Патерн, — я чувствую, что демон географии овладевает моими мыслями. Почему бы Вентуари не быть Ориноко?