"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Курс на Саутенд! — приказала Белла, нежась в его руках, — и счастливо рассмеялась.
Интерлюдия
Амстердам, сентябрь 1612
Пышные, отцветающие осенние розы окружали деревянную скамейку. «Тут мы с тобой и сидели, — Николас взял Мирьям за руку и посмотрел на племянника. Авраам, длинноволосый, толстенький, в бархатном платьице, подошел к ним, и серьезно сказал, протягивая деревянную куклу: «Он болеет, я лечу».
— Как папа, — рассмеялась Мирьям и подхватила сына на колени, поцеловав черные, вьющиеся кудри. Авраам похлопал большими, карими глазами, и, прижавшись к матери, укачивая куклу, зевнул. «Сейчас Хосе вернется от пациента, и поедем, — Мирьям улыбнулась. «Знаешь, я так рада, так рада, что вы с Констанцей теперь вместе, она такая хорошая».
— Я знаю, — вздохнул Николас, взглянув на окна опочивальни. «Только вот зачем она затеяла с утра все это писать? Я ей всю дорогу от Лондона говорил — ничего с нами на севере не случится, тем более с ней — я же рядом».
— Это ее сын, — просто сказала Мирьям. «Когда у вас будет ребенок, ты поймешь, Николас.
Она хочет оставить для него письмо, так, ну вдруг…».
Капитан Кроу недовольно покрутил головой: «Не будет никакого «вдруг», ты уж мне поверь.
Вернемся следующей осенью и заберем маленького. Какой он?»
Мирьям улыбнулась: «Он здоровенький, улыбается уже, и зубы скоро начнут резаться. Ну, сейчас увидим. А что тебе Хосе насчет шрама сказал? — осторожно спросила она брата.
«Можно что-то сделать?»
— Поздно уже, — махнул рукой Николас. «Да я и привык, и Констанце не мешает».
— Не мешает, — раздался сзади веселый голос, и Констанца, поцеловав мужа в щеку, присела на поручень скамейки. Она погладила дремлющего Авраама по голове и сказала: «Все готово, передашь тогда Джону, если он маленького забирать будет. Ну, это если никто из нас не вернется. А если я не вернусь — тогда Майкл его воспитывать будет, ему отдашь».
Мирьям только закатила глаза и, недовольно что-то пробормотав, поднялась со скамейки.
«Пойду, донье Хане его отнесу, — она улыбнулась, — и не смей думать о плохом, слышишь!»
Услышав скрип калитки, Констанца устроилась на коленях у мужа, и, сказала: «Ну не обижайся, ты же сам говорил — это опасная экспедиция».
Николас вдохнул горьковатый запах рыжих волос, и, усадив ее удобнее, шепнул: «Я понимаю, любовь моя. Но, правда, — я сам умру, а тебя защищу, бояться нечего. А где Майкл?»
— К ювелиру пошел, он же свой крестик тут оставляет, малышу, — Констанца обняла Николаса и вдруг подумала: «Ну, за маленького я спокойна. Джон и Белла его воспитают, если что, все будет хорошо».
— Ну что мне еще сделать, чтобы ты об этом не думала? — услышала она шепот мужа.
— Просто будь со мной — Констанца рассмеялась и, спрыгнув на еще зеленую траву, потянула мужа за руку: «Пошли, вон, дверь парадная хлопнула, Хосе уже вернулся».
— Подожди, — Николас поднялся, и, поцеловав уложенные на затылке косы, серьезно сказал:
«Я всегда буду с тобой, Констанца. Я же тебе говорил, еще там, в Лондоне — ты приказываешь, а я — исполняю».
— Я тебя люблю, — она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. «До самой смерти, капитан Кроу».
— Очень надеюсь, — проворчал Николас, шлепнув ее, — что это будет нескоро.
Он вдохнул запах роз и спокойно подумал: «А вот этого, конечно, мы знать не можем».
Лодка остановилась у деревянной, ухоженной пристани и Мирьям указала на большой, уютный дом под черепичной крышей, что стоял прямо у канала.
— Это там, вы идите, я госпожу ван Леер предупредила, гонцом. А мы пока с Хосе к нам в домик поедем, уберемся там после лета.
Волк посмотрел в карие, красивые глаза женщины и тихо ответил, провожая взглядом Констанцу и Николаса: «Спасибо вам. Большое спасибо».
— Ну что вы, — Хосе пожал ему руку. «Любой на нашем месте поступил бы точно так же. И могли бы не отдавать нам деньги за кормилицу — маленький Питер нам все равно, что племянник».
Волк вышел на пристань, и, достав из кармана камзола бархатный мешочек, взглянул на крохотный, золотой, играющий алмазами крестик.
— Вот как получилось, — он улыбнулся и помахал рукой Хосе и Мирьям, — теперь он тоже — у Петра Михайловича будет. Господи, — мужчина глубоко вздохнул и перекрестился, — ну дай ты мне сил детей своих вырастить, прошу тебя.
Он обернулся и услышал голос Николаса: «Майкл, мы ждем!»
Волк еще раз вздохнул, и, убрав крестик, пошел по узкой, обсаженной цветами дорожке к аккуратной калитке дома кормилицы.
Хосе вдруг опустил весла и сказал, взяв руку жены: «Знаешь, мне папа еще давно, в Гоа, сказал: «Не надо торопиться, надо ждать, и любовь придет».
— Я знаю, — Мирьям потянулась и быстро поцеловала мужа. «Только все равно — мне жаль Майкла, миссис Тео семь лет назад умерла, он с тех пор все время один. Ты же знаешь, я тебе говорила, там, в Париже…
Хосе усмехнулся и усадил жену рядом. «Ну, и кто бы в тебя не влюбился? — сказал он, заправляя за нежное ухо выбившийся из-под берета каштановый локон. Жемчужная сережка закачалась, и он, вдохнув запах влажной травы, ветер с близкого моря, добавил: «Вот на меня посмотри — с первого взгляда и на всю жизнь».
Мирьям положила голову ему на плечо и вдруг, лукаво сказала: «А в домике мы совсем одни будем».
— А ты думаешь, — Хосе взялся за весла, — зачем я туда еду? Ты с доньей Ханой там давно все вычистила до блеска, убирать не надо.
Женщина поправила, берет и тихо рассмеялась. Взглянув на медленно крутящуюся ветряную мельницу, на черно-белые спины коров, что паслись на лугу, Мирьям шепнула:
«Ну, так давай я тебе помогу грести, а то скоро и возвращаться надо».
В большой комнате, с выложенной изразцами печью, приятно пахло травами. Госпожа ван Леер взглянула на часы и сказала: «Сейчас младшие мои из школы вернутся, а вы маленького забирайте, погуляйте с ним немножко, а потом его и кормить надо будет. Очень хороший мальчик, — она улыбнулась, — спокойный, смеется уже — все, как надо. Пока только переворачивается, но скоро уже и садиться начнет. Он на вас похож, — добавила женщина, — взглянув на Волка, — только волосы каштановые».