"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
«Никто не знает, что я здесь был, — Матвей бросил тряпку и отряхнул руки. «И не узнает».
Он открыл дверь и выскользнул в прохладу ночи.
Джованни проснулся от стука. Он оглянулся, и, схватив со стола кинжал, что подарил ему синьор Маттео, не поднимая засова, спросил: «Кто там?».
— Это я, — услышал мальчик знакомый голос.
Синьор Маттео — как всегда, спокойный, изысканно одетый, стоял на пороге. «Герцог Орсини скончался, ваша светлость, — сказал мужчина. «Мне очень жаль. Одевайтесь, нам надо быстро уехать отсюда».
— Но как же теперь будет, синьор Маттео? — спросил мальчик, потянувшись за рубашкой.
— Не волнуйся, — ответил Матвей, на единое мгновение положив ему руку на плечо. «Все будет хорошо, Джованни».
— Джон, — она села в кресло и тут же встала, — а если он меня не узнает? Если, — Вероника дернула углом рта, и показала на свое лицо, — если испугается?
Разведчик вздохнул, и, взяв ее руку, поцеловал — нежно, долго. Пахло лавандой. «Счастье мое, — сказал Джон, — мать не забывают. Никогда. Вот вспомнит ли маленький Джон меня? — Вероника увидела, как помрачнел муж, и одним быстрым, легким движением опустившись на ковер, положила голову ему на колени. «Вспомнит, конечно, — улыбнулась она.
— Я косы распущу? — попросил ее Джон.
— Конечно, — она почувствовала, как падают на спину волосы, и услышала его голос — тихий, ласковый: «Господи, как же я тебя люблю, Вероника». Женщина потянулась, взяла его руку, и сказала: «Ты просто сиди, отдыхай. Я тут, я с тобой». Он устало прижался щекой к ее теплым локонам, и, обняв жену за плечи, долго смотрел на закат, что играл над собором Святого Марка.
Джованни глядел широко открытыми глазами на беломраморную площадь, на голубей, что вились в рассветном небе, на черные, изящные гондолы. Вода лагуны была светло-бирюзовой, пахло солью, ветром, и еще чем-то — сладким, прохладным.
— Я помню, — сказал мальчик потрясенно. «Я помню, синьор Маттео. Только я думал — это я сказку слышал где-то, ну или мне снилось. Это ведь не сон?» — повернулся он к мужчине.
Тот помолчал и ответил, чуть улыбаясь: «Нет, Джованни, это не сказка, и не сон. Это Венеция, твой родной город».
— Вот сюда, — сказал Матвей лодочнику. Мальчик ловко выпрыгнул из гондолы, и спросил, разглядывая фасады домов: «Почему я тут никогда не был? Тут так красиво, синьор Маттео, я и не знал, что бывает так красиво».
— Я тоже не знал, — Матвей расплатился и, подтолкнув мальчика к двери, сказал: «Беги.
Второй этаж, там открыто».
Джованни вошел в большую, с высокими потолками, комнату, и огляделся. Пахло так, как он помнил — холодно, и сладко, приятно, — так, что у него сразу защекотало в носу и почему-то захотелось плакать.
Он посмотрел — вокруг никого не было, и пошел дальше. Это была детская — с колыбелью, и маленькими сундучками у стен. На полу, застеленном мягким ковром, лежала игрушечная тележка — старая. Он улыбнулся, и, наклонившись, покатал ее туда-сюда — колеса скрипели.
«Был кот, — вспомнил Джованни. «Я его звал просто — Гато. У него была серая шерсть, с полосками. Я его сажал в тележку, а он вырывался».
Мальчик наклонился над колыбелью и, протянув руку, взял то, что лежало на подушке.
«Мишка, — пробормотал он, — мой мишка, вот ты где? А я думал, я тебя больше не увижу».
Джованни посмотрел в хитрые, черные глазки медведя и прижал его к щеке.
— А вот медведь приходит к мальчику Джону и говорит ему: «Спокойной ночи, Джон! Спи крепко! — услышал мальчик, и, зевнув, попросил: «Мишку мне!»
Мужская рука осторожно положила медведя на подушку, и мальчик, засыпая, уплывая куда-то вдаль, улыбнулся.
Джованни подошел к окну и увидел — далеко, за крышами, — блестящую, утреннюю воду лагуны.
— Я тут жил, — сказал он себе, все еще сжимая медведя в руках. «Я помню, я тут жил. Только давно».
— Да, сыночек, — услышал мальчик нежный, такой нежный голос, — с порога комнаты.
Он обернулся, и, ничего не видя, кроме ласковых, больших глаз — карих, с золотистыми огоньками, — бросился к ней.
— Мне сказали, что ты умерла, — Джованни вдохнул запах и вспомнил, что это. «Лаванда, ну конечно, лаванда», — сказал он себе, держа в руках мамины пальцы, прижимаясь к ним лицом. «Батюшка сказал. Мамочка, где ты была все это время? — мальчик приказал себе не плакать, он ведь уже был большим, но не получалось — он уткнулся в подол маминого платья, и сказал себе: «Я только немножко, так никто не увидит».
Вероника все не могла выпустить его из объятий. «Искала тебя, счастье мое, сыночек мой.
Искала и нашла. Иди сюда, — она опустилась вместе с ним на ковер детской. «Мы теперь всегда будем вместе, мой дорогой».
— А почему батюшка сказал мне, что тебя больше нет? — мальчик поднял заплаканное лицо, и вдруг сказал: «Какая ты красивая, мамочка! Ты ведь мне снилась. Ты приехала, потому, что батюшка умер? Вы с ним поссорились, раньше?».
Вероника улыбнулась, и сказала, устраивая сына у себя на коленях: «Сейчас придет твой отец. Настоящий отец, Джованни».
— Как там? — Джон кивнул наверх. Матвей стоял, прислонившись к стене дома, разглядывая палаццо напротив.
— Иди, — вместо ответа сказал Вельяминов. «Там все хорошо».
— Мэтью, — разведчик положил руку на его плечо. «Я не знаю, как…»
— Не надо, — Матвей чуть улыбнулся. «Я отсюда в Париж, как ты и просил. Выпью вина за ваше здоровье. Ну и все остальное тоже сделаю».
— Если ты когда-нибудь решишь…, ну, с Москвой, — разведчик все мялся на пороге.
— Когда решу, я тебе скажу, — жестко ответил Матвей. «Иди уже, там твой сын».
Джон, было, хотел что-то сказать, но, махнув рукой, закрыл за собой тяжелую дверь.