"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Калитка распахнулась еще до его стука. «Наконец-то, - сварливо сказала миссис Бетси, пересчитывая серебро, что лежало на ее ладони. «Заждались мы твоего сена, милый».
Дэниел почувствовал, как тоскливо, отчаянно заныло у него сердце. «Миссис Бетси…, - тихо сказал он. «Миссис Бетси, это я, Дэниел».
Она, наконец, вскинула голову и увидела телегу. Черные, большие глаза остановились, серебро упало на булыжники двора. Негритянка одними губами прошептала: «Не отвел стрелу Господь, не уберег сыночка моего….»
По ее лицу катились крупные, медленные
слезы. «Господи, - она подошла к телеге и положила голову на гроб, - отца твоего белые плетьми забили, сыночек. Не виделись мы с тобой столько лет, сиротой ты рос, вдали от ласки материнской, и вот умер на чужбине. Отдал свою жизнь за негров, сыночек мой, счастье мое…»Она внезапно распрямилась. Смотря куда-то вдаль, миссис Бетси требовательно спросила: «Как умер он, мистер Дэниел?»
– В Хиксфорде, в Виргинии, - Дэниел помолчал, - их поймали, на реке, миссис Бетси. Беглых к хозяевам отправили, а Ната повесили. Мне очень, очень жаль, вы же знаете, он был мне другом…
– Белые повесили, - миссис Бетси вытерла слезы сухой, натруженной ладонью. «Да, мистер Дэниел?»
– Да, - он торопливо добавил: «Шериф Хиксфорда - его уже в отставку отправили….»
– Однако он жив, - жестко сказала женщина, - а мой сыночек в землю ляжет.
Пройдя к воротам, - маленькая, с прямой спиной, - распахнув их, негритянка велела: «Заезжай!»
Салли уже спускалась с крыльца - в простом, рабочем платье, с уложенными вокруг головы черными косами. «Матушка!
– она покачнулась, схватившись за перила. «Матушка, что…»
– Мужа твоего белые убили, - коротко сказала миссис Бетси. Дэниел едва успел подхватить Салли, - она сползла вниз, на ступени крыльца. Женщина, зарыдала, выгнувшись, уткнувшись лицом ему в плечо.
– Нат, Нат, милый мой…- шептала она, а потом дверь скрипнула. Марта, стоя на пороге, выдохнула: «Что это?»
– Отец твой, - ответила миссис Бетси. «Мертвый. Белые его повесили, в Виргинии».
– Папа! – Марта бросилась к телеге, протянув руки. Она заколотила по крышке гроба: «Нет, нет, я не верю, скажите, что это не так, папа, папочка…».
Девушка обняла гроб, плача. Дэниел, укачивая Салли, погладил ее по голове: «Пойдемте, пожалуйста. Я обо всем позабочусь. Надо закрыть постоялый двор, вам не до этого сейчас…».
Миссис Бетси взяла его за руку «Спасибо тебе, милый. Что бы мы без тебя только делали…, Ты отведи их наверх, - она кивнула на внучку, что плакала, сидя на телеге, прижимаясь щекой к гробу, - а я к преподобному отцу схожу, договорюсь насчет похорон».
– Даже в смерти, - подумала миссис Бетси, глядя на то, как Дэниел ласково поднимает Марту, как Салли цепляется за его руку, - даже в смерти, и то отдельно будет лежать. На кладбище для черных. Сыночек, сыночек мой…, - она заставила себя не плакать. Женщина деловито сказала вознице: «Сейчас слуг пришлю. В гостиной пока гроб поставим, потом в церковь перевезем, для прощания».
Негр замялся: «Может, в сарай все же…»
– Мой сын в сарае лежать не будет, - отрезала миссис Бетси, - он за таких людей, как ты умер. Свободный же ты?
– Да, - возница отчего-то вытер глаза, - три года, как меня на север вывели. Сюда, в Массачусетс. А как звали его?
– кивнул он на гроб. «Сына вашего?»
– Брат Фримен, - вздохнула Бетси. «Натаниэль Фримен».
Возница встал с козел и перекрестился: «Слышал я о нем. Негры говорили - он перед смертью попросил - не хороните меня на земле рабов. Я умер свободным и в землю лягу - тоже свободную».
– Так оно и будет, - ответила миссис Бетси. Погладив крышку гроба, женщина шепнула: «Я скоро, сыночек».
Они лежали на постели, обнявшись. Салли, ослабевшим от слез голосом, читала, держа перед собой пожелтевший лист:
– Милая моя женушка! У нас в лагере все хорошо, стычек с британцами нет, так что не волнуйся за меня. Новобранцы, хоть и сердятся, что я их гоняю, но потихоньку становятся настоящими солдатами. Поцелуй нашу маленькую тыковку. Скажи ей, что, когда папа приедет в отпуск, он должен увидеть еще два зубика, обязательно! Я по вам очень скучаю, мои любимые. Думаю, на Рождество уже увидимся…, - она разрыдалась. Марта, забрав у нее письмо, вытерев заплаканное лицо, попросила:
– Ты поспи, мамочка. Поспи, пожалуйста. Постояльцев нет сейчас, а трактир мы с бабушкой закрыли. Я написала объявление, что у нас траур. Дядя Дэниел и бабушка в церковь пошли. Папа…, - девушка прервалась, но справилась с собой, - папа в гостиной лежит. Как преподобный отец придет - будем прощание устраивать.
– Готовить надо…, - искусанные губы разомкнулись. «Поминки же, много народу будет…, Надо встать…»
– Не думай сейчас об этом, - Марта поцеловала мать и твердо велела: «Поспи, а письма я уберу, в сундучок».
Она вышла в гардеробную. Распахнув шкап кедрового дерева, девушка увидела старый, потрепанный, уже поблекший голубой мундир Континентальной Армии.
– Папочка, - Марта спрятала лицо в рукаве. Мундир пах порохом - совсем неуловимо, тонко. Она вспомнила его веселый голос: «Если бы девушек брали в армию, тыковка, из тебя бы вышел отличный солдат, очень метко стреляешь».
– Я давно уже не тыковка, папа, - нарочито обиженно отозвалась Марта, снимая мишени со стены сарая. «Я тебя выше».
– Тыковка-тыковка, - он поцеловал смуглую щеку. «Уж больно ты пухленькая была в детстве, дорогая моя».
– Папа, - сказала Марта, раскачиваясь, - папа, милый мой, я отомщу. Клянусь, клянусь.
Девушка, на мгновение, увидела перед собой лицо Тедди: «Он поможет мне. Он меня любит, он поймет. И он не такой, как другие белые, он - как Дэниел, он наш друг».
Девушка наклонилась и вытащила старый сундучок. На крышке было написано: «Мисс Салли Хит». Она уложила письма внутрь и стала рассеянно перебирать содержимое - простое зеркальце в серебряной оправе, дешевые заколки, томик стихов с засушенными в нем цветами. Обивка была чуть надорвана. Марта, отогнув ее, увидела старый конверт.