"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Все равно, - сказал себе Тедди, - я его Марте оставлю. Пусть она в трауре, пусть не будет его носить , все равно. Это ее кольцо, иначе нельзя.
Он посмотрел на сияющую гладь моря, и присел на камень:
– Значит, так. Найти маму и всех остальных. Увезти их в Лондон. Закончить университет. Жениться на Марте. Добиться отмены всех этих средневековых законов. Хотя бы тут, в Массачусетсе, а там посмотрим. Ах да, - он невольно улыбнулся, - и стать судьей Верховного Суда. Дел, в общем, много, - он обернулся и взглянул на черепичную крышу постоялого двора.
«Все будет хорошо, любовь моя, - ласково сказал Тедди. «Я вернусь, и все будет хорошо».Он шел к Бостону, представляя себе уютный дом на Бикон-хилле, фортепьяно в гостиной, книги, большой, круглый обеденный стол, детей - мальчиков и девочек. Тедди видел ее - высокую, стройную, в шелковом платье. «Как у Тео, - прошептал он. «Гранатовый цвет, ей очень пойдет. И пурпурный, и темно-синий. Моя богиня, любовь моя…., - он вздохнул и почувствовал, что опять улыбается.
Салли услышала стук в дверь и тихо сказала: «Открыто».
– Все ушли, а Марта и миссис Бетси - отдыхают,- Дэниел стоял на пороге. Он был в черном, хорошо скроенном сюртуке. Русые волосы чуть золотились на солнце.
– Он траур надел, - поняла Салли. «И он, и Тедди. Господи, они ведь нам не родня, а так заботятся…, И Мирьям из Ньюпорта написала - как вернутся они, сразу сюда придет. Посидит со мной, погорюет».
Салли посмотрела на конверты, разложенные по столу: «Столько писем, Дэниел, я даже и не думала…»
– Ната очень любили, ты же знаешь, - он все не заходил в комнату. Салли махнула рукой: «Ты садись, садись, пожалуйста».
Мужчина наклонил голову. Подождав, пока она устроится в кресле , Дэниел устроился рядом, достав из кармана сюртука блокнот.
– Ты просто послушай, - мягко сказал Дэниел, глядя на следы от слез на смуглых щеках. «Я понимаю, ты сейчас не в том состоянии, чтобы делами заниматься…, - он запнулся. Салли вздохнула: «Нет, нет, мне так легче».
Строгое, черное платье прикрывало ее руки до запястий, сквозь траурное кружево воротника светилась нежная, цвета карамели шея.
– Дина так одевалась, - вспомнил Дэниел. «Скромно. Два года, как они уехали. Пусть будет счастлива со своим Аароном, - он опустил ресницы и почувствовал прикосновение ее губ, увидел косой луч солнечного света, что пробивался через крышу сукки, услышал шелест золотых листьев в саду Горовицей.
– Все счастливы, - горько подумал Дэниел. «Мирьям, кроме своего квакера, и не смотрит ни на кого. Эстер - до сих пор с Меиром за руки держится, я же у них обедал, на Песах, видел. А я? Через два года сорок, и ни семьи, ни детей. И не любил меня никто».
Он откашлялся: «Участок на кладбище я в вечное владение купил, Салли, так что ни о чем не беспокойся. По завещанию Ната и земля и строения - все тебе переходит. Я посидел со счетами, у вас все в порядке, долгов нет».
– Нет, - она помотала головой. «Ты же сам знаешь, Нат нечасто дома бывал, - она прервалась и сжала изящными пальцами ручку кресла, - мне самой приходилось управляться…, И спасибо тебе, спасибо…»
– Я обещал Нату о вас заботиться, - вздохнул Дэниел, - над телом его. Пока я жив - так и будет. И вот еще, - он достал из-за отворота сюртука конверт, - это сегодня пришло, с утра. От аболиционистов, - он посмотрел в темные, большие, чуть припухшие глаза Салли. «Отсюда, из Нью-Йорка, из Филадельфии…»
Салли взглянула на чек и всхлипнула. «Так много, Дэниел…»
– Вы кормильца потеряли, - просто ответил он. Женщина, уронив голову на его плечо, разрыдалась.
– Дэниел, - она хватала ртом воздух, - Дэниел, как же мы теперь, как мы жить будем…
– Я всегда буду рядом, Салли, - тихо сказал он, гладя ее по голове, привлекая ее к себе. «Если ты мне позволишь, Салли, если позволишь, я всю жизнь посвящу тебе».
– Господи, - промелькнуло у нее в голове, - что я делаю. Ната еще не похоронили, нельзя, нельзя..., - он опустился на колени. Обняв ее, Дэниел шепнул: «Салли, пожалуйста…, Позволь мне заботиться о вас, я прошу тебя. Это мой долг, перед Натом, перед вашей семьей…»
– Не надо…, - ее голос был совсем тихим, - не надо, Дэниел…, Так нельзя, это грех, это плохо…
Дэниел подумал, что понимает отца. Она была вся будто вылеплена из нежной, мягкой карамели. У нее были покорные, черные глаза, дрожащие, темно-красные губы, ее слезы на вкус были - как лучшее вино. «Салли, - он провел губами по ее руке, - Салли, разве любовь - это грех?»
– Четыре месяца, как я Ната, не видела – тоскливо поняла женщина. «Господи, как хочется просто прижаться к кому-то, чтобы утешил, чтобы обнял меня, приласкал…Просто, чтобы он был здесь, иначе так одиноко, так одиноко…»
Она уткнулась лицом в его сюртук, плача, держа его за руку. «Дэниел, - выдохнула она, - Дэниел, я сама не знаю, что делаю, …Ты просто побудь вместе со мной, просто…., - она закусила пальцы на руке и стала качаться из стороны в сторону.
– Иди сюда, - он ласково поднял ее на ноги. Поддерживая женщину, Дэниел довел ее до кровати. Он уложил Салли на подушки: «Я посижу с тобой, столько, сколько надо, Салли. Пожалуйста, не прогоняй меня, я не могу, не могу видеть, как ты страдаешь…»
Она почувствовала рядом его крепкие руки. Свернувшись в клубочек, все еще плача, женщина шепнула: «Спасибо тебе, спасибо, Дэниел». Он был совсем близко. Салли, ощутив тепло его тела, глотая слезы - повернулась и поцеловала его.
– Всякая плоть--трава, и вся красота ее - как цвет полевой.
Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа, -
разносился по кладбищу голос священника. Зеленая лужайка была усеяна людьми. Дэниел, подняв голову, увидел брата. Он стоял, не отводя глаз от вырытой ямы, от простого, соснового гроба рядом с ней. Салли, в черном платье, держала за руку дочь. Дэниел, глядя на нее, вспомнил свой ласковый, тихий шепот: «Мы поженимся…в следующем году, как только я вернусь из Франции, как только закончится траур. Салли, Салли…, - она обняла его за шею, - крепко, отчаянно. Все еще всхлипывая, женщина шепнула: «Правда?»