Великосветские игры
Шрифт:
Последние слова оказались для Ребекки не утешением, а ударом.
— Но я не могу без тебя! Я хочу быть с тобой или не жить вообще. Я поняла, что люблю тебя, когда мы очутились в лесу, когда ты дрался, чтобы защитить меня. А потом, когда мы были близки, мне казалось, что я на небесах…
Уилл нежно обнял ее и ласково поглаживал, пока она не успокоилась. Наконец Ребекка вытерла слезы, и Уилл предложил:
— Давай прогуляемся вдвоем, как и положено супругам. Шафто-Холл здесь неподалеку, и я хочу показать его тебе — кажется, руины сейчас в моде. Впрочем, встречу с призраками я тебе не обещаю… — Эта неуклюжая шутка вызвала у Ребекки улыбку. — Зато собаку ты увидишь. — Уилл сунул два пальца
Он не сумел бы придумать маневр, который успешнее заставил бы Ребекку перестать плакать. Наклонившись, она погладила Пайлота.
— Если хочешь, Бекки, мы возьмем его с собой.
— Давай. — Она вынула из сумочки платок и вытерла глаза. — Только расскажи, почему ты решил стать фермером… и почему бросил меня.
— Обязательно. Бекки, прости, я поступил как…
Ребекка приложила пальцы к его губам.
— Нет, Уилл, давай забудем об упреках. Уилл взял жену за руку и позвал за собой Пайлота, который послушно засеменил рядом.
— Эта тропа ведет к Шафто-Холлу — он вон там, за деревьями. Подъездная аллея совсем заросла. Но мы пройдем по тропе и посидим на террасе дома.
Шафто-Холл оказался красным кирпичным особняком эпохи Тюдоров, еще хранившим следы былого величия. Уилл подвел Ребекку к треснувшей каменной скамье на террасе за домом, откуда открывался вид на ручей. Вдалеке на пастбище паслись овцы.
— Я завидую им, — призналась Ребекка, указав на овец. — Какая мирная и безмятежная, должно быть, их жизнь!
— Их ждет бойня, — напомнил Уилл.
— Но овцы-то об этом не знают, и потому им не о чем горевать.
— А ты помнишь, как мы были счастливы в Шервудском лесу, несмотря на все страдания?
— Конечно! — живо отозвалась Ребекка. — Но вспоминать об этом мне еще труднее, чем понять, почему ты бросил меня.
— Я попробую объясниться. В свое оправдание скажу одно: я не знал, что ты любишь меня. Я думал, ту ночь ты подарила мне из чувства благодарности. Почему ты не сказала мне правду, Бекки?
Она отвернулась.
— Не смогла, Уилл, не решилась. Еще до встречи с тобой жизнь преподнесла мне суровый урок: меня не любили, потому что считали недостойной любви. А когда я осмелилась полюбить, все кончилось катастрофой, и я поклялась, что больше никогда не позволю себе питать к кому-нибудь чувства, а тем более признаваться в них.
Уилл взял Ребекку за руку и увидел, что она по-прежнему носит подаренное им кольцо. Вид этой вещицы пробудил в нем надежду.
— Бекки… — начал он, — расскажи, что случилось с тобой, почему ты боишься жить и любить. Признание исцелит тебя.
— Ты сочтешь меня глупой…
— Никогда! Я знаю, ты умная женщина.
— Я была младшим ребенком в семье. Мой брат Пол был на пять лет старше меня. Мое появление всех разочаровало: отцу нужны были не дочери, а только сыновья — чтобы помогать ему вести дела и управлять поместьями. Он уже видел себя основателем нового знатного рода. К его великому сожалению, мама больше не смогла рожать. Она постоянно хворала. А потом во время верховой прогулки Пол погиб. Никогда не забуду, что сказал отец, когда я вернулась домой… «Если уж кто-то должен был свалиться с лошади, то почему не ты? Почему это случилось с твоим братом, а не с тобой?» Он никогда не простил мне этого случая, тем более что я хорошо ездила верхом, а Пол терпеть не мог лошадей, боялся их и потому выпал из седла. Отец застрелил лошадь, хотя конюхи уверяли, что животное здесь ни при чем. Но отец настаивал, что Пол отлично держался в седле.
