"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Федор Петрович должен его найти, - гневно сказала себе Марта, а потом похолодела:
– Ты об этом думала, ночью, на даче..., Если они работали..., работают вместе, то записка ему просто ни к чему. Он ее выбросит. Он, может быть,знает, что Волк здесь..., - Марта заставила себя не опускать голову в руки.
– Но я не могла написать о Саше, не могла..., Он юноша, он ошибается..., - Марта подождала, пока Волк зайдет обратно в вестибюль. Опасность была огромной, однако она быстро вложила в руку извозчика серебряный полтинник. Услышав, что экипаж отправляется на Брестский вокзал, Марта мышкой скрылась
– За подарком, для нее, - угрюмо поняла Марта. Она расплатилась, и пошла на Большую Дмитровку. Марта собиралась добраться до Брестского вокзала через Миусы.
Она рисковала, но Марте надо было узнать, что случится с багажом Волка. Два рубля, переданные служителю, поведали Марте, что мистер Фрэнсис Вилен сегодня, в девять вечера, отправляется в вагоне первого класса через Смоленск и Брест, на Варшаву.
– Оттуда в Европу, - Марта нашла на Грузинах дешевый ресторан и пообедала, - вместе с ней, можно не сомневаться. Любовь Григорьевна, я смотрю, совсем голову потеряла. Ее вещи, наверняка, тоже здесь, - Марта вспомнила Мирьям, на коленях, на перроне станции Лондонский мост и кисло сказала:
– Очень надеюсь, что ее он тоже бросит.
Женщина до вечера гуляла по Грузинам и Пресне, заходя в лавки, избегая больших улиц.
– Он никуда не уедет, - пообещала себе Марта, - я его живым отпускать не собираюсь. Прямо на платформе расстреляю. У всех на глазах, если понадобится.
В половине девятого вечера она остановилась под большими вокзальными часами. Было еще светло, газовые фонари не зажигали. На платформе суетились носильщики. Низкие вагоны Брестской железной дороги сверкали начищенными медными ручками. На особом, огороженном пути возвышался павильон для императорской семьи, деревянный терем в русском стиле, с позолоченным двуглавым орлом.
Марта сжала саквояж тонкими пальцами. Она отвернулась, уставившись в стену вокзала. Женщина издалека заметила знакомую, белокурую голову. Волк, в костюме серого твида, держал мягкую шляпу и трость черного дерева. Он прошел в двадцати футах от Марты. Макс улыбался. После пикника он посадил Любовь в экипаж, и поцеловал ей руку:
– До вечера, любовь моя. Вещи отправляй на вокзал. В вагоне тебя ждут розы, твое любимое бордо..., - Макс привлек ее к себе:
– В Варшаве остановимся на Маршалковской, в лучшей гостинице. В Берлине на Унтер-ден-Линден…, Ты увидишь Париж, Альпы..., - от нее пахло цветущим лугом. Он достал из волос женщины травинку: «Я буду скучать, весь этот день».
Макс показал билеты и свой паспорт проводнику. Служащий поклонился:
– Все, как вы просили, месье. Вино и цветы в вашем отделении, багажом занимаются, - он указал в сторону коричневых, грузовых вагонов. Макс посмотрел на хронометр. Было почти без четверти девять.
– Сейчас она приедет..., - Волк вдохнул запах шелка и бархата, цветов и хорошего табака, - моя любовь...
Букет роз, действительно, стоял в серебряной вазе на дубовом столике. Рядом красовалось ведерко с бутылками. Макс, внезапно, застыл. В большой, орехового дерева шкатулке, с откинутой крышкой, блестело золото. Сверкали драгоценные камни браслетов и ожерелий. Он медленно протянул руку
– Прощай, - он пошевелил губами и услышал гудок локомотива. Проводник почтительно кашлянул сзади:
– Десять минут до отправления, месье. Желаете, я открою..., - он отшатнулся. Голубые глаза пассажира блестели льдом.
– Она не вернула кольцо, - понял Макс, - значит..., Господи, клянусь, я всю страну переверну, весь мир, а найду ее. Пан Крук..., Он ждет меня в Петровском парке, он мне поможет...
– Выгружайте мой багаж, - резко сказал Макс и захлопнул шкатулку, - я никуда не еду.
Он выскочил на перрон и сунул шкатулку в саквояж. В нем лежал его кольт и паспорта, французский, Анри, бельгийский, Макса де Лу, русский, что устроил пан Крук. Макс хотел избавиться, в Париже, от всех остальных документов, и вернуться к своим настоящим бумагам. Он заставил себя успокоиться: «Придется подождать. Сначала Любовь».
Он быстрым шагом прошел через вокзал. Волк не заметил маленькую, хрупкую женщину в черном платье, с большим саквояжем, следовавшую за ним.
Макс махнул первому извозчику: «В Петровский парк, плачу тройную цену!»
Марта услышала третий гудок локомотива:
– Не пришла, значит, Любовь Григорьевна. Бросила его. Посмотрим, кого он в парке найдет.
Она пропустила два экипажа и села на третий.
– За ландо, - велела Марта, откинувшись на сиденье, - это мой муж. Он изменяет, я хочу проследить...
– Не извольте беспокоиться, барыня, - весело прервал ее извозчик, - не в первый раз. Он меня не заметит, - лошади свернули на Петербургское шоссе, исчезая в потоке экипажей, везущих москвичей на дачи.
Ночь была светлой, теплой. Пахло сиренью, пищали комары. Федор приехал на встречу один. Бронированная карета ждала на Петербургском шоссе. Он велел охранникам его не сопровождать. Он, конечно, надел под костюм кольчугу и взял револьвер, однако Федор был уверен, что пан Вилкас не собирается в него стрелять.
– Ему незачем, - Воронцов-Вельяминов, медленно, шел по пустынной аллее, - мы нужны друг другу. И мы родственники, - он усмехнулся, - хотя пан Вилкас, как и я, не страдает сентиментальностью. Он, не моргнув глазом, подорвал мужа своей тети..., - Федор остановился и вдохнул кружащий голову аромат цветов. Он вспомнил парк в Баден-Бадене, большие, прозрачные глаза мадам Гаспар, маленькую руку, что лежала в его руке.
– Она была моей, - упрямо подумал Федор, - что бы она там ни говорила. Она целовала меня, обнимала..., - пышная зелень кустов усеивали мелкие, белые цветы.
– Жасмин, - понял Федор, - жасмин расцвел. Это ее запах, я помню..., - перед глазами встала спальня в Баден-Бадене, полутьма, ее светящиеся, бронзовые волосы. Он услышал нежный шепот и встряхнул рыжеволосой головой:
– Она притворялась. Теперь она здесь, и я ее никуда не отпущу. Она отдаст мне дочь и сдохнет где-нибудь в Шлиссельбурге, в безвестности, в одиночной камере.