"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Да что случилось? — Марта остановилась перед ним.
Федор поднял голубые глаза, — он сидел, рассматривая узор паркета на полу, — и глухо сказал: "У меня есть сын".
— Расскажи мне все, — потребовала Марта, опускаясь рядом с ним на кушетку.
Он вдохнул запах жасмина. Покраснев, Федор начал говорить. Марта смотрела на его большую, с коротко остриженными ногтями, руку: "Опять обжегся в лаборатории, видно же. Перчатки не надевает, когда с химикатами работает".
— Ему два месяца, — мрачно закончил Федор и вздрогнул — Марта застонала, поднявшись.
— Ты же умный человек! — она прошагала к столу. Распахнув створки окна, женщина устроилась на подоконнике. Она была в домашнем платье, — бежевого, расшитого цветами шелка. "Теодор, ты ученый, скептик! Как ты мог поверить первой попавшейся тебе на дороге авантюристке! Что она вообще тут делает? — требовательно спросила Марта.
— Она ведет хозяйство аббата Корвино и ухаживает за его воспитанницей, — устало ответил Федор.
— Иными словами, — ядовито заметила женщина, рассматривая купол церкви Сен-Сюльпис, — она спит с аббатом и растит его незаконнорожденного ребенка. Как ты думаешь, зачем она сюда приехала?
Федор молчал.
— За тобой, — коротко сказала Марта. "А святой отец у нас, — тонкие губы улыбнулись, — не более чем средство передвижения. Она его бросит, как только ты ее пальцем поманишь. Не зря мадемуазель Ева не поленилась притащиться из Моравии в Париж, с остановкой в Риме".
— Я еще там, в Брно…, - Федор замолчал и Марта вздохнула: "Договаривай уже".
— Она мне клялась, что это у нее в первый раз, — Федор усмехнулся. "Я ей ответил — фрейлейн Ева, кому-нибудь другому эти сказки рассказывайте. Я пока еще могу отличить проторенную дорогу от девственной тропинки".
— Мило, — протянула Марта. "Я надеюсь, ты ей обо мне не говорил?".
Федор вспомнил свой жесткий голос: "Мадемуазель Ева, я вас не люблю. Я люблю другую женщину, ее зовут Марта де Лу. Я с ней живу, поэтому будьте добры — оставьте меня в покое". "И тогда она мне сказала о сыне, — вздохнул про себя мужчина.
— Говорил, — он все смотрел на паркет. "Мне надо было хоть как-то от нее отделаться, Марта. Она мне собиралась отдаваться прямо во дворе Школы".
Марта внезапно рассмеялась: "Ну, теперь я за свою жизнь и ломаного гроша не дам. Как говорил Конгрив: "Nor hell a fury like a woman scorned".
— Да шучу я, — она подошла к Федору и поцеловала его в лоб. "Справимся мы с твоей Евой, не волнуйся. Никакого сына там нет, поверь мне".
— Она сказала, что ребенок в деревне, у кормилицы, — мрачно заметил Федор.
— Разумеется, — хмыкнула Марта, допивая кофе, — тебе покажут рыженького младенца двух месяцев от роду. Ты расплачешься, и предложишь матери своего ребенка руку и сердце. Младенец потом умрет, какое несчастье. Маленькие дети недорого стоят, поверь мне. На том берегу, — Марта махнула рукой, — их можно на любой вкус купить. Сделаем так, — она повертела в руках перо.
Федор внимательно слушал. Потом, он улыбнулся: "Ну и голова у тебя, Марта".
Она устроилась на краешке стола: "Переночуешь здесь, рубашки твои и одежда в гардеробной висят. Завтра у меня прием, так что тебе надо хорошо выспаться. Я тебе даже кровать уступлю, — она погладила его рыжие волосы. Женщина потянула носом: "Мари сейчас ванну тебе приготовит, и сразу отправляйся в постель".
Он лежал, закинув руки за голову, смотря на полоску света под дверью гардеробной.
— Марта! — позвал Федор. "Не спишь?"
— Я сегодня виделась с графом д’Артуа, он мне книгу отдал, — донесся до него голос женщины, — и мы с ним поболтали, о том, о, сем. А ты встречался с их величествами, кстати?
— Мы ездили туда с Лавуазье, — зевнул Федор, — показывали им химические опыты. Весной еще. Марта, — он помолчал, — а мадемуазель Бенджаман…, она любит кого-нибудь?
— Пусть она сама тебе об этом скажет, — он услышал, как Марта вздохнула.
— Спокойной ночи, — добавила она. Федор закрыл глаза: "Все равно. Пусть ее весь Париж осаждает, — мне все равно. Я ее люблю, и так будет всегда".
В маленькой, уютной комнатке горела свеча. "А потом, — закончила Ева, сидя на постели, — принц и принцесса поженились, и жили долго и счастливо. Доброй ночи, милая".
— Я буду принцессой, — зевая, сказала девочка. "Да, тетя Ева?"
— Ты уже принцесса, — чуть не ответила девушка, глядя на тусклый блеск золотого медальона на белой, приоткрытой воротом рубашки, детской шее. "Ты сильнее, чем армия и флот, чем короли и полководцы. У тебя в руках гнев Господень, Анна, — вся его мощь".
— Конечно, — Ева наклонилась и поцеловала девочку в лоб.
Та подождала, пока закроется дверь. Положив руку на медальон, Ханеле тихо сказала: "Здравствуй, папа".
Там было утро, — она увидела, как отец собирается на работу, как он, достав из-за книг красивую, с золоченой рукояткой саблю, показывает ее жене. Это была жена, Ханеле знала, — голова у нее была укрыта платком, а под просторным платьем виднелся выступающий живот.
— Не надо, — попросила она отца. "Папа, не надо, пожалуйста. Зачем ты так, это же не моя мамочка. Я скоро доберусь до тебя, и мы всегда будем вместе — только ты и я". Отец улыбнулся и, поцеловав женщину, — вышел во двор. Ханеле увидела летнее, жаркое, прозрачное небо, едва встающее над горизонтом солнце: "Что же это за город?". Язык был незнакомым — не французский, не итальянский, который она слышала в Риме, не немецкий.
— Надо туда добраться, — спокойно сказала себе Ханеле. "Вот подрасту еще немного — и поеду. Сбегу от них, — она посмотрела невидящими глазами в сторону двери. "Петля, — подумала Ханеле. "И много крови, поток, заливает все вокруг. Не хочу это знать, не буду".
Она вспомнила того человека, чье лицо ощупывала еще давно, почти год назад. "Вот у него, — Ханеле улыбнулась, — все светлое. Он сам светлый. Как папа, — она вдруг нахмурилась и пошарила в воздухе рукой.
— Не ухватить, — вздохнула девочка.