"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Ты у нас девочка совсем, пятьдесят пять, - Полина, нежно, покраснела. Она сказала Аарону:
– Я, хоть и неверующая, но все, же твоя жена. За общину не беспокойся, все будут присмотрены, -Полина устраивала стол после службы. Она пекла, вместе с Мартой пироги, и заведовала воскресной школой. Христиан в городе было много. Аарон дружил с францисканскими монахами, с греческими и армянскими священниками. Они с Полиной ходили в гости, собирали, по воскресеньям, друзей на чай, заказывали из Европы новые книги. Полина играла на фортепьяно, и собиралась
– Я уверена, - сказала она мужу, - что здесь появятся еврейские школы, университеты и музыкальные классы. Они не будут в болотах оставаться. Такой молодежи, как Моше и Мария, половина страны. Они свою землю обустроят.
Моше смеялся: «Тетя Полина, в Петах-Тикве люди пока в палатках живут». Полина отмахивалась: «Это ненадолго, милый».
– И Дине семьдесят шесть…, - вздохнул Аарон.
– Хотя они с Исааком ни на что не жалуются.
Зимнее солнце играло в его рыжих, побитых сединой волосах. В зеленой кроне гранатового дерева, ворковали птицы. Из кухни пахло выпечкой, трещали погремушки. Аарон сунул руку в карман и достал холщовый мешочек с зернами. Летом, когда Полина приехала в Святую Землю, Аарон сидел здесь, с зятем. Женщины пошли на рынок. Рав Судаков отставил простую, фаянсовую кружку и протер платком пенсне, в стальной оправе:
– Пригласи их на чай, Аарон. Кузину Полину, кузину Марту…, - Аарону показалось, что серые, в глубоких морщинах, глаза зятя улыбаются. Аарон, почти недовольно, раскурил трубку:
– Неудобно, Исаак. И что я ей скажу? Она не одна придет, наверняка.
– Одна, - уверил его рав Судаков.
– Это я тебе обещаю. А что скажешь…, - он посмотрел на гранатовое дерево, - это как сердце тебе велит. Нехорошо человеку жить одному, Аарон…, - вокруг деревянного стола расхаживали голуби, Исаак и Аарон бросали им зерна. Рав Судаков взглянул на него: «Хорошо, что ты приехал, Аарон».
– Это еще почему?
– поинтересовался священник. Рав Судаков помолчал и подмигнул ему: «Хорошо, когда евреи живут на своей земле». Они оба расхохотались. Аарон протянул ладонь с насыпанным в нее зерном голубям. Птицы толкались, ворковали, а рав Судаков смотрел на священника, пристально, ласково, ничего не говоря.
На кухне Дина вытащила из печи глиняный горшок с жарким из курицы. Печеные баклажаны были готовы. Муж стоял над столом, засучив рукава черной капоты, сняв шляпу. Рав Судаков аккуратно резал чеснок.
– Совсем седой, - отчего-то подумала Дина, - и я тоже…, - она, мимолетно, коснулась платка, завязанного тюрбаном, и подумала о жене внука. Когда Мария и Моше оставили детей в Иерусалиме, Дина обрадовалась. Она, все равно, волновалась и за правнуков, и за их родителей:
– Сейчас девушек не похищают, - сказала себе Дина, - и погромов, как в Цфате был, больше не случалось. Упаси нас Господь от такого. В России, после убийства царя христиане с евреями расправлялись…, - Дина отерла глаза:
– Бедная Хана, молодой умерла. Хотя бы внучка у них есть, правнучка…, Да и тихо на мельнице. Они в глуши живут.
Моше только целовал ее в щеку:
– Бабушка, это наша земля, бояться нечего. Я отлично стреляю, Сара-Мирьям тоже, я ее научил…, -Дина вздохнула:
– Все равно, осторожность не помешает. Сара-Мирьям детей отлучила. Пусть в Иерусалиме до лета побудут. У вас болота, сырость…, - в Иерусалиме зимой тоже было сыро, но Мария сказала Моше:
– Ничего, милый. Они нас редко видят. Пусть с малышами повозятся, у них теперь еще одна прабабушка появилась…, - они с женой стояли в большом подвале дома Судаковых. Мария проверяла, по списку, вещи, что ехали вместе с ними в Петах-Тикву. Моше намеревался, когда-нибудь, построить большую усадьбу.
– Этот дом останется, - он поднял свечу и посмотрел на мощные, каменные своды, - его мой дед покупал, перестраивал…, Ему лет двести, если не больше.
Моше отдал свой дом, в новом квартале Мишкенот Шаананим, рядом с мельницей сэра Монтефиоре, под еврейскую школу.
– Мы все равно в Петах-Тикве устроимся, - сказал он жене, - но пусть и в Иерусалиме особняк будет. Тем более, - Моше усмехнулся, - он у нас необычный.
Моше провел жену в подземный ход, выходящий на маленькую площадь, перед Стеной. Мария ахнула: «Это твой прадедушка проложил! А дедушка Исаак знает?».
– Он мне его и показал, - Моше задул свечу и привлек Марию к себе, - он все эти годы за ним ухаживал. На всякий случай…, - он целовал жену и думал, что ход, наверняка, не понадобится:
– С кем Турции воевать?
– успокоил себя Моше: «Они только что потерпели поражение от России. Будем жить спокойно, в мире…»
– Отлучила, - Дина достала из большого, крепкого, старомодного буфета тарелки:
– А хотела долго кормить. Интересно, почему?
– она замерла, с посудой в руках:
– На Пурим они приедут, и все узнаем. Микву они построили, в Петах-Тикве, молодцы. Исаак сам здание проверял…, - муж принялся чистить баклажаны. Дина делала лимонад. Женщина, вдруг, сказала, глядя на его немного сгорбленную спину:
– Тетя Ханеле покойная права была, милый. Я у нее спрашивала, об Аароне. Она сказала, что мой брат проживет долгие годы, и правнуков увидит. Это и случилось, - Полина заглянула на кухню и забрала поднос со свежевыпеченными халами.
– Она никогда не ошибалась, - рав Судаков посыпал баклажаны сушеными травами:
– И она говорила, что придет человек, и отдаст нам самое дорогое. Это тоже было, - Исаак надел пенсне: «Все готово, милая».
– Человек, - Дина накрывала с Мартой на стол, слыша смех правнуков, - или люди…, Не помню. Шестьдесят лет прошло, кто бы вспомнил…., - двойняшки отлично жевали. Рав Исаак держал на коленях старшего правнука, а Полина кормила Шуламит. Девочка смеялась и крошила халу. Полина поцеловала теплый, рыжий затылок:
– Будем с тобой и Беном гулять, милая…
Они говорили о семье, о том, что старшая дочь миссис Горовиц следующим летом выходит замуж. Дина улыбнулась: