Великолепное Ориноко
Шрифт:
В десять часов легли спать, по крайней мере юноша растянулся на циновке в отведенной для него части каюты, и дядя, верный своим привычкам, старательно завесил его сеткой от комаров.
Эта предосторожность была необходима. Каких только насекомых здесь не бывает! Шаффаньон, если верить сержанту Мартьялю, не впал в преувеличение, когда сказал, что «насекомые, может быть, самое большое препятствие при путешествии по Ориноко». Мириады ядовитых жал кусают здесь путешественника, не давая ему никакой пощады. Эти укусы дают воспаление, болезненность которого чувствуется через две недели и вызывает иногда сильную лихорадку.
С каким старанием поэтому дядюшка приспособил защитную сетку около постели племянника! Затем какие клубы дыма выпустил он из своей трубки, чтобы прогнать хоть на время ужасных насекомых! И какими энергичными ударами он раздавил тех из них, которые старались пролезть в плохо закрытые щели.
— Мартьяль, ты себе отобьешь руки, — повторял несколько раз Жан. — К чему так стараться?.. Мне решительно ничего не мешает спать…
— Нет, — отвечал солдат, — я не хочу, чтобы хоть одно из этих мерзких насекомых жужжало у твоих ушей.
И он продолжал неистовствовать все время, пока слышал жужжание. Затем, когда заметил, что Жан уже заснул, пошел лечь сам. Хотя он и издевался над укусами, считая себя слишком толстокожим для насекомых, однако они кусали его не меньше, чем всякого другого, и он чесался так, что, казалось, дрожала вся лодка.
На другое утро пироги отвалили от берега и пошли под парусами. Ветер был хотя и неровный, но благоприятный. Низкие густые облака покрывали небо. Шел сильный дождь, и пассажиры должны были прятаться в каютах.
С самого начала пришлось бороться с сильным течением, так как фарватер реки был сжат цепью маленьких островков. Пришлось даже приблизиться к левому берегу, где течение было слабее.
Этот берег представлял собой болотистую поверхность, усеянную каналами, озерцами, болотами. В таком виде он тянется от устья Апурито до устья Ароки, на протяжении 200 километров. В этой местности водятся дикие утки. Они носились над равниной, виднеясь черными точками на фоне неба.
— Если их здесь столько же, сколько комаров, то это великолепно. Они не так неприятны, не говоря уж о том, что их можно есть! — воскликнул сержант Мартьяль.
Он не мог бы придумать более удачного сравнения. Не подтверждает ли это сравнение факт, рассказанный Элизе Реклю со слов Карла Закса, что кавалерийский полк, вынужденный стоять лагерем около одного из болот в этой местности, в течение двух недель питался исключительно дикими утками, причем количество этих птиц в окрестностях нисколько не уменьшалось?
Охотники с «Галлинетты» и «Марипара» — еще меньше, чем полк, о котором только что шла речь, — могли, конечно, уменьшить количество птицы в этой местности. Они удовольствовались тем, что убили их несколько дюжин, а шлюпки подобрали их с поверхности реки. Жан сделал несколько удачных выстрелов, к крайнему удовольствию Мартьяля. Сержант, не желая оставаться ни в чем в долгу у Мигуэля и его товарищей, тотчас же послал им часть дичи.
В продолжение этого дня рулевым пришлось проявить большую ловкость, чтобы избежать скал, натолкнуться на которые значило бы потерять лодку среди поднявшейся от дождей реки. Помимо скал приходилось лавировать между унесенными течением стволами деревьев. Эти деревья были смыты с острова Замура, который уже несколько лет постепенно размывался водой. Пассажиры пирог могли убедиться, что этот остров близок к полному разрушению.
К ночи фальки остановились у острова Казимирито. Здесь путешественники нашли приют от внезапно разразившейся бури, которая бушевала с редкой силой. Несколько покинутых хижин, обыкновенно служащих убежищем для охотников за черепахами, дали пассажирам более надежный приют, чем их каюты. Впрочем, сошли на берег только пассажиры «Марипара». Что касается пассажиров «Галлинетты», то, несмотря на приглашение, они остались в лодке.
К тому же, может быть, высаживаться на острове Казимирито было не совсем осторожно из-за множества обезьян, пум и ягуаров. К счастью, буря заставила этих хищников попрятаться в логовища и лагерь не подвергся их нападению. Впрочем, во время затишья бури слышались иногда рев хищников и дикие крики местных обезьян, вполне заслуженно получивших имя ревунов.
На следующий день небо прояснилось. За ночь тучи опустились. Крупный дождь, образующийся в верхних слоях атмосферы, сменился мелким а частым, который, впрочем, тоже прошел к рассвету. Временами проглядывало солнце, и установившийся северо-восточный ветер позволил лодкам идти быстро.
Расширившееся русло Ориноко представляло зрелище, которое не могло не обратить на себя внимания Жана и Мартьяля как уроженцев Нанта. Сержант сказал:
— Посмотри, племянник, где мы находимся сегодня…
Юноша, выйдя из каюты, поместился на носу лодки, парус которой надувался за его спиной. Прозрачный воздух позволял видеть далекие горизонты льяносов.
Тогда Мартьяль прибавил:
— Уж не вернулись ли мы в нашу Бретань?
— Я понимаю тебя, — ответил Жан. — Здесь Ориноко похоже на Луару…
— Да, Жан, на нашу Луару, выше и ниже Нанта!.. Видишь там эти желтые пески?.. Если бы среди них плавало с полдюжины шаланд с большими парусами, мне казалось бы, что мы сейчас прибудем в Сан-Флоран или Мов.
— Ты прав, дорогой Мартьяль, сходство поразительно. Впрочем, эти длинные равнины, которые тянутся по обоим берегам, напоминают мне скорее берега нижней Луары около Пеллерена или Пенбефа.
— Это правда, племянник, и я готов ждать, когда покажется пароход из Сен-Назера, — пироскаф, как говорят там, — греческое слово, которое я никогда не мог понять!
— Если мы и увидим этот пироскаф, — ответил юноша, — мы все же не сядем на него, дядюшка… пусть он идет своей дорогой… Нант для нас теперь там, где мой отец. Не правда ли?..
— Да, там, где полковник. Когда мы разыщем его, когда он узнает, что он не один на свете… он опять спустится по течению этой реки в лодке… потом на «Боливаре»… потом он сядет с нами на пароход, идущий в Сен-Назер, — уж на этот раз для того, чтобы действительно вернуться во Францию.
— Как бы я желал этою! — пробормотал Жан. Когда он произносил эти слова, его взгляд был направлен к деревьям, отдаленные силуэты которых вырисовывались на юго-востоке. Затем, вспомнив, по-видимому, замечание, которое справедливо сделал Мартьяль относительно сходства Луары и Ориноко в этой части последнего, он сказал: