"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Она хорошая, ласковая, — тихо ответила ему Тео. «Приедем к тебе в Париж, и заживем спокойно. Марта замужем, Дэниел уже большой мальчик — волноваться не о чем. Нам бумаги новые сделают?»
— Да, Джон как раз этим занимается сейчас. Из Нового Света, надежные документы, — Волк потянулся. «У тебя испанский — как родной, у меня теперь уже тоже, спасибо тебе, со Стивеном я на нем каждый день говорю, — так что все в порядке будет. Ну, и король, конечно, к дяде Мэтью прислушивается, его рекомендация многого стоит».
Тео зевнула: «Стыдно спать после обеда, как будто мы старики какие-то, а хочется».
— И мне, — признался Волк, гладя ее пальцы. «Ну, вот и поспи, и я с тобой». В опочивальне было темно, в закрытые ставни едва пробивалось солнце, и Волк, слушая нежное дыхание жены, быстро задремал. Тео тоже заснула, — положив голову на сгиб руки.
Волк выпустил ее изящную, смуглую кисть, и перевернувшись на бок, зевнув, заснул еще крепче, — не видя, как мелко, едва заметно подергивается рот жены, не чувствуя, как напрягается и тут же расслабляется ее тело.
Хосе развернул большую тетрадь и гордо сказал: «Смотрите, Мирьям, я все нарисовал. Там разные черви, например, на Яве они отличаются от тех, что в Индии. А заразиться ими просто — достаточно искупаться в стоячей воде, или выпить ее».
Девушка взглянула на искусные иллюстрации и задумчиво проговорила: «На Востоке ведь совсем другие заболевания. В Новом Свете, впрочем, тоже, хотя о французской болезни мы уже хорошо знаем, к сожалению. Я принимала роды у жен моряков, у них это частое явление, дети появляются на свет…, - она вздохнула и не закончила.
— Я видел таких детей в Италии, да, — Хосе перевернул страницу. «А вот это — больной, которого я лечил в Гоа, там очень распространено подобное состояние. Тоже из-за червей».
Мирьям посмотрела на распухшие ноги и спросила: «Но ведь, наверное, им очень больно?»
— Как ни странно, нет, — пожал плечами Хосе. «К сожалению, этого червя мы пока не научились изгонять, но при условии соблюдения гигиены, ежедневных ванн с ароматическими маслами — такие пациенты живут довольно долго».
— Мы еще так много не умеем, — горько сказала девушка. «Моя мама умерла из-за того, что ее беременность развивалась неправильно, ну, вы, знаете, Абу аль-Касим это описывал».
— В трубе, да, — Хосе чуть коснулся руки девушки и тут же отдернул свою — как от раскаленного железа. Он вдруг почувствовал, что сердце начало биться прерывисто, часто — захотелось глотнуть побольше воздуха.
— Мне очень жаль, Мирьям, такое — мы совсем не знаем, как его лечить. Очень жаль, — повторил он.
— Я свою мать совсем не помню — ее застрелили, когда мне три года было. И отца тоже. А ваша мама меня читать учила, — юноша вдруг улыбнулся и, увидев нежный румянец на ее щеках, подумал: «Как будто розовый жемчуг. Хватит уже, скажи ей, не бойся!».
— Мирьям, — он замялся и покраснел, — вы, наверное, подумаете, что я сошел с ума, я ведь вас так недолго знаю…
— Тогда я тоже, — серьезно ответила девушка. «Ну, сошла с ума, Иосиф».
— Господи, — он пробормотал, — правда?
Ее рука все еще лежала на рисунке человека с распухшими ногами. Хосе наклонился, и взяв длинные пальцы, поднеся их к губам, поцеловал — один за одним, медленно, осторожно.
— Вот так молнией, наверное, и бьет, — подумала Мирьям. «Я ведь и встать не смогу, — меня ноги не удержат». Она, было, начала подниматься, но Хосе, остановив ее, смешливо сказал:
«Так удобнее».
Его губы были ласковыми, такими ласковыми, что Мирьям, откинув голову, глядя на него снизу, попросила: «Еще».
— Подожди, — он коснулся губами ее ресниц и шепнул: «Теперь я буду делать это каждый день, всю жизнь».
— Рассказывать о червях? — она подставила ему белую, чуть приоткрытую скромным воротником шею и часто задышала.
— Обязательно, — он заставил себя оторваться от пахнущей травами, нежной кожи и серьезно сказал: «Надо будет подождать, любовь моя. Ну, пока…»
— Сколько угодно, — Мирьям потянула его за руку: «Садись». Когда он устроился на ручке кресла, обнимая ее, девушка подумала: «Все и скажу, ничего утаивать не буду».
Она подняла серьезные, карие глаза и тихо сказала: «Я не девственница».
Хосе вдруг рассмеялся: «Счастье мое, ну неужели ты думаешь, что мне это важно? Я же врач, ученый, а все это — такие предрассудки. Я тебя люблю, ты меня любишь, мы поженимся и будем вместе — до конца наших дней. А что было раньше, — он пожал плечами, — то было».
— Нет, — упрямо качнула головой Мирьям, — я хочу, чтобы ты знал. Все, с самого начала.
Он слушал, взяв ее за руку, а потом, тихо целуя ее, улыбнулся: «Все это прошло и никогда более не вернется. Сейчас миссис Тео родит, мы уедем в Амстердам, и всегда будем вместе. Хочешь, я с ним поговорю? Он ведь хороший человек, и, наверное, любит тебя, не хочется, чтобы он страдал».
Мирьям помолчала и вздохнула: «Он предлагал мне выйти за него замуж. Нет, — она покачала головой, — я сама ему скажу. Поцелуй меня еще, Иосиф».
— Я как раз этим и собирался заняться, — он наклонился и шепнул: «Я косы расплету, ладно?
Ты такая красивая, любовь моя, такая красивая — я все это время глаз не мог отвести, тобой любовался».
— И о червях рассказывал, — Мирьям улыбнулась, и Хосе, поцеловав ее прямо в эту улыбку, заметил: «И это только первая тетрадь, у меня их больше двух десятков».
— С нетерпением жду продолжения, — Мирьям вдруг подумала, прижавшись головой к его плечу: «Господи, так вот оно — счастье, вот оно какое».