Великолепная семёрка
Шрифт:
— Похоже не врешь. Хоть ты и Буг переплыл, но дерьмом от тебя тянет знатно. Как будто ты сутки в нем провалялся, а то и двое.
— Сутки наверное. Да, какое сегодня число?
— Двадцать первое июня. Вот уже почти двадцать второе — уточнил он взглянув на часы. — Вот уже и двадцать второе.
— Лейтенант! Блин! Ведь сегодня война начнется! Буквально через два-три часа!
— А ты откуда знаешь?
— Пиши : Мериновский моя фамилия. Разведка Генштаба. Просто поймали меня, издевались, в темном подвале держали. Вот я дни и перепутал. Сегодня, с рассветом начнут. Сначала казармы артиллерией разобьют, а потом пойдут уже без сопротивления дальше. Звони скорее в отряд, предупреди!
— Да нет с отрядом телефонной связи.
— Это
— Что?
— Это диверсанты такие, из русскоязычных немцев и прибалтов! Они связь рвут!
— Вряд ли. У нас телефонной связи и не было никогда, так что рвать нечего. Пошлю посыльного в отряд, даже двух, раз тут этот, баренберг твой. А из казарм мы пожалуй уйдем. А то еще подстрелят ненароком. Рота, в ружьё. И всем уйти из казарм — произнес он тихим голосом.
— Слушаюсь, товарищ Исаев! — ответил ему какой-то вестовой и выбежал в темноту.
— Исаев? А зовут тебя, лейтенант, как?
— Ну, допустим Максим Максимыч, а что?
— Блин, а я все думаю, кого ты мне напоминаешь? А у меня знакомый был, с тобой буквально на одно лицо, и фигура такая же. Вот ты представился, и я сразу про него вспомнил!
Точно, как же я сразу-то не сообразил! Лейтенант-то был ну просто как две капли воды похож на Шварценеггера в роли Терминатора!
Мы вышли из каморки и спустились в окоп около реки. Вскоре немцы и впрямь начали стрелять. Причем сначала они начали стрелять из пушек и по казарме. Вскоре от казармы вообще ничего не осталось. Лейтенант нахмурился и приказал готовиться к отражению атаки. Народ пощелкал затворами мосинок и замер. Так началась война.
Глава 3
Немного погодя фашисты решили переплыть Буг. Ха три раза! Иными словами, ха-ха-ха! Они-то думали что поубивали наших в казарме, а наши все затаились в окопе. И когда немцы переплыли середину Буга и юридически оказались на нашей территории, солдаты стрельнули. И попали, кто из мосинки, а кто и из дегтяря. Короче, немцы до берега не доплыли. Ни до какого.
Немцев этот факт сильно расстроил, поэтому они притащили роту минометов и начали по нам стрелять. Было уже далеко и солдаты сказали: «Мы не попадем». Тогда я отобрал винтовку и лейтенанта, у него была СВТ, и начал стрелять немцев у миномета. Поскольку немцев становилось у минометов маловато, то приходили новые немцы, и я в них стрелял. У меня уже патроны заканчивались, а немцы все падали и падали.
Но тут немцы сообразили что по ним стреляют, они взяли минометы и утащили в лес под ёлки. Я ещё подумал, что неужели немцы такие идиоты. Но они все же стрельнули из миномета из-под ёлки и фашисты закончились. В общем, мина в ветку попала. Еще бы не попала — под столетней елью даже дождь не идет!
Тогда немцы прикатили полковые пушки и стали в нас стрелять из пушек с расстояния километра в три. Я тогда отобрал у бойца винтовку и стал стрелять артиллеристов из мосинки. Это конечно было близко к моему пределу, но я все же попадал фашистам в глаз, а не просто в лицо. Когда на батарее немцы тоже закончились, они пригнали батарею тяжелых гаубиц и стали расстреливать нас прямо из польского городишки с красноречивым названием Мендзыжец-Подлянский. Я поискал, но винтовки, стреляющей на двадцать три километра не нашел и я приказал отступить. Пока мы шли в отряд, солдаты ходили вокруг меня и восхищались как я метко стреляю. А еще б мне метко не стрелять: у меня дед почти всю службу в армии провел в Сибири, а там охотники всех только в глаз и стреляют! Мне дед постоянно про это рассказывал.