Вскоре после этого мама умерла, попытавшись родить еще одного сына. Отец сказал, что мы с мамой были его проклятием, и вскоре снова женился. Но и с моей мачехой ему не повезло; мало того — она возненавидела меня и стала настраивать против меня отца.
Ты не можешь себе представить, как одиноко мне жилось! Отец по-прежнему надеялся, что у него родится сын. Более того, он отказался выделить мне приданое. Все его состояние предназначалось для будущего сына.
Когда мне исполнилось семнадцать, отец нанял нового лакея, сына одного из фермеров. Он был очень красив, а я редко видела привлекательных юношей, поскольку мой отец никуда не отпускал меня. Вскоре мы познакомились с Робертом — так звали нового лакея. Он часто беседовал со мной, сочувствовал мне, и, похоже, я влюбилась в него, потому что он первый отнесся ко мне по-человечески. Какие чувства испытывал ко мне он, я не знаю. Потом отец говорил, что Роберт надеялся соблазнить меня и уговорить сбежать, чтобы затем получить приданое. Не знаю, правда это или нет. Роберт обещал увезти меня в Гретну, жениться на мне, а затем поселиться со мной на ферме. Теперь-то я понимаю, как глупо это звучало, но тогда… тогда я жила словно во сне — потому что кто-то по-настоящему любил меня и я любила его. Роберт относился ко мне со всем уважением, словно ни на минуту не забывал, что я — дочь его хозяина.
Но мы не сбежали в Гретну и не покинули Инглбери. Роберт по глупости проболтался о наших планах одному из конюхов, а тот рассказал обо всем моему отцу. Разразился страшный скандал. Роберта вышвырнули вон, больше я никогда его не видела. Отец запер меня в комнатах на верхнем этаже дома, ко мне впускали только горничных.
По иронии судьбы, вскоре после этого мачеха родила сына, но он прожил всего неделю. Врач сказал, что больше она никогда не сможет иметь детей. Вскоре она умерла, и я осталась единственной наследницей отца, чего он никогда мне не простил. Он называл меня его проклятием, уродкой, которой следовало бы родиться сыном, и постоянно ставил мне в пример мою прелестную кузину Сару Алленби.
Я была уверена, что он лишит меня наследства, но отец разругался со своей сестрой Алленби, моей теткой, и переписал завещание, в котором оставил мне все только потому, что я носила его имя и была последней в нашем роду.
Мой дед когда-то был бедным ткачом, которому удалось воспользоваться переменами и сколотить огромное состояние, но отец говорил о нашей семье так, словно в наших жилах текла королевская кровь. После его смерти я стала подопечной Хедли Бокура — потому, что отец отказал в праве опекунства семейству Алленби. Хедли Бокур и все Алленби собирались удачно выдать меня замуж, готовили мне партию, которую затем предназначили для Сары. Я сопротивлялась, как могла, и теперь радуюсь этому, потому что Сара… бедняжка Сара… — И она вновь расплакалась.
Уилл привлек Ребекку к себе и начал поглаживать по голове.
— Уилл, как мне жаль ее! Незадолго до моего отъезда из Лондона тетя Петронелла сообщила, что Сару нашли без чувств и всю избитую в доме, который ее дядя купил для нее и Уингфилда. Уингфилд избил ее до полусмерти и исчез. Вероятно, он думал, что убил ее. А еще он чуть не прикончил горничную Сары, которая попыталась защитить ее… — Ребекка замолчала. Все, что она держала в себе долгие годы, вдруг выплеснулось наружу. Наконец она подняла голову и посмотрела на него так, словно собиралась сказать что-то очень важное. — Теперь ты понимаешь меня? Понимаешь, почему я не могла признаться в любви?