"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Федор слушал, закрыв глаза: "Как будто рассвет. Самое раннее, самое нежное утро. Как будто просыпаешься и видишь ее рядом с собой. Целуешь ее глаза, еще закрытые, ресницы дрожат, и она обнимает тебя — сонная, теплая, вся, вся твоя".
— Это анданте моей новой симфонии, — Моцарт, закончив, так и не отрывал пальцы от клавиш, — она называется "Париж". Ее уже исполняли, но я кое-что доработал. А теперь, мадемуазель Бенджаман, — он расхохотался, — дайте мне хотя бы земляники, если я опоздал к супу.
Жанна проводила гостей. Закрыв дверь, вернувшись в гостиную, она прислонилась к косяку двери — Тео стояла у большого окна, глядя на еще темный силуэт Нотр-Дам.
— Ты с ней кокетничала, — злым, обиженным голосом сказала девушка. "Я видела, не отрицай. Вы переглядывались за моей спиной. Нашлась тоже родственница на мою голову, хоть бы она и не приезжала из своего Квебека!"
Тео устало вздохнула. Подойдя к Жанне, поцеловав ее, женщина улыбнулась: "Марта моя лучшая подруга, милая. Вот и все. И она знает о нас, знает, и никогда ничего не скажет. Ей можно доверять, любые тайны. Я тебя очень люблю, тебя одну, и так будет всегда. Не ревнуй".
Жанна потянулась и обняла ее: "Ты такая талантливая, умная, и Марта тоже — зачем я тебе нужна. Уходи к ней".
Тео расхохоталась и стала вынимать шпильки из красиво уложенных, белокурых волос Жанны:
— Вот я ей — точно не нужна. В этом смысле, конечно. А ты у меня — самая красивая, — она зарылась лицом в пахнущие лавандой кудри: "Пойдем в постель, любовь моя, я уже, и соскучиться успела. На следующей неделе навестим Марту и познакомимся с ее мальчиком, Тедди его зовут".
— Ты меня никогда не бросишь? — жалобно, спросила Жанна, чувствуя, как Тео распускает шнурки у нее на корсете.
— Я всегда буду с тобой, — Тео подняла ее на руки: "Не протестуй, я, когда еще прислужницу в "Федре" играла, мне все эти толстухи в объятья падали — каждый день. Попробуй не удержи, сразу жаловаться побегут. А ты у меня легкая, как птичка".
Жанна счастливо улыбнулась и прижалась головой к ее плечу: "Люблю тебя!".
Карета медленно ехала по набережной Августинок. Марта зевнула:
— Месье Моцарт играет у меня на следующей неделе. Пригласи своих приятелей из масонских лож, а я приглашу Тео — она позаботится об актрисах. Всегда приятно, когда в доме много красивых женщин. Тео на американцев работает, кстати, — безмятежно добавила Марта.
Федор даже закашлялся.
— Не так, как мы, — тонкие губы улыбнулись, — однако, она мне говорила, что хорошо знакома с Франклином. Он все-таки посол колоний во Франции. Впрочем, нас это не интересует, Джон велел узнавать только то, что касается непосредственно Британии и Европы.
— Именно, — сварливо сказал Федор, — только почему-то ты вбила себе в голову, что этот самый отец Джованни в Картахене — тот самый Джованни ди Амальфи. Я же помню, ты всю дорогу от Кале сюда об этом жужжала. Вот это точно — ни Британии не касается, ни Европы.
— Это касается семьи, — спокойно сказала Марта, разглядывая серую, предрассветную Сену. "А то, что ты мне говорил, мол, повесили его — так посмотри, и об Иосифе думали, что он мертв, и о тебе — а вы оба живы, здоровы и в женщин влюбляетесь, — Марта подтолкнула Федора в плечо.
— Ладно, — он вздохнул, — попробую что-нибудь узнать у аббата, когда он появится. И о том, что с моим братом случилось — тоже.
Они вышли на рю Мобийон. Федор, расплатился с кучером: "Езжайте, я отсюда пешком доберусь".
Он проводил Марту наверх. Та подняла бровь: "Наверное, на набережную Августинок вернешься".
Федор покраснел: "Пройдусь, подышу воздухом". Марта только улыбнулась и перекрестила его.
Дома было тихо, слуги спали. Марта, пройдя через анфиладу золоченых комнат, заглянула в детскую — Тедди сопел, уткнувшись в подушку, няня дремала на кушетке у окна.
В ее спальне пахло жасмином. Джо лежала, пристроив темноволосую голову на сгибе руки. Она зевнула, приподнимаясь: "Мы гуляли, с Иосифом и Аароном, целый день и вечером тоже. Тут так красиво, Марта, как в раю".
— Вот и спи, как в раю, — женщина наклонилась и поцеловала белый лоб. Джо натянула на себя парчовое одеяло и свернулась в клубочек. Марта прошла к туалетному столику орехового дерева, расписанному цветами. Открыв фарфоровую шкатулку, она взяла тонкую сигарку.
В гардеробной она скинула платье, завернувшись в шелковый халат. Распустив прическу, собрав волосы на затылке, Марта прошла на кухню.
Сварив себе кофе, она закрыла дверь кабинета. Распахнув створки окна, устроившись на широком, каменном подоконнике, она посмотрела на рю Мобийон. Марта выпустила клуб дыма. Залпом, осушив чашку, придвинув к себе серебряную чернильницу, взяв лист бумаги, женщина стала покрывать его рядами цифр.
Закончив, она взглянула вниз — черная, закрытая карета с багажом на крыше завернула за угол улицы, направляясь к площади Сен-Сюльпис.
— Вот, должно быть, и аббат Корвино, — задумчиво пробормотала Марта, обхватив колени руками, щурясь от солнца, что вставало над крышами Парижа.
Хозяин тира снял картонные мишени. Разложив их на деревянном прилавке, он одобрительно улыбнулся: "Просто отлично, месье, если бы вы мне не сказали, что вы врач, я бы подумал, что имею дело с офицером".
Иосиф вытер руки холщовой салфеткой и сказал невысокому, некрасивому человеку, что стоял, прислонившись к прилавку: "Вот видишь, Жан-Поль, а ты мне не верил. Мы, когда с месье Горовицем по джунглям бродили, пришлось еще из лука стрелять научиться. Порох надо было беречь".
В тире пахло гарью, свежими опилками, сквозь деревянную, щелястую крышу светило полуденное солнце.
— Помотало тебя немало, конечно, — Марат присвистнул, — и опять куда-то едешь. Обосновался бы уже на одном месте, Жозеф.