"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
«Митька, — прошептал Матвей и приложил к своей щеке руку сына. «Митька, милый мой, прости меня». Вельяминов стер слезы рукавом армяка, и, перекрестив посиневшее личико ребенка, поцеловал его в лоб. Он опустился на колени рядом с Марьей и шепнул: «Пойдем, счастье мое».
— Нет, — она съежилась в клубочек на каменном полу. «Тут могила сына моего, нет!»
— Марья, — он встряхнул женщину за тонкие плечи. «Ты же молодая еще, у нас будут дети.
Пойдем, уедем отсюда, и более не будем обо всем этом вспоминать.
— Поздно ты приехал, Матвей Федорович, — отстраняясь от его руки, равнодушно, сказала она. «Ты не все про меня знаешь».
— Знаю, — грубо ответил Вельяминов. «Мне все равно».
— Я плод его вытравила, — женщина все смотрела на гробик. «Это ты виноват, Матвей. Коли б забрал ты меня тогда, ничего бы этого не было. А сейчас, — она не договорила и махнула рукой.
— Коли б я тебя тогда забрал, Марья, — сдерживаясь, проговорил Вельяминов, — сама ведь знаешь, сестра моя и племянники на плаху бы легли.
— Ну, вот и получается, — искусанные, обметанные болячками губы женщины скривились, — что сестра твоя и дети ее — живы. А сын твой — мертв. Это ты его убил, Матвей».
— Прощай, — тихо сказал Вельяминов, и, прикрыв за собой тяжелую, низкую дверь — вышел.
Марфа спала, обнимая детей, и внезапно, ощутив рядом какое-то движение, еще не открыв глаз, кошкой, потянулась за кинжалом.
Виллем устало привалился к стене землянки. «На рассвете уходить отсюда надо, — сказал адмирал, — лесами. Прятаться пока станем, а там посмотрим. Хорошо, что лето на дворе».
— У меня золото есть, — Марфа погладила свой карман.
— Я не сомневался, — мужчина чуть улыбнулся. «Пойди, с братом своим побудь, тяжело ему сейчас».
Петенька заворочался и пробормотал что-то во сне. «Давай, — протянул руки Виллем. Он пристроил мальчика у себя на коленях, и, сняв армяк, укрыв его, стал едва слышно, напевать по-немецки.
Schlaf, Kindlein schlaf, Der Vater hut' die Schaf, die Mutter schuttelt's Baumelein, da fal t herab ein Traumelein.
Schlaf, Kindlein schlaf.
Марфа присела, и, поцеловав ребенка в щеку, сказала: «Спасибо тебе, Виллем».
Он закрыл глаза и тихо ответил: «Я просто сделал то, что надо было сделать».
Двойняшки спали, держась за руки, в тонких пальцах Марьи был зажат клинок. Марфа перекрестила их, и, выйдя на берег, села рядом с братом.
— Не надо, — она положила голову Матвея себе на плечо. «Я тут, Матюша, я с тобой».
Над Волгой вставал нежный, едва розовеющий рассвет.
— Ну, — сказал Матвей, передавая Параше ручницу, — стреляй.
Девочка прицелилась, и, рябчик кулем свалился вниз, к ногам охотников.
— Я тако же из лука умею, — гордо сказала Прасковья.
— Не сомневаюсь, — Матвей подобрал птицу и сказал: «Ну, пошли, нам сего, — он похлопал по связке добычи, что висела у него на спине, — еще на несколько дней хватит.
Лошади паслись на лесной поляне.
Виллем подсадил Петю в седло и улыбнулся: «Давай, три круга сделаешь, а потом пойдем, я там бревно через тропинку положил, уже пора начинать брать препятствия. А в Лондоне дальше заниматься будешь».
— Туда еще добраться надо, — отозвалась Марфа. Она с младшей дочерью сидела, скрестив ноги, у костра, чистя пистолеты.
— Если верить Матиасу, — Виллем чуть поправил осанку мальчика, и передал ему поводья, — то до моря дней пять пути осталось. А там лодью возьмем.
— А дальше что? — вдруг спросила Марфа.
— В Бергене я вас на корабль посажу, — ответил адмирал и крикнул Пете: «Все, молодец, давай на тропинку, я за тобой».
Марья повертела в руках пистолет и сказала: «Он так много про Восток знает! Ну, адмирал.
Он в Индии был, в Японии, на тех островах, откуда батюшка покойный специи возил. И еще он нам с Полли про морских гезов рассказывал, он ими командовал, еще давно. Вы с ним тогда познакомились?»
— Да, — улыбнулась мать и стала собирать оружие. «А ты бы, Марья, за костром следила, сейчас дядя Матвей с Прасковьей вернутся, и будем птицу жарить»
— А в Лондоне у нас кто? — спросила девочка, подбрасывая в огонь дров.
— Один ваш кузен уже плавает, помощником капитана, Николас его зовут, а второй — в Оксфорде учится, Майкл. ответила мать. «Двадцать лет им будет, осенью».
— А дядя наш где, ну, Ворон? — дочь вскинула ясные глаза.
— Он в Амстердаме, с женой своей, тетей Эстер. Помнишь, я вам про дедушку своего рассказывала, Никиту Григорьевича? Так вот она — его приемная дочь, — Марфа вдруг улыбнулась, вспомнив чернокудрую, худенькую девочку-подростка. «Мы, как с ней познакомились, она только чуть старше вас была. И кузина у вас есть маленькая, Мирьям, четыре годика ей. Как устроимся в Лондоне, съездим их навестить, обязательно».
— А ты нам учителей наймешь? — дочь на мгновение прижалась щекой к ее руке, и Марфа удивилась — Марья обычно была неласковая, резкая, как мальчишка. «Прасковье ведь сказать надо — подумала Марфа, — или не говорить уже? Все умерли ведь, какая разница-то.
Кузены и кузены, Ник вообще в Новом Свете. Ладно, как Степана увижу, так посоветуюсь с ним».
— А каких вам надо учителей? — мать усмехнулась. «Музыки с рисованием?».
Марья фыркнула и стала загибать пальцы: «Математики обязательно, потом стрельбы, фехтования, езды верховой, языков тако же».
— А рукоделия? — Марфа наклонилась и поцеловала пахнущие дымом белокурые косы.
Девочка закатила глаза — вверх и вкось, и высунула язык.
— Такая и останешься, — пообещала Марфа и, вглядываясь в лес, сказала: «О, вот и охотники вернулись».