"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Миссис Стэнли вышла из Машиной опочивальни и подозвала к себе Степана.
— Сэр Стивен, хорошо, что вы пришли — сказала она, — надо посылать в Лондон — за хирургом.
Одна я не справлюсь. Ребенок крупный, леди Мэри его переносила, лежит он неправильно, а жена ваша сейчас очень ослабла. Я просто не могу подвергать ее такой опасности дальше — надо поворачивать ребенка, а для этого необходим врач».
— Хорошо, — он кивнул. «Я сейчас поеду. Можно к ней зайти?»
Маша была почти без сознания. Марфа, — сама уже совсем отяжелевшая, с опустившимся животом, — встала у изголовья, и ласково стирала пот с ее лба. Он нагнулся и поцеловал жену в губы — ледяные, даже не двинувшиеся в ответ.
Она что-то простонала и ее рука — с посиневшими лунками ногтей, — сначала напряглась, а потом упала на простыню.
— Езжай, Степа, — тихо сказала Марфа. «Езжай быстрее, прошу тебя».
Он постучал в дверь детской. Тео выглянула в коридор.
— Тео, — сказал он тихо. «Присмотри за детьми, пожалуйста, мама твоя акушерке помогает, а я в Лондон еду».
— Конечно, сэр Стивен, — ответила девочка, покраснев, и он поморщился: «Оставь ты меня так называть. Можешь — дядей, можешь — просто Стивен».
— Хорошо, дядя, — она вдруг улыбнулась. Он, — странное дело, — увидел в этом, совершенно, на первый взгляд, непохожем на нее ребенке, — покойную Федосью Никитичну.
Это была та же северная стать, — он бы узнал эту прямую спину из тысяч других, эта гордая, новгородская, несгибаемая голова, эти глаза — твердые, будто клинок, хотя у Вельяминовой отливали они сталью, а у этой Феодосии — глубокой зеленью моря.
Степан уже и забыл почти, как юношей он исподволь любовался женой Федора Васильевича. А тогда не проходило и ночи, чтобы он не думал о ее серых глазах, обрамленных золотистыми ресницами, о ее плавной, изящной походке, — будто птица в полете, о ее руках, — представляя себе, что может коснуться их. Ему хватало одной этой мысли, чтобы утыкаться горящим лицом в подушку, и все равно — продолжать мечтать.
И даже потом, как виделись они в последний раз, — в Колывани, — он, стоя на палубе отплывающей «Клариссы», долго провожал взглядом ее стройную, высокую фигуру и выбившиеся из-под чепца, соломенные, мягкие косы.
Несколько раз, в особенно одинокие переходы в океанах, которым — ни конца, ни края, — она приходила в его сны. Он просыпался, переворачивал влажную подушку и долго лежал, прислушиваясь к грохоту тяжелых, серых валов за бортом корабля.
— Спасибо, Тео, — сказал он мягко, и девочка, прикрыв дверь, повернула ключ в замке.
Девочка приложила пальцы к пылающим щекам, посадила сонную Лизу на колени, и прикрикнула на близнецов: «А ну, сели тихо!» Майкл сразу же вернулся на кровать, но Ник все не оставлял попыток выйти.
— Я к маме хочу, — сказал он упрямо.
— Нельзя, знаешь же, матушка твоя сейчас рожает вам братика или сестричку, нельзя ей мешать-то, — вздохнула девочка.
— Лучше братика. Как Федька, — кивнул Майкл на младшего мальчика.
Федор, — рыжий, голубоглазый, кудрявый, ровно херувим, — отложил в сторону альбом, и вздохнул: «Я тоже брата хочу».
— У тебя вон двое, — ядовито сказала ему сестра.
— Я еще хочу, — упрямо сказал мальчик. «Тео, а маменька наша скоро дитя принесет?»
— Да уж совсем скоро, Федя, — сестра ласково поцеловала его в лоб — они были уже почти одного роста.
Ник угрюмо сел на кровать рядом с братом — дверь взломать не удалось.
— Тео, — вдруг спросил он, «а как ваша матушка Федьку рожала, ты, где была?»
Над всем Стамбулом повисло огненное сияние заката. Высокая, черноволосая девочка, — в шальварах и халате драгоценного китайского шелка, — играла на террасе павильона Ифтар в шахматы. С Золотого Рога тянуло морской, соленой свежестью.
Ее наставник, — пожилой, благообразный евнух, — двинул вперед коня, — слоновой кости, и вдруг хлопнул себя по лбу.
— Мат, — ехидно протянула девочка, чуть прикоснувшись к фигуре своей королевой — черного агата.
— Принцесса быстро учится, — улыбнулся евнух. «Не пора ли нам на покой, или сыграем еще одну партию?»
— Еще одну, пожалуйста, — протянула девочка, умоляюще смотря на учителя раскосыми, цвета ярких изумрудов, глазами.
На террасу взбежал султанский паж, и тут же, остановившись, поклонился:
— Принцесса Фарида, ваша мать, кадина Марджана, жена его величества Селима, только что разрешилась от бремени здоровым мальчиком.
— Да будет благословенно имя Аллаха, — сказала девочка и повернулась к наставнику. «У меня есть брат!»
— Рот-то закройте, — рассмеялась, глядя на близнецов, Тео.
— А ты, правда, была принцесса? — распахнув глаза, спросил Майкл.
— Ну, звали меня так, да, — неохотно сказала девочка. «Меня же в жены готовили — в Персию, шаху, поэтому и дали титул — как всем султанским дочерям».
— А кто был твой отец? — спросил заинтересованно Ник.
Майкл дернул его за рукав.
— Что? — закатил глаза мальчик. «Уже и спросить нельзя».
— Князь, только он далеко живет, на севере, там все снега да снега, — мечтательно сказала Тео. «Маменька говорит, что Федька на золотой кровати родился…
— Из чистого золота? — спросили в один голос близнецы.
— Ну да, — лениво сказал Федор, — у султана других нет», и не удержавшись, рассмеялся. Тео тоже захохотала.
Близнецы насупились.
— Ну ладно, ладно, — так вот, а я родилась, как такой мороз был, что птицы на лету падали. На медвежьей шкуре меня матушка рожала, — завершила рассказ девочка.
— Как интересно! — протянул Майкл. «А мы только тут сидим, в Лондоне были, и все».
— Ну, у вас же батюшка вона — и в Новый Свет ходит, и в Африку — пожала плечами девочка.
— То батюшка, а то мы, — вздохнул Ник. «Хотел бы я на настоящем корабле побывать!»
— Мы в Венецию, когда плыли, по морю Средиземному, то у нас большой корабль был. А в самой Венеции — там лодки, гондолы называются, — Тео вдруг, оживившись, сказала: «Там на конях не ездят, там только пешком, или на лодке».