Когда мы пришли в отряд, оказалось что в отряде никого нет. Тогда мы пошли дальше. И встретили фашистов, которые вели колонну наших военнопленных. Глупый Исаев-Шварценеггер приказал напасть на колонну и с криками «Ура» на нее напал. Пограничники тоже стали на немцев нападать но патроны уже закончились. И немцы пограничников поубивали. Сволочи! А я успел
Из пленных ко мне пришел только один военнопленный. Он был генералом. Он сказал что он не простой генерал, а диверсант, и его взяли в плен когда он шел взрывать мост. Теперь, по его словам, нам нужно было срочно взорвать мост и уже потом возвращаться. Мост по счастью неподалеку был, но как его взорвать? Я точно знаю, что если не знаешь как мост взрывать, то и тонны тола может не хватить, а если знаешь — то и одной шашкой можно его разрушить.
Поэтому я спросил генерала, знает ли он как взрывать мост. Генерал сказал что знает. Но толку — чуть, потому что он старый, толстый и пока он пойдет подрывать мост его три раза грохнут. Но я его успокоил: раз мы знаем как мост взрывать, то я пойду и взорву. Причем генерал сказал что этот мост вообще одной гранатой взрывать можно.
Вечером я пошел и одной гранатой мост взорвал. Мне генерал сказал куда эту гранату бросить, я пошел и метко бросил. Надо было гранатой попасть в небольшую дырочку прямо в верху бетонной опоры, и я попал, причем с первого раза. Мост, естественно, рухнул. С диким грохотом. Причем, что генерала особенно порадовало, сорванный пролет лег вдоль реки и перегородил заодно два потенциальных брода.
Скажу честно, я несколько не ожидал от простой гранаты, хоть даже и Фугасной-1, такого эффекта. И я расспросил на обратном пути генерала как можно в следующий раз добиться аналогичного эффекта.
— Да это, собственно, и не трудно. Закладываешь в опору моста тонну взрывчатки, или, лучше, как в этом мосту было, три тонны. А потом можно и гранату кинуть на взрывчатку. А ты хорошо гранаты кидаешь. Хочешь я возьму тебя к себе в отряд?
Я согласился, и через три дня, когда мы перешли линию фронта, получил капитанское звание. Правда в отличие от звездочек на погонах на моем старом мундире здесь была одна шпала в петлице. Впрочем, я не особо расстроился. Тот мундир был дядин — мне его дядя подарил когда ему майора дали, и я все детство на даче в нем рассекал. А эта гимнастерка с петлицами была уже моя.
Глава 4
Служба во взводе, которым командовал генерал (кстати, фамилия его была Кобылкин), была неутомительной. В основном мы просто сидели в расположении взвода, рядом с каким-нибудь госпиталем или банно-прачечным отрядом. Ну не сидели конечно. Мой сосед по комнате майор Петров (а бойцы взвода, в званиях от старшего лейтенанта и до подполковника, жили по двое в комнате — война, приходилось терпеть неудобства) был изрядным бабником и каждый вечер убегал в госпиталь или банно-прачечный отряд в поисках быстрой любви. Я бабником не был, ко мне девицы сами приходили.
Иногда, раз-два в неделю мы быстренько бегали к немцам в тыл чего-нибудь взорвать или найти какого-нибудь языка. Причем было такое правило — каждый должен был притащить языка в том же звании, что и сам. Поскольку был я капитаном, но, как выяснилось, НКВД (что в переводе на армейские звания означало подполковник) то мне приходилось довольно трудно. Конечно, когда я притаскивал полковников, мне снисходительно прощали. Но когда я притаранил на себе генерала, Кобылкин на меня в первый раз наорал и приказал не выпендриваться и положить где взял. Пришлось относить генерала обратно, хотя при расставании все же пинка я ему отвесил. К тому же пока фашистская сволочь валялась после моего пинка носом в грязи, его быстренько взял в плен лейтенант Кабальевский, работающий во взводе старшиной по хозяйству и потому не имеющий возможности отлавливать фашистов в фашистском тылу. Ну обидно же человеку! А лес — он и у нас, и у немцев одинаковый — дремучий. Поди проверь куда я фашистского генерала отнес: взял под елкой и положил обратно под елку же. А заодно я у Кабальевского разжился куском ярко-синего тяжелого «знаменного» гардинного шелка нахаляву.