"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Мама! — услышала Дина голосок сверху. "Мамочка!"
Дина отступила к лестнице и повторила: "Да что случилось, рав Судаков?"
— Он и на себя не похож, — подумала женщина. "Он обычно спокойный, глаза отводит от женщин, когда с ним на улице встречаешься, а сейчас как дышит тяжело, будто бежал".
Рахели спустилась вниз, с раскрытым молитвенником в руках: "Это же папа Ханеле и Моше, я его знаю".
— Я умею читать, — девочка встряхнула белокурой головой и нараспев прочла: "Шма". "Я все буквы в ней узнала, — гордо добавила Рахели и недоуменно посмотрела на взрослых.
— Уходи, — велел себе Степан. "Иосиф хотел согрешить с женой Потифара, но увидел лицо своего отца. Господь над тобой сжалился, не испытывай его терпение, уходи".
— Молодец, — смущенно проговорила Дина и откашлялась: "Рав Судаков, вы что-то хотели?"
— А, да, — он будто очнулся. "Ваш муж, госпожа Горовиц — скоро вернется? Мне с ним надо встретиться".
— На той неделе, перед праздником, — вежливо ответила Дина, взяв за руку дочь. "Дверь на улицу открыта, — увидела она, — так можно. И Рахели здесь, хотя ей нет еще трех, конечно. Ничего страшного. Да и рав Судаков такой благочестивый человек, он с женщинами вообще редко разговаривает".
— Спасибо, — он почему-то покраснел. "Счастливой субботы, госпожа Горовиц".
— И вам тоже, — отозвалась Дина, и проводила взглядом его широкие плечи: "Они же с Аароном в синагоге увидятся, и в ешиве. Зачем рав Судаков сюда явился?". Она хмыкнула и весело сказала дочери: "Умываться и за стол! Потом сходим, приведем в порядок ту комнату, что папа снял для работы".
— Папа будет писать Тору, — заворожено проговорила девочка. "И мезузы. Мамочка, — она полистала страницы молитвенника, — ты еще послушаешь, как я читаю? Я только "Шма" могу…, - Рахели погрустнела. Дина, присев, прижав ее к себе, шепнула: "Ты наша умница".
Женщина взяла дочь на руки, и выглянула на узкую, каменную улицу — она была пуста, рав Судаков ушел.
Дина прикоснулась кончиками пальцев к мезузе и захлопнула дверь.
Степан завернул за угол какого-то дома. Прислонившись к стене, она закрыл лицо руками. "А я ведь шел, чтобы…, - он почувствовал, что краснеет и тяжело вздохнул: "Надо тщательней исполнять заповеди. Все дурные мысли, все грешные устремления — именно от этого. Сказано же: "Возводите ограду вокруг Торы". Нельзя смотреть на женщин, нельзя говорить с ними. И с Ханеле я занимаюсь…"
Он вспомнил большие, дымно-серые глаза дочки, то, как она сидела над томом Талмуда, подвернув под себя ногу, подперев щеку рукой, грызя карандаш. Степан помотал головой: "Нет, нет, я не могу ей отказать, не могу ее разочаровывать. Ничего страшного не случится, лет через шесть ее уже и сватать начнут, Ханеле забудет о книгах". Он быстро пошел к Стене.
В маленьком проходе было людно. Он, оказавшись на мужской половине, взяв молитвенник, стал шептать Псалмы. "Даже на Лею нельзя смотреть, пока она не очистится, — напомнил себе Степан. "Поэтому нас Господь наказывает, поэтому не рождаются дети — из-за моих грехов. Это я, я во всем виноват. Сказано же — с женой надо быть скромным, тогда родятся сыновья. Надо окунаться в микву, каждый день, надо поститься…, - он почувствовал слезы у себя на глазах. Мужчина разрыдался, опустив голову, все еще повторяя: "И не будете блуждать, следуя за сердцем вашим, и очами вашими, как блуждаете вы ныне".
Уже выходя на улицу, он услышал звонкий голос: "Папа!". Ханеле взяла его за руку: "Я молилась за тебя и маму Лею. Не плачь, папа, — она посмотрела на отца, и напомнила себе: "Только хорошее, только хорошее".
Она слышала крики чаек над морем, звук выстрела, чьи-то отчаянные, горькие рыдания, а потом все затянула серая, непроницаемая мгла. Ханеле подумала: "Нельзя про это говорить, папа расстроится. Моше будет счастлив, а остальное…, - она тихонько вздохнула и повторила: "Нельзя".
— Забудь о том ребенке, — велел себе Степан. "Его нет, и никогда не было. Не ходи к ней на могилу, она тебе никто. От этого тоже — дурные помыслы появляются. Нельзя думать о других женщинах, нельзя их вспоминать. Я раскаюсь, Господь меня простит, и у нас будут дети. Аарон вернется — попрошу его проверить мезузы в доме, вдруг там буква стерлась, за это тоже Господь может наказывать".
— Папа? — робко проговорила Ханеле. Степан заставил себя улыбнуться: "Пойдем, проводишь меня до ешивы".
Рахели сидела в плетеной корзине, с восхищением рассматривая серебряные, с бирюзой бусы. Она приложила их к своей шейке и улыбнулась: "Красиво!"
— Это маме, — смешливо сказал Аарон. Отпив чаю, он откинулся на спинку кресла: "Никогда, никогда больше от них не уеду, я так скучал".
— А где мама? — Рахели оглянулась и зевнула. "А то я спать хочу".
— Пошла по делам, — улыбнулся мужчина, глядя на закат в окне. "Давай, я тебя уложу, доченька".
Рахели сгребла в кучку деревянные игрушки. Отец, наклонившись, подхватил ее на руки. "Я "Шма" читаю, — проговорила девочка. Она сладко зевнула. "Утром…, прочитаю тебе".
Дина осторожно приоткрыла дверь дома. Сняв с влажных волос темный платок, она услышала сверху голос мужа. Аарон пел — тихо, ласково:
— Durme, durme mi alma donzella,
Durme, durme sin ansia y dolor.
Дина оставила на сундуке шаль, и, как была — с непокрытой головой, — прошла в гостиную. Она убирала со стола, когда Аарон, обняв ее сзади, шепнул: "Оставь. Завтра, все завтра. Рахели уже заснула, крепко. Я так люблю тебя, так люблю…"
Она повернулась и ахнула — муж поднял ее на руки.
— Похудела, — озабоченно сказал Аарон.
— Ничего, я вернулся, теперь ты у меня как следует, будешь завтракать, — он почувствовал совсем рядом ее нежные губы. Вдыхая запах свежести, Аарон понес ее наверх.
Над городом вставала тонкая, молодая луна, внизу шелестело гранатовое дерево. Дина, томно, едва касаясь, целуя мужа, прошептала: "Так хорошо, милый…".
Аарон положил ее голову к себе на плечо и рассмеялся: "Я не собираюсь останавливаться, сейчас полюбуюсь тобой — и начну все сначала". Он медленно провел рукой по сияющей в лунном свете, белой коже. Дина приподнялась на локте: "Надо будет и вправду — до Нового Света добраться, все-таки это твои самые близкие родственники".
— Доберемся, — уверил ее муж. "Денег скопим и поедем. И в Амстердам, и в Новый Свет. Девочкам там понравится".
— Девочкам? — удивленно спросила Дина и тут же рассмеялась — муж что-то сказал ей на ухо.
— Может, мальчик получится, — она обняла его, прижимая к себе, гладя темноволосую голову.
— Нет, — Аарон тоже улыбнулся, — я хочу много дочек, мое счастье. Хочу вас всех баловать.
А потом они уже ничего не говорили. Только Ратонеро, что лежал в саду, подергал ушами. Услышав знакомые звуки, успокоившись, пес подумал: "Хозяин вернулся. Хорошо-то как!" Ратонеро заснул, и снилась ему синяя гладь воды, высокие, уходящие в небо, деревья и дети, что наперегонки бежали к берегу